Аббатство кошмаров. Усадьба Грилла - Томас Лав Пикок
Переводы античных авторов, строки которых составили эпиграфы, особенно в повести «Усадьба Грилла», даны в переводе не с подлинника, но с английского, поскольку английский перевод выполнен Пикоком. Исключение составили те случаи, когда к переводу авторов, цитируемых Пикоком, обращались такие переводчики, как В. А. Жуковский, Н. И. Гнедич, В. Иванов, С. В. Шервинский, С. А. Ошеров, М. Л. Гаспаров, Б. И. Ярхо.
АББАТСТВО КОШМАРОВ
Пикок работал над повестью с апреля по июнь 1818 г. Однако замысел, по-видимому, относится к весне 1817 г. В ту пору Пикок жил неподалеку от Шелли в Марло и имел возможность наблюдать своеобразное и пестрое общество, которое собиралось в доме поэта. Частыми гостями были критик Ли Хант, отец второй жены Шелли, писатель и видный публицист Уильям Годвин, литератор, специалист по античности, друг Шелли Томас Джефферсон Хогг. Литературные споры, политические дебаты не стихали в Марло. Здесь, в доме поэта, вынашивались идеи, которым суждено было сыграть свою, достаточно видную роль в развитии английской литературы и становлении английской общественной жизни первых десятилетий XIX в. В это время Шелли работает над «Предложением поставить реформу на всенародное голосование»; Пикок не без влияния Шелли создает роман «Мелинкорт», в котором сильны политические мотивы.
Под воздействием Пикока Шелли увлекается античностью. В мае 1817 г. по совету друга он принимается за чтение «Золотого осла» Апулея. Особенное удовольствие ему доставил эпизод о Купидоне и Психее. Летом этого же года друзья читают и обсуждают «Пир» Платона и «О природе вещей» Лукреция.
Для Шелли, как и для Пикока, главное в античности — восприятие мира, жизни, любви, творчества как вечного праздника. Любовь — высший идеал, торжество физических и духовных сил человека; в ней нет ничего от аскетизма и смирения христианской любви, которые проповедовал в эти же годы Вордсворт.
В значительной степени из этих совместных чтений, а главное, обсуждений родились стихотворения на мифологические сюжеты Шелли, ключевые для понимания античности в его творчестве и философии, а также сатирико-комические произведения Пикока, в частности «Аббатство кошмаров». Знаменательно, что форма повествования в этой повести по природе своей столь же диалектична, как разговоры Пикока и Шелли.
11 марта 1818 г. Шелли с Мэри Годвин уезжают в Италию. Спустя несколько дней Пикок пишет Хоггу из Марло: «С понедельника я здесь одинок, как облако в небе, и печален, как брошенная хозяевами кошка... Дня три я грустил, отдавшись воспоминаниям... Но все же мне удалось одолеть тоску... и сейчас я работаю над комическим романом «Аббатство кошмаров» и забавляюсь, высмеивая мрак и мизантропию современной литературы. Надеюсь, что, благодаря моим стараниям, даже на ее изможденном лице появится улыбка»[962].
«Моя задача в «Аббатстве кошмаров», — писал Пикок Шелли 15 сентября 1818 г., — представить в философском аспекте болезнь современной литературы». В мае 1818 г. в письме к Шелли он замечает: «Я почти что закончил «Аббатство кошмаров». С моей точки зрения, необходимо противостоять постоянному отравлению желчью. Четвертая песнь «Чайльд Гарольда» и в самом деле никуда не годится. Я не могу позволить себе быть эдаким auditor tantum и молча взирать, как систематически отравляется сознание публики».
Получив такое послание, Шелли пришел к выводу, что Пикок в «Аббатстве» решил сразиться с «унынием и мизантропией», которые, с точки зрения Шелли, овладели умами после поражения Французской революции. Во всяком случае, так свою задачу обосновал поэт в предисловии к «Восстанию Ислама»: «Поэма, ныне выпускаемая мною в свет... попытка проверить состояние умов и узнать, что уцелело после бурь, потрясших нашу эпоху... Многие из наиболее пылких и чувствительных ревнителей общественного блага потерпели моральный крах, потому что в их одностороннем восприятии прискорбный ход событий, казалось, возвещал плачевную гибель всех их заветных надежд. Вот почему уныние и мизантропия стали знамением нашего времени, прибежищем разочарованных, бессознательно находящих облегчение в своенравном преувеличении собственного отчаяния. Эта безнадежность наложила печальный отпечаток и на литературу нашего времени»[963].
25 июля 1818 г. Шелли писал Пикоку: «Вы пишете, что закончили «Аббатство кошмаров». Надеюсь, Вы не дали врагу пощады. Помните, это — священная война».
Однако цели у писателей были разные: Шелли пытался понять природу романтической философии и мировоззрения, Пикок же высмеять издержки романтизма, причем иногда вместе с водой он выплескивал из ванны и младенца. Главным героем стал Скютроп, персонаж, прототипом которого в значительной степени стал Шелли.
Досталось, однако, в повести не только Шелли, но и другим романтикам, и в первую очередь Колриджу и Байрону.
Опасаясь недовольства Шелли, Пикок не торопился переслать ему в Италию уже законченный текст повести. Удивленный Шелли писал 16 августа 1818 г.: «Итак, «Аббатство кошмаров» закончено. Что же там содержится? Что это такое? Вы так это скрываете, словно священные страницы его продиктованы жрецом Цереры»[964].
Интересна реакция на повесть корифеев английского романтизма. В письме от 20 июня 1819 г. Шелли пишет: «Я восхищен «Аббатством кошмаров». Скютропа я считаю отлично задуманным и изображенным и не нахожу довольно похвал легкости, чистоте и силе слога. В этом Ваша повесть превосходит все, Вами написанное. Развязка великолепна. Мораль, насколько я понимаю, может быть выражена словами Фальстафа: «Бога ради, говори по-человечески». А все же, если взглянуть глубже, разве не бестолковый энтузиазм Скютропа составляет то, что Иисус Христос назвал солью земли?»[965]
Не обиделся и Байрон. Прочитав роман, он прислал Пикоку розу, дав понять этим жестом, что не имеет ничего против иронии в «Аббатстве». Пикок был тронут отношением Байрона: он поместил розу в золотой медальон, на задней стороне которого приказал выгравировать: «От Байрона Пикоку, 1819».
Фамилии, а также и некоторые имена в повести — «говорящие», которым в переводе Е. А. Суриц, следуя замыслу Пикока, нашла соответствующие эквиваленты.
Среди «говорящих» фамилий и имен особое место занимают те, что восходят к греческим словам. При переводе им не подыскивались соответствующие русские фамилии-«вывески». Их русификация была бы избыточной; как правило, Пикок объясняет их этимологию в собственных примечаниях. Эти фамилии транскрибировались в соответствии с нормой не английского, но греческого произношения (например, Scythrop).
Ниже дается список «говорящих» фамилий, для сравнения в английском и русском варианте. Герои приводятся в порядке их появления в повести.
Кристофер Сплин — Christopher Gloury.
Скютроп — Scythrop. Имя производное от греческого σκύθρωπος — грустный, мрачной наружности. В этом образе узнаются черты восемнадцатилетнего Шелли. Любопытно, что башню в Валзавано, где он работал над драмой «Ченчи», он называл «башней Скютропа».
Мистер Пикник — Mr. Hilary.
Мистер
