Жены и дочери. Мэри Бартон [сборник 2023] - Элизабет Гаскелл

Молли не на шутку озадачивали ее отношения с мистером Престоном. Молли была твердо убеждена, что раньше, в Эшкомбе, между ними существовала куда большая близость, воспоминания о которой не вызывают у Синтии ничего, кроме досады и раздражения: она пыталась предать эту близость забвению с тем же упорством, с каким мистер Престон постоянно о ней напоминал. Что именно положило конец их дружбе и почему теперь Синтия питает к мистеру Престону такую неприязнь, равно как и многие другие невысказанные обстоятельства, так или иначе связанные с этими двумя фактами, оставались тайнами Синтии; да и вообще в период зарождения их дружбы Синтия с большой ловкостью отражала все невинные попытки Молли узнать побольше о временах ее раннего девичества. Молли то и дело наталкивалась на глухую стену, которую ей было не преодолеть, по крайней мере теми деликатными средствами, которыми она только и умела пользоваться. Возможно, под нажимом более сильного любопытства, способного обратить в свою пользу любую оговорку, любую вспышку чувства, Синтия и рассказала бы все полностью. Но интерес Молли был порожден исключительно приязнью, а не низменным желанием вызнать всю подноготную, дабы пощекотать собственные чувства; поняв, что Синтия не хочет рассказывать об этом периоде своей жизни, Молли просто перестала заводить о нем речь. На протяжении всей зимы Синтия относилась к Молли с ровной мягкостью и неизменной добротой, однако Молли была единственной, к кому эта красавица проявляла подобное постоянство. Влияние мистера Гибсона, безусловно, шло ей во благо, тем более что она видела, как он к ней привязан; пытаясь по мере сил не уронить себя в его глазах, она поначалу подавляла в его присутствии желание ответить матери очередной колкостью или исказить до неузнаваемости непререкаемую истину. Однако теперь Синтия жила в постоянном напряжении, которое породило в ней нервозность; даже неизменно готовая защищать ее Молли не могла не замечать уловок, к которым та прибегала, когда слова или поступки мистера Гибсона слишком уж противоречили ее желаниям. Над матерью она иронизировала реже, чем раньше, зато стала проявлять по отношению к ней доселе несвойственную ей раздражительность. Все эти перемены в расположении духа и отношении к близким на деле происходили не враз, а мягко и постепенно и растянулись на многие месяцы — многие зимние месяцы с их долгими вечерами и ненастной погодой, которые вообще способны выявлять душевные противоречия, как холодная вода, если плеснуть ею на фреску, выявляет былую яркость красок.

Мистер Престон провел почти все это время в Эшкомбе, ибо лорд Камнор так и не смог найти достойного агента ему на замену; соответственно, пока это менее ответственное место оставалось незанятым, мистер Престон исполнял двойные обязанности. Миссис Гудинаф тяжело заболела, и маленькое холлингфордское общество, почитавшее ее своим незаменимым членом, предпочитало не собираться, пока не минует нависшая над ней опасность. Визиты, соответственно, совершались редко; и хотя мисс Браунинг заявила, что отсутствие светских искушений крайне благотворно для умственных занятий и особенно уместных после всех легкомысленных развлечений предыдущей осени, когда что ни неделя, то давали прием в честь мистера Престона, однако мисс Фиби признавалась в тесном кругу, что у них с сестрой вошло в привычку ложиться спать в девять вечера, поскольку играть в криббидж с пяти до десяти, вечер за вечером, конечно, хорошо, но, пожалуй, некоторый перебор. В общем, зима эта выдалась в Холлингфорде спокойной, но несколько монотонной, поэтому местное высшее общество с восторгом восприняло полученное в марте известие о том, что мистер Киркпатрик, только что возведенный в ранг королевского советника, намерен погостить пару дней у своей невестки миссис Гибсон. Центром всех пересудов стала спальня миссис Гудинаф; сплетни всю жизнь были ее хлебом насущным, а теперь служили и более питательными яствами.

— Господи твоя воля! — возгласила сия пожилая дама, воспрянув духом настолько, чтобы усесться в покойном кресле, опираясь руками на подлокотники. — Да уж и кто бы мог подумать, что у нее этакая знатная родня! Мистер Эштон мне как-то говорил, что королевский советник — он верным делом дорастет до судьи, как вот котенок верным делом дорастет до кота. Так вы представьте себе — она, почитай, сестра судьи! Я, надо вам сказать, однажды видала настоящего судью и, помнится, еще подумала, какая бы вышла замечательная зимняя мантилья, ежели перешить его старую мантию, вот только бы знать, где такой поношенной мантией разжиться. Уж я-то знаю, что она, когда жила в Эшкомбе, свои шелковые платья и перелицовывала, и перекрашивала, и чистила, а там, гляди, перелицовывала еще и по новой. Держала там школу — а притом такая близкая родня королевскому советнику! Да и школа, кстати сказать, была так себе — не больше десяти учениц и в лучшие времена; он небось про нее и вовсе не слышал.

— Очень хотелось бы знать, что ему подадут на ужин, — вступила в разговор мисс Браунинг. — Нынче неподходящее время принимать гостей: дичи не достанешь, ягнятина в этом году припозднилась, а курицу не купить ни за какие деньги.

— Так придется ему удовольствоваться телячьей головой, — разом порешила миссис Гудинаф. — Не расхворайся я да не ослабни, я списала бы бабкин рецепт фаршированной телячьей головы да послала бы миссис Гибсон — доктор уж так пестовал меня, пока я болела; а ежели бы дочка прислала мне осенних цыплят из Кумбермера, уж я бы всяко не пожалела их для докторского стола; да только она всех уже перерезала и слала мне одного за другим, а к последнему приложила записку, что вот, мол, на этом всё.

— Узнать бы, станут ли они давать прием в его честь, — вступила в разговор мисс Фиби. — Хоть бы разок в жизни поглядеть на королевского советника. Копьеносцев-то мне видеть доводилось, но более высокопоставленных особ из судейского сословия — никогда.

— Они, разумеется, пригласят мистера Эштона, — сказала мисс Браунинг. — «Три дара в черном: Право, Вера и Наука», как поется в песенке. Если в почтенном семействе дают обед из двух перемен, всегда приглашают приходского священника.

— Знать бы, женат он или холост, — произнесла миссис Гудинаф.

Мисс Фиби и сама втайне гадала о том же, однако девичья скромность не позволяла ей задать этот вопрос никому, даже собственной сестре, которая располагала наиболее подробными сведениями, ибо встретила миссис Гибсон на улице по пути к дому миссис Гудинаф.

— Он женат, и, похоже, у него несколько детей, потому что миссис Гибсон сказала мне, что Синтия Киркпатрик однажды ездила к ним с визитом в Лондон и брала там уроки вместе с кузинами. А еще она сказала, что