Томас Гарди - Мэр Кэстербриджа
Фарфрэ взял свою дорожную сумку и вместе с Хенчардом пошел обратно по Северо-западной аллее. Теперь Хенчард жаждал излить ему душу.
– Если мне человек не нравится, – начал он, – я, как никто, умею держать его на расстоянии. Но уж если он пришелся мне по душе, он захватит меня целиком. Вы, я думаю, не откажетесь позавтракать еще раз? Ты встал так рано, что тебе едва ли удалось бы поесть вволю, даже если бы у них там и нашлось, чем тебя угостить, а у них, конечно, ничего не было; так пойдем ко мне и наедимся досыта и, если хочешь, напишем все условия черным по белому, хотя я – хозяин своего слова. Я люблю сытно поесть с утра. У меня уже готов замечательный холодный паштет из голубей. И, кроме того, можно выпить домашнего пива, если угодно.
– Для этого еще слишком рано, – сказал Фарфрэ, улыбаясь.
– Будь по-вашему. Сам я дал зарок не пить, но приходится варить пиво для рабочих.
Так беседуя, они вернулись в город и вошли в дом Хенчарда с заднего, служебного хода. Сделку заключили во время завтрака, и Хенчард с расточительной щедростью накладывал еду на тарелку молодого шотландца. Он не успокоился, пока Фарфрэ не написал в Бристоль просьбы переслать его багаж в Кэстербридж и не отнес письмо на почту. Затем, как всегда, подчиняясь внезапному желанию, Хенчард заявил, что его новый друг должен жить у него в доме, хотя бы до тех пор, пока не найдет себе подходящей квартиры.
Обойдя вместе с Фарфрэ все комнаты, Хенчард показал ему склады зерна и других товаров и наконец привел молодого человека в контору, где его и увидела Элизабет.
ГЛАВА X
Пока она сидела перед шотландцем, в дверях показался человек, вошедший как раз в тот миг, когда Хенчард открывал дверь кабинета, чтобы впустить Элизабет. Человек быстро шагнул вперед – словно самый проворный из расслабленных Вифезды – и, опередив девушку, прошел в кабинет. Она слышала, как он сказал Хенчарду:
– Джошуа Джапп, сэр… по вашему вызову… новый управляющий.
– Новый управляющий?.. Он у себя в конторе, – проговорил Хенчард резким тоном.
– У себя в конторе?.. – оторопело повторил человек.
– Я писал: явитесь в четверг, – начал Хенчард, – и раз вы не явились в назначенный день, я нанял другого управляющего. Я даже сперва думал, что он – это вы. Или, по-вашему, дело может ждать?
– Вы писали «в четверг или в субботу», сэр, – возразил пришедший, вынимая письмо.
– Так или иначе, вы опоздали, – отозвался Хенчард. – Разговор окончен.
– Но вы же почти наняли меня, – пробормотал человек.
– С оговоркой, что мы условимся окончательно после того, как увидимся, – возразил Хенчард. – Мне очень жаль… очень жаль, уверяю вас. Но ничего не поделаешь.
Говорить было больше не о чем, и человек вышел. Когда он проходил мимо Элизабет-Джейн, она заметила, что губы его дрожат от гнева, а лицо искажено горьким разочарованием.
Теперь в кабинет вошла Элизабет-Джейн и стала перед хозяином дома. Он равнодушно скосил глаза под черными бровями; – казалось, в этих темных глазах всегда поблескивали красные искры, хотя вряд ли это могло быть на самом деле, – и устремил взгляд на девушку.
– Что вам угодно, моя милая? – спросил он мягко.
– Можно мне поговорить с вами… по личному делу, сэр? – спросила она.
– Да… конечно.
Теперь он внимательно смотрел на нее.
– Меня послали сказать вам, сэр, – продолжала она простодушно, – что ваша дальняя родственница, Сьюзен Ньюсон, вдова моряка, находится здесь, в городе, и хочет знать, желаете ли вы ее видеть.
Яркий румянец Хенчарда, представлявший резкий контраст с его черными волосами, слегка померк.
– Так, значит… Сьюзен… еще жива? – проговорил он с трудом.
– Да, сэр.
– Вы ее дочь?
– Да, сэр… ее единственная дочь.
– А… как вас зовут?.. Как ваше имя?
– Элизабет-Джейн, сэр.
– Ньюсон?
– Элизабет-Джейн Ньюсон, сэр.
Хенчард сразу же понял, что сделка, заключенная на Уэйдонской ярмарке через два года после его брака, не занесена в летописи семьи. Этого он не ожидал. Его жена отплатила ему добром за зло и не рассказала о своей обиде ни дочери, ни другим людям.
– Я… меня очень заинтересовали ваши слова, – проговорил он. – У нас с вами не деловой разговор, а приятный, поэтому пойдемте в дом.
Очень учтиво, что удивило Элизабет, он провел ее из кабинета через соседнюю комнату, где Дональд Фарфрэ рылся в ларях, рассматривая образцы зерна с пристальным вниманием служащего, который только что вступил в должность. Хенчард прошел впереди девушки через калитку в степе, и картина внезапно изменилась: они очутились в саду и пошли к дому среди Цветов. В столовой, куда Хенчард пригласил Элизабет, еще не были убраны остатки обильного завтрака, которым он угощал Фарфрэ. Комната была загромождена тяжелой мебелью красного дерева, самого темного красно-коричневого оттенка. Раскладные столы с опускными досками, такими длинными, что они доходили почти до пола, стояли у стен, и ножки их напоминали ноги слона, а на одном столе лежали три огромных фолианта; семейная Библия, «Иосиф» и «Полный свод нравственных обязанностей человека». Полукруглая желобчатая решетка камина была украшена литыми барельефами урн и гирлянд, а кресла были в том стиле, который впоследствии прославил имена Чиппендейла и Шератона, но такого фасона, который, наверное, и не снился этим знаменитым мастерам-мебельщикам.
– Садись… Элизабет-Джейн… садись, – проговорил Хенчард, и голос его дрогнул, когда он произнес ее имя; потом сел сам и, уронив руки между коленями, устремил глаза на ковер. – Так, значит, твоя мать здорова?
– Она очень устала с дороги, сэр.
– Вдова моряка… а когда он умер?
– Отец пропал без вести прошлой весной.
Хенчард поморщился при слове «отец».
– Вы с ней приехали из-за границы… из Америки или Австралии? – спросил он.
– Нет. Мы уже несколько лет живем в Англии. Мне было двенадцать, когда мы приехали из Канады.
– Так-так…
Он расспросил девушку о том, как они жили, и узнал все то, что раньше было скрыто от него глубокой тьмой, – ведь он давно уже привык считать их обеих умершими. Поговорив о прошлом, он вновь обратился к настоящему:
– А где остановилась твоя мать? – В гостинице «Три моряка».
– Значит, ты ее дочь Элизабет-Джейн? – повторил Хенчард. Он встал, подошел к ней вплотную и посмотрел ей в лицо. – Я думаю, – сказал он, внезапно отвернувшись, так как на глазах у него показались слезы, – что мне надо дать тебе записку к матери. Мне хочется повидать ее. Покойный муж оставил ее без средств?
Взгляд его упал на платье Элизабет – приличное, черное, самое лучшее ее платье, но явно старомодное даже на взгляд кэстербриджца.
– Да, почти без средств, – ответила девушка, довольная тем, что он сам догадался и ей не пришлось начинать разговор на эту тему.
Он сел за стол и написал на листке несколько строк, потом вынул из бумажника пятифунтовую бумажку и вложил ее в конверт вместе с письмом, но, подумав, вложил еще пять шиллингов. Аккуратно запечатав письмо, он написал адрес: "Миссис Ньюсон. Гостиница «Три моряка», – и отдал пакет Элизабет.
– Пожалуйста, передай ей это из рук в руки, – сказал Хенчард. – Ну, я рад видеть тебя здесь, Элизабет-Джейн… очень рад. Надо будет нам с тобой поговорить поподробней… но не сейчас.
Прощаясь, он взял ее руку и сжал с такой горячностью, что девушка, почти не встречавшая дружеского отношения, растрогалась, и слезы навернулись на ее светло-серые глаза. Как только она ушла, Хенчард дал волю своим чувствам; закрыв дверь столовой, он сел и долго сидел недвижно и прямо, впившись глазами в стену напротив и словно читая на ней свою историю.
– Клянусь богом! Не думал я, что так случится, – внезапно воскликнул он, вскочив с места. – А может, они самозванки… и Сьюзен с ребенком все-таки умерла?
Но в Элизабет-Джейн было нечто такое, что побуждало его не сомневаться хотя бы в ней. Через несколько часов должны были разрешиться его сомнения и относительно ее матери: в записке он приглашал ее увидеться с ним в тот же вечер.
– Пошел дождик – ждите ливня! – сказал себе Хенчард. Неожиданное событие затмило его острый интерес к новому другу-шотландцу, и в течение этого дня Дональд Фарфрэ видел своего хозяина так мало, что удивился его непостоянству.
Между тем Элизабет вернулась в гостиницу. Вместо того чтобы взять письмо сразу же, как это сделала бы бедная женщина, ожидающая помощи, мать при виде его разволновалась. Она не сразу принялась читать его, но сначала попросила Элизабет рассказать, как мистер Хенчард принял ее и что именно он говорил. Мать распечатала письмо, когда Элизабет стояла к ней спиной. В нем было написано:
"Если можешь, приходи повидаться со мной сегодня вечером в восемь часов на Круг, что по дороге в Бедмут. Ты без труда узнаешь, как туда пройти. Пока больше ничего не могу сказать. Потрясен сообщением. Девочка, видимо, ни о чем не знает. Не говори ей ничего, пока мы не увидимся.
