Эрих Кестнер - Трое в снегу
Отель очень знатный. Публика тоже. Вид у господина тайного советника, конечно, ужасный. От одного галстука становится дурно. Но его не выгнали. Завтра я схожу в его номер и наведу порядок. Электрический утюг я захватил с собой, Вы представляете: он хотел срезать для снеговика пуговицы со своего костюма. С него глаз нельзя спускать. Женщины вовсю ухлестывают за кандидатом Хагедорном. Они принимают его за престолонаследника. А он безработный и говорит, что нельзя влюбляться в каждую хорошенькую женщину. Это заведет слишком далеко.
Завтра я начну учиться ходить на лыжах. Частные уроки. Нечего всем глазеть, как я буду шлепаться. Швейцар поначалу принял господина тайного советника за торговца вразнос. Вот как получилось.
Но он только посмеивается. По крайней мере мне разрешено быть с ним знакомым и разговаривать. Я очень рад. Это я уже писал. Но все равно очень рад.
Мы были в баре и кое-что выпили. Но от звездного неба опять протрезвели. И от снеговика. Он стоит у ворот отеля. Туристы завтра удивятся.
Скоро я Вам опять напишу. Надеюсь, не сломаю себе ничего существенного. Кататься на лыжах довольно опасно. Кто позаботится о господине тайном советнике, если я буду лежать в гипсе? Ладно, постараюсь остаться целым. Надеюсь, что у Вас все в порядке, дорогая фройляйн Хильда. Не беспокойтесь за Вашего отца. Можете на меня положиться. Да Вы это знаете.
Передайте от меня привет Кункель. Придумать такое — позвонить в отель по телефону — это на нее похоже. Больше мне ей нечего сказать.
С совершенным почтением и лыжным приветом
Ваш старый Иоганн Кессельгут
Глава девятая
Трое в снегу
Около семи утра первые лыжники, громко топая, выходят из номеров. В коридорах стоит такой шум, словно маршируют колонны аквалангистов.
За завтраком не стихает гул разговоров и смех голодных здоровых людей. Кельнеры балансируют перегруженными подносами. Потом они тащат пакеты с ленчем для туристов, которые собираются вернуться с лыжных походов лишь к вечеру.
Сегодня директор Кюне снова отправляется в горы. Проходя в полной боевой готовности мимо швейцара, он сказал:
— Господин Польтер, проследите, чтобы этот Шульце не дурил! Это коварный тип. Мочки ушей у него прижатые. И позаботьтесь о миллионерчике!
— Как родной отец, — заявил Польтер серьезно. — Для Шульце я уж подыщу занятие. Чтобы не задирал нос.
Карл Отважный поглядел на барометр.
— Вернусь к обеду — сказал он и ушел.
— К обеду, так к обеду, — пробурчал швейцар и начал сортировать утреннюю почту.
Кессельгут сидел в ванне, когда постучали в дверь. Он не отозвался. Лицо было намылено. Вдобавок болела голова. Это от пьянства, сказал он себе и подставил затылок под холодную струю.
Тут дверь в ванную отворилась, вошел первобытный кудрявый житель гор.
— Доброго вам утра, — пожелал он. — Извините, пожалуйста. Я — Тони Гразвандер.
— Ничего не поделаешь, раз так, — сказал голый мужчина в ванне. — Как поживаете?
— Спасибо. Спрос есть — значит, хорошо.
— Рад за вас, — уверил его Кессельгут подкупающим тоном. — А в чем дело? Хотите потереть мне спину?
Антон Гразвандер пожал плечами.
— Можно, конечно. Собственно, я пришел для занятий по горным лыжам.
— Ах, вот что! — воскликнул Кессельгут.
Он высунул ногу из воды, обработал ее щеткой с мылом и спросил:
— А нельзя ли подождать с лыжами, пока я не высохну?
— Рlease, Sir, — сказал Тони, как международный инструктор лыжного спорта. — Подожду вас внизу, в холле. Я принес вам пару лыж. Ясеневые, первый сорт. — И он вышел.
Нарушен был и утренний сон Хагедорна. Ему приснилось, что кто-то его тормошит, и он обиженно передвинулся на другую сторону широкой кровати. Но этот «кто-то» не оставил его в покое. Обойдя вокруг кровати, он откинул стеганое одеяло, стянул с Хагедорна пижаму, вылил из пузырька холодное жидкое масло на спину лауреата и начал ее мять и пошлепывать огромными ручищами.
— Перестаньте, ну вас! — пробормотал Хагедорн, пытаясь ухватить край одеяла. Потом вдруг засмеялся и воскликнул: — Не надо щекотать! — Наконец, слегка очнувшись, он повернул голову, увидел рослого мужчину в рубашке с засученными рукавами и сердито спросил:
— Вы дьявол?
— Нет, — ответил незнакомец. — Я — masseur Штюнцер. Пришел по заказу.
— Маsseur — ваше имя?
— Скорее профессия. Это — массажист по-французски, — ответил тот и удвоил усилия.
Было бы неразумно раздражать господина массажиста. Я в его власти, подумал Хагедорн. Он человек импульсивный, и если его обидеть, то замассирует до полусмерти.
Все кости ныли. И это полезно для здоровья?
Тайного советника Тоблера никто не будил. Он спал, закутавшись в допотопное теплое пальто, вознесенный под самую крышу над земной суетой. Вдали от массажистов и лыжных инструкторов. Но когда он проснулся, было еще темно. Он долго лежал, мирно подремывая. И время от времени удивлялся, что не становится светлее.
Наконец он слез с кровати и взглянул на карманные часы. Светящийся циферблат показывал десять часов.
Очевидно, нечто вроде солнечного затмения, подумал он и решительно залез обратно в постель. В комнате был собачий холод.
Но заснуть не удалось. Пока он лежал, зажмурившись, его осенила идея. Он опять слез с кровати, зажег спичку и поднес ее к слуховому окну.
Оно было завалено выпавшим за ночь снегом. Так вот какое затмение! — подумал он и приподнял оконную раму. Большая часть снега скатилась по крыше. Остаток, килограмма четыре, ухнул на ноги Тоблеру. Он выругался. Но это прозвучало не очень убедительно.
Над крышей сияло солнце. Его лучи, обогревая, проникали в выстуженную мансарду. Тайный советник Тоблер снял пальто, взобрался на стул и, высунув голову в окно, принял солнечную ванну. Ближайшие окрестности и горизонт были наполнены ледяным блеском горных вершин и розоватым мерцанием скал.
Он слез со стула, умылся, побрился, надел фиолетовый костюм, навернул на длинные штанины обмотки, сохранившиеся с первой мировой войны, и спустился в столовую.
Там он встретил Хагедорна. Они сердечно поприветствовали друг друга.
— Господин Кессельгут уже пасется на лыжном лугу, — сказал молодой человек.
Они основательно позавтракали.
Через большие окна был виден парк. Деревья и кусты выглядели так, точно на ветках цвел снег, как цветы. За деревьями поднимались хребты и вершины зимних Альп. А надо всем сияло безоблачное синее небо.
— До того красиво, что можно с ума сойти! — сказал Хагедорн. — Что мы сегодня предпримем?
— Пойдем гулять, — сказал Шульце. — Все равно куда. — Он широко раскинул руки. Слишком короткие рукава от испуга съехали к локтям. — Только предупреждаю вас: не вздумайте по дороге сообщать мне, как называются отдельные горы.
Хагедорн рассмеялся.
— Не беспокойтесь, Шульце! Я того же мнения, что и вы. С красотой нельзя быть на ты!
— За исключением женщин, — решительно возразил Шульце.
— Как вам угодно! — согласился молодой человек и, подозвав кельнера, попросил его достать на кухне пустое ведерко из-под джема. Тот выполнил странное поручение, и оба лауреата направились к выходу.
У дядюшки Польтера мурашки забегали по спине, когда он увидел обмотки на ногах Шульце. Ведерко из-под джема тоже его не обрадовало. Было похоже, будто двое взрослых мужчин отправляются играть в песочек.
Они вышли из отеля.
— Казимир за ночь стал еще красивее! — крикнул Хагедорн, подбежал к снеговику, приподнялся на цыпочки и нахлобучил ему на голову золотистое ведерко.
Когда лауреат подвигал плечами, лицо его исказила страдальческая гримаса.
— Этот Штюнцер меня совершенно доконал! — простонал он.
— Какой Штюнцер? — спросил Шульце,
— Массажист, — ответил Хагедорн. — Все болит, словно меня провернули через валки. Говорите, полезно для здоровья? Да это же умышленное членовредительство!
— Тем не менее полезно, — подтвердил Шульце.
— Если послезавтра он снова придет, — сказал Хагедорн, — я пошлю его в ваш чулан. Пусть там побесится!
Открылась дверь отеля, вышел дядюшка Польтер и по снегу затопал к Хагедорну.
— Вам письмо, господин кандидат. А в другом конверте несколько иностранных марок.
— Спасибо, — сказал молодой человек. — О, письмо от моей матери! Да, как вам нравится Казимир, господин Польтер?
— Об этом мне не хотелось бы высказываться, — ответил швейцар.
— Но позвольте! — воскликнул молодой человек. — Специалисты считают Казимира самым красивым снеговиком на земле!
— Вот как, — сказал дядюшка Польтер. — Я-то думал, что Казимир — имя господина Шульце. — Он слегка поклонился и пошел к отелю. У дверей он обернулся: — В снеговиках я ничего не понимаю.
