Кнут Гамсун - Пан (пер. Химона)
Ева не двигается съ мѣста. Г-нъ Макъ приходить въ себя, удивительная увѣренность овладѣваетъ имъ; онъ отвѣчаетъ:
— Вы ошибаетесь; именно васъ-то я и ищу. Я хотѣлъ обратить ваше вниманіе на то, что съ перваго апрѣля до 15 августа запрещено стрѣлять на разстояніи, меньшемъ одной восьмой мили отъ мѣста нахожденія гнѣздъ и кладки яицъ. Сегодня вы застрѣлили двухъ птицъ около острова; эта видѣли люди.
— Я застрѣлилъ двухъ гагарокъ, — говорю я, совершенно уничтоженный. Мнѣ совершенно ясно, что человѣкъ этотъ правъ.
— Двухъ гагарокъ или двухъ гагаръ, это совѣршенно безразлично. Вы были въ мѣстности, подлежащей охранѣ.
— Я согласенъ, — сказалъ я. — Мнѣ это только сейчасъ пришло въ голову.
— Но вамъ это должно было раньше притти въ голову.
— Въ маѣ мѣсяцѣ я выстрѣлилъ изъ обоихъ стволовъ, приблизительно на томъ же самомъ мѣстѣ. Это было во время одной поѣздки на острова. Это было сдѣлано согласно вашему собственному требованію.
— Это совсѣмъ другое дѣло, — сказалъ рѣзко господинъ Макъ.
— Но, чортъ возьми, вы-то знаете ваши обязанности?
— Вполнѣ, - отвѣчалъ онъ.
Ева была наготовѣ. Когда я вышелъ, она пошла вслѣдъ за мной; она повязала платокъ и вышла изъ дому. Я видѣлъ, какъ она отправилась до дорогѣ къ амбарамъ. Господинъ Макъ пошелъ къ себѣ домой. Я обдумывалъ все это. Вотъ хитрость, сумѣть такъ вывернуться! Какъ онъ уставился на меня! Выстрѣлъ, два выстрѣла, пара гагарокъ, денежный штрафъ, уплата. Вотъ теперь все кончено съ господиномъ Макомъ и его домомъ. Собственно говоря, дѣло шло необыкновенно хорошо и быстро. Уже началъ накрапывать дождь большими, мягкими каплями. Сороки начали летать низко надъ землей, и когда я вернулся домой и отвязалъ Эзопа, онъ бросился жевать траву. Вѣтеръ началъ шумѣть.
XXIII
Въ миляхъ полутора отъ меня я вижу море. Идетъ дождь, а я въ горахъ! Нависшая скала защищаетъ меня отъ дождя. Я курю свою короткую трубку, курю одну за другой и каждый разъ, когда я ее зажигаю, табакъ ползетъ маленькими раскаленными червячками изъ золы. Такъ и мысли у меня въ головѣ. Передо мной на землѣ лежитъ связка сухихъ вѣтокъ изъ разореннаго гнѣзда. И душа моя подобна этому гнѣзду.
Я помню и теперь каждую малѣйшую мелочь изъ пережитаго мной въ эти послѣдующіе дни. Охъ!
Я сижу здѣсь въ горахъ. Море и воздухъ шумятъ, вѣтеръ и непогода бурлятъ и жалобно воютъ у меня въ ушахъ. Далеко въ морѣ виднѣются суда и яхты съ зарифленными парусами; на кормѣ люди, они всѣ стремятся куда-то; «и, Богъ знаетъ, куда хотятъ всѣ эти жизни», думалъ я.
Море, пѣнясь, вздымается и движется, движется, точно оно населено громадными, бѣшеными существами, которыя сталкиваются тѣлами и рычатъ другъ на друга; нѣтъ, это праздникъ десяти тысячъ визжащихъ чертей; они прячутъ голову въ плечи и рыскаютъ кругомъ и концами своихъ крыльевъ взбиваютъ пѣну на морѣ. Далеко-далеко въ морѣ лежитъ подводная шхера; бѣлый водяной встаетъ съ этого острова и трясетъ головой около погибшаго корабля съ парусами; вѣтеръ гонитъ его въ море, туда, въ пустынное море… Я радуюсь, что я одинъ, что никто не можетъ видѣть мои глаза; я довѣрчиво прислоняюсь къ скалѣ; я знаю, что никто за мной не стоитъ, никто не можетъ за мной наблюдать. Птица пролетаетъ надъ головой, испуская надорванный крикъ; въ эту самую минуту немного дальше отрывается кусокъ скалы и катится въ море. И молча я продолжаю сидѣть тамъ нѣкоторое время; я погружаюсь въ покой; теплое чувство удовольствія овладѣваетъ мной при мысли, что я могу безопасно сидѣть въ моемъ укромномъ уголку въ то время, какъ тамъ, наружи, не переставая, идетъ дождь. Я застегиваю свою куртку и благодарю Бога за свою теплую куртку. Прошло еще нѣкоторое время, я заснулъ.
Полдень. Я иду домой, дождь все еще идетъ. Вдругъ мнѣ попадается навстрѣчу что-то необыкновенное: на тропинкѣ передо мной стоитъ Эдварда. Она вся промокла насквозь, какъ-будто она уже давно была подъ дождемъ, но она улыбается.
«Ну, вотъ еще», подумалъ я, и злоба овладѣваетъ мной; я бѣшено сжимаю пальцами ружье и такъ иду къ ней навстрѣчу, хотя она улыбается.
— Добрый день, — говоритъ она первая.
Я дожидаюсь, пока не подойду еще на нѣсколько. Шаговъ ближе и говорю:
— Привѣтствую васъ, прекрасная дѣва!
Она поражена моей шутливостью. Ахъ, я не зналъ, что я говорилъ. Она робко улыбается и смотритъ на меня.
— Вы были сегодня въ горахъ? — спрашиваетъ она. — Вы весь промокли. У меня есть здѣсь платокъ; если хотите, возьмите его, я могу обойтись безъ него… Нѣтъ, вы меня не узнаете. — И она опускаетъ глаза и качаетъ головой.
— Платокъ? — возражаю я и скрежещу зубами отъ злобы и удивленія. — А вотъ у меня есть здѣсь и куртка, хотите вы взять ее у меня? Я могу безъ нея обойтись; я каждому охотно бы ее отдалъ, и такъ что вы можете спокойно взять ее себѣ. Я съ удовольствіемъ отдалъ бы ее женѣ какого-нибудь рыбака.
Я видѣлъ, что она напряженно слушала, что я говорилъ; она слушала съ такимъ вниманіемъ, что стала противной и забыла закрыть ротъ. Она стоитъ съ платкомъ въ рукѣ; это бѣлый шелковый платокъ; она сняла его съ шеи. Я тоже стаскиваю съ себя куртку.
— Бога ради, надѣньте ее! — восклицаетъ она. — Вы не должны этого дѣлать. Неужели вы такъ на меня злы. Нѣтъ, надѣньте же куртку, пока вы еще не совсѣмъ промокли.
Я снова надѣлъ куртку.
— Куда это вы? — спросилъ я глухимъ голосомъ.
— Такъ, никуда… Я не понимаю, какъ вы могли снять вашу куртку…
— Гдѣ сегодня баронъ? — спрашиваю я. — Въ такую погоду графъ не можетъ быть въ морѣ…
— Гланъ, я хотѣла сказать вамъ одну вещь…
Я перебиваю ее:
— Могу я васъ просить передать герцогу мой поклонъ.
Мы смотримъ другъ на друга. Я готовъ и дальше перебивать ее, какъ только она откроетъ ротъ. Наконецъ, по ея лицу скользить страдальческое выраженіе; я отворачиваюсь и говорю:
— Откровенно говоря, откажите вы вашему принцу, фрёкэнъ Эдварда. Этотъ человѣкъ не для васъ. Увѣряю васъ, онъ всѣ эти дни расхаживаетъ и размышляетъ, жениться ли ему на васъ или нѣтъ, а этимъ вамъ нельзя вѣдь услужить.
— Нѣтъ, не будемъ объ этомъ говорить, не правда ли? Я думала о васъ. Вы могли снять свою куртку и промокнуть ради другой; я пришла къ вамъ…
Я пожимаю плечами и продолжаю:
— Я предлагаю вамъ взять доктора вмѣсто него. Въ чемъ вы можете его упрекнуть? Мужчина въ цвѣтѣ лѣтъ, прекрасная голова. Подумайте объ этомъ.
— Послушай меня, хоть минуточку…
— Эзопъ, моя собака, ждетъ меня въ хижинѣ. — Я снялъ шляпу, поклонился и опять сказалъ:
— Привѣтъ вамъ, прекрасная дѣва. — Съ этими словами я пошелъ.
Она вскрикнула:
— Нѣтъ, не вырывай у меня сердца изъ груди. Я пришла къ тебѣ сегодня, караулила здѣсь тебя и улыбалась, когда ты шелъ сюда. Теперь я чуть было съ ума не сошла, потому что ни о чемъ другомъ я думать не могла; все кружилось вокругъ меня, и я все время думала о тебѣ. Сегодня я сидѣла у себя въ комнатѣ; кто-то вошелъ; я подняла глаза, хотя я все равно знала, кто пришелъ. — Я вчера гребъ четверть мили, — сказалъ онъ. — Вы не устали? — спросила я. — Ахъ, конечно, я очень усталъ, и у меня на рукахъ образовались волдыри, — сказалъ онъ и казался очень огорченнымъ этимъ послѣднимъ обстоятельствомъ. Я подумала: «Вотъ чѣмъ онъ огорченъ!» Немного времени спустя, онъ прибавилъ:- Ночью я слышалъ шопотъ подъ моимъ окномъ, это ваша горничная была занята интимной бесѣдой съ однимъ изъ вашихъ приказчиковъ. — Да, они намѣреваются вступить въ бракъ, — сказала я. — Да, но это было въ два часа ночи. — Ну такъ что же? — спросила я и тотчасъ же прибавила:- ночь принадлежитъ имъ. — Онъ поправилъ на носу свои золотые очки и замѣтилъ:- Но, не правда ли, вы находите это все-таки неудобнымъ такъ поздно, ночь? — Я не поднимала глазъ, и такъ мы просидѣли десять минутъ. — Не могу ли я накинуть вамъ шаль на плечи? — спросилъ онъ. — Нѣтъ, благодарю васъ, — отвѣчалъ я. — Кто-то завладѣетъ вашей маленькой ручкой? — сказалъ онъ. Я не отвѣчала, мои мысли были далеко. Онъ положилъ мнѣ на колѣни маленькую коробочку; я открыла коробку и нашла въ ней булавку; на булавкѣ была корона, и я насчитала въ ней десять камней… Гланъ, булавка у меня здѣсь, хочешь ее посмотрѣть? Она растоптана… Подойди сюда и посмотри, какъ она растоптана… — Ну, что мнѣ дѣлать съ булавкой? — спросила я. — Она должна украшать васъ, — отвѣчалъ онъ. Но я протянула ему булавку обратно и сказала! — Оставьте меня въ покоѣ, я думаю больше о другомъ. — О комъ? — спросилъ онъ. — Объ одномъ охотникѣ, - отвѣчала я;- онъ подарилъ мнѣ на память всего два птичьихъ пера; возьмите же вашу булавку. — Но онъ не хотѣлъ брать обратно булавки. Я въ первый разъ взглянула на него, его глаза были такіе пронизывающіе. — Я не возьму обратно булавки, дѣлайте съ ней что хотите; растопчите ее, — сказалъ онъ. — Я встала, положила булавку подъ каблукъ и наступила. Это было сегодня утромъ… Цѣлыхъ четыре часа я все здѣсь хожу и жду; послѣ обѣда я ушла. Онъ встрѣтилъ меня наверху, на дорогѣ. — Куда вы идете? — спросилъ онъ. — Къ Глану, — отвѣчала я! — я хочу попросить его не забывать меня… — Вотъ ужъ съ часъ, какъ я жду тебя здѣсь, я стояла подъ деревомъ и видѣла, какъ ты шелъ, ты былъ точно Богъ. Я люблю твою осанку, твою бороду и твои плечи, все въ тебѣ я люблю… Теперь ты нетерпѣливъ, ты хочешь уйти, я для тебя безразлична, ты даже не смотришь на меня…
