Томас Манн - Доктор Фаустус
Это случилось только однажды. Ничего похожего больше не повторялось. Уже в Вейсенфельзе, когда она опять к нему подошла, он ее встретил изъявлениями радости и нежности и затем дома, послушливое дитя, по пятам ходил за той, что с полным самозабвением — самозабвением, на которое способна только мать, отдалась присмотру за ним. В доме на хуторе Бюхель, где тоже давно хозяйничала невестка и подрастали два внука, он стал жить в той же верхней комнатке, которую мальчиком делил со старшим братом, и опять ветви — только уже не вяза, а старой липы — шевелились под его окном, и он даже выказал удовольствие, почуяв дивный аромат ее цветов в месяц своего рождения. Часто он сидел и на круглой скамейке в ее тени, — домочадцы со спокойной душой оставляли его одного в его полудремотном состоянии, — где мы детьми распевали каноны с крикливой скотницей Ханной. О его моционе заботилась мать и, взяв его под руку, ходила с ним на прогулки по мирным полям и холмам. Встречным он обычно протягивал руку, и она его не удерживала, только обменивалась скорбным кивком с тем, кого он приветствовал.
Я снова увидел дорогого моего друга в 1935 году, приехав уже отставным учителем на хутор Бюхель, чтобы поздравить его с пятидесятилетием. Липа была в цвету, он сидел под ней. Сознаюсь, у меня подгибались колени, когда я, с букетом цветов в руке, подходил к нему вместе с матерью. Мне показалось, что он стал меньше ростом, верно, из-за ссутулившейся спины и склоненного набок плеча; на меня глянул изможденный лик Ecce homo, несмотря на здоровый сельский румянец, со страдальчески приоткрытым ртом и невидящими глазами. Если в последний раз в Пфейферинге он не пожелал узнать меня, то теперь было уже вполне ясно, что никаких воспоминаний, хоть старушка и старалась что-то ему втолковать, моя особа в нем не вызвала. Из того, что я пробормотал о значении этого дня и цели моего приезда, он, видимо, ничего не понял. Только цветы на миг привлекли его внимание, но тут же он и от них отвернулся.
Еще раз я видел его в 1939 году, после покорения Польши, за год до его кончины, которую суждено было пережить его восьмидесятилетней матери. Она провела меня вверх по лестнице в его комнату и с ободряющим восклицанием: «Входите, входите, он вас не замечает!» — вошла к нему, я же, объятый трепетом, остался стоять в дверях. В глубине комнаты на шезлонге, повернутом изножьем к двери, так что мне было видно его лицо, под легким шерстяным одеялом лежал тот, кто был некогда Адрианом Леверкюном и под этим именем остался бессмертен. Бледные руки, одухотворенное строение которых я всегда любил, были скрещены на груди, как у средневекового надгробного изваяния. Сильно поседевшая борода еще больше вытянула в длину исхудалое лицо, ставшее разительно схожим с лицом эль-грековского дворянина. Издевательская игра природы — создать облик высшей одухотворенности там, где дух уже угас! Глаза глубоко запали в орбиты, брови стали кустистыми, и из-под них фантом устремил на меня несказанно суровый, грозно-испытующий взгляд, заставивший меня содрогнуться, но уже через секунду как бы иссякший настолько, что глазные яблоки вывернулись кверху, наполовину исчезли под веками и начали безостановочно блуждать туда и сюда. Повторному приглашению матери подойти поближе я не последовал и, плача, удалился.
Двадцать пятого августа 1940 года ко мне сюда, во Фрейзинг, пришла весть о том, что угас остаток жизни, которая наполнила собственную мою жизнь основным ее содержанием — любовью, трепетом, ужасом и гордостью. У разверстой могилы на маленьком кладбище в Обервейлере вместе со мной стояли, кроме родных, Жанетта Шейрль, Рюдигер Шильдкнап, Кунигунда Розенштиль, Мета Нэкеди и еще неведомая женщина под густой вуалью, исчезнувшая, как только первые комья земли ударились о крышку гроба.
Германия, с лихорадочно пылающими щеками, пьяная от сокрушительных своих побед, уже готовилась завладеть миром в силу того единственного договора, которому хотела остаться верной, ибо подписала его собственной кровью. Сегодня, теснимая демонами, один глаз прикрывши рукою, другим уставясь в бездну отчаяния, она свергается все ниже и ниже. Скоро ли она коснется дна пропасти? Скоро ли из мрака последней безнадежности забрезжит луч надежды и — вопреки вере! — свершится чудо? Одинокий человек молитвенно складывает руки: Боже, смилуйся над бедной душой друга, моей Отчизны!
Нелишне уведомить читателя, что манера музыкальной композиции, о которой говорится в главе XXII, так называемая двенадцатизвуковая, или серийная, техника, в действительности является духовной собственностью современного композитора и теоретика Арнольда Шёнберга и в некоей идеальной связи соотнесена мною с личностью вымышленного музыканта — трагическим героем моего романа. Да и вообще многими своими подробностями музыкально-теоретические разделы этой книги обязаны учению Шёнберга о гармонии.
Томас Манн
Примечания
1
Перевод Д. Минаева.
2
Присягнувший на верность (лат.).
3
Виола д’аморе (б у к в.: «виола любви») (ит.).
4
Божественным вдохновением (лат.).
5
«Деяния римлян» (лат.).
6
Мать-кормилица Юпитера (лат.).
7
Жизни (лат.).
8
Параллельные места (лат.).
9
Склад (лат.).
10
Император Римский… Саксонский (лат.).
11
Остановившееся время; б у к в.: «ныне стоящее» (лат.).
12
Гобой д’амур (б у к в.: «гобой любви») (ит.).
13
Виола да гамба (б у к в.: «ножная виола») (ит.).
14
Дядя (ит.).
15
Крайность (лат.).
16
«Адажио очень простое и певучее» (ит.).
17
«Аллегро фугато» (ит.).
18
«Слава» (лат.).
19
«Верую» (лат.).
20
«Торжественная месса» (лат.).
21
Святая Дева! (ит.)
22
Глазами слушать — тонкий дар любви (англ.). (Перевод С. Маршака.)
23
«Таинство беззакония» (гр.).
24
Нечто постыдное (лат.).
25
«Легкая соната» (ит.).
26
Подражание Богу (лат.).
27
Будь здоров, прощай (лат.).
28
«О граде Божием» (лат.).
29
Университета в Галле (лат.).
30
Противоречие в определении (лат.).
31
Сам (учитель) сказал (гр.).
32
Мышления (лат.).
33
Если бы дьявол не был лжецом и человекоубийцей (лат.).
34
Говоришь, а не делаешь (лат.).
35
«Будем радоваться» (лат.).
36
З д е с ь: допущенный к чтению лекций в университете (лат.).
37
Бич еретиков-фанатиков (лат.).
38
Демонические наваждения (лат.).
39
Навязчивой идее (фр.).
40
В полном составе (лат.).
41
Что мы и доказываем (лат.).
42
Учеником (ит.).
43
Сокрушения сердца, покаяния (лат.).
44
З д е с ь: равным образом (лат.).
45
Беги, человек! (лат.)
46
Пока! (англ.)
47
Введения во храм (лат.).
