Две недели на Синае. Жиль Блас в Калифорнии - Александр Дюма
Вот что писал 29 июля г-н Колтон, алькальд Сономы:
«Старательская лихорадка докатилась и до нас, как, впрочем, это произошло повсюду; уже не найти ни рабочих, ни земледельцев, и все поголовно мужчины из нашего города отправились в Сьерра-Неваду, Все заступы, лопаты, кастрюли, глиняные миски, бутылки, склянки, табакерки, кирки, бочонки и даже перегонные кубы привлечены к делу и покинули город вместе со старателями».
Примерно в это же время американский консул г-н Ларкин, видя, что эмиграция приобретает столь угрожающий характер, счел необходимым отправить г-ну Бьюкенену, государственному секретарю, донесение, в котором можно прочитать следующие строки:
«Все землевладельцы, адвокаты, складские сторожа, механики и хлебопашцы отправились со своими семьями на прииски; рабочие, получавшие от пяти до восьми долларов в день, покинули город. Издававшаяся здесь газета перестала выходить из-за отсутствия редакторов. Значительное число волонтеров из Нью-Йоркского полка дезертировало. Судно с Сандвичевых островов, стоящее в настоящее время на якоре, лишилось всей своей команды. Если так будет продолжаться, то столица и все другие города опустеют, а китобойные суда, которые придут в залив, останутся без матросов. Как полковник Мейсон возьмется за то, чтобы удержать этих людей? Этого я не могу сказать».
И в самом деле, спустя неделю полковник Мейсон в свою очередь написал:
«В течение нескольких дней угроза была настолько сильной, что мне приходилось опасаться, как бы гарнизон Монтерея не дезертировал всем составом. И следует сказать, что соблазн велик: опасность, что тебя схватят, невелика, зато есть уверенность в огромном заработке — за один день можно получить вдвое больше денежного содержания, которое солдат получает за месяц. Невозможно иметь прислугу. Любой рабочий, какой бы специальности он ни был, не соглашается работать меньше, чем за пятнадцать долларов в день, а иногда требует и все двадцать. Что делать в подобных обстоятельствах? Стоимость продовольствия так высока, а рабочая сила так дорога, что иметь прислугу могут только те, кто зарабатывает от сорока до пятидесяти долларов в день».
Хотите знать, что, со своей стороны, сообщал наш консул в Монтерее?
«Никогда еще — говорил он, — ни в одной стране на свете не царило, насколько мне известно, подобного возбуждения. Повсюду женщины и дети остаются одни на самых отдаленных фермах, поскольку на поиски золота уходят даже индейцы, уведенные своими хозяевами или пожелавшие отправиться самостоятельно, и это переселение постоянно увеличивается и расширяется.
Дороги забиты людьми, лошадьми и повозками, а города и деревни запустели».
Хотите составить себе представление об этом запустении? Тогда следуйте по морю за одиноким бригом, который под командой перуанского капитана Мунраса плывет в Сан-Франциско. Он идет из Арики, получив заказы из Сан-Франциско еще до того, как там были открыты золотые копи. Как всегда, он идет, чтобы произвести ежегодный обмен товарами, и ни о чем не подозревает.
Вынужденный из-за встречных ветров сделать остановку в Сан-Диего, капитан хочет узнать новости о Калифорнии. Ему говорят, что там все складывается замечательно, что в городе, в котором два года тому назад насчитывалось пятнадцать или двадцать домов, теперь их триста или четыреста и по прибытии в порт он обнаружит там бурлящую жизнь и оживление, не уступающие тому, что увидел Телемах, причалив к Саленту.
Капитан уехал, окрыленный этими добрыми вестями и радостной надеждой: благодаря такой возрастающей деловой активности он не только продаст свой груз, но еще и будет со всех сторон получать предложения о посредничестве и сделках.
Погода стояла великолепная; гора Монте-Дьябло сверкала, вся залитая светом, и бриг направился прямо к якорной стоянке возле Йерба-Буэны. Одно только казалось непонятным капитану Мунрасу: в море не было видно ни единой лодки, на берегу — ни единого человека.
Что же стало с этой деловой активностью, о которой ему столько рассказывали, с этим разрастанием города, до дальних окрестностей которого доносятся удары молотков и скрежет пил? Можно было подумать, что ты приближаешься к владениям Спящей Красавицы, однако даже спящих там видно не было. Наверное, в пуэбло Сан-Хосе проходит какой-то праздник. Капитан Мунрас сверился с календарем. «Суббота, 8 июля». Никакого праздника нет.
Капитан Мунрас продолжал идти к берегу и, как ему казалось, видел сон.
Вместе с тем эта мертвая тишина и это полное безлюдье не были следствием ни войны, ни пожара, ни внезапного нападения индейцев. Город был на месте; дома стояли совершенно целые, а в порту глазам удивленного экипажа предстали бочки, расставленные рядами на пристани, и товары всякого рода, уложенные в штабеля у дверей складов.
Капитан Мунрас попытался окликнуть команды нескольких других судов, стоявших на якоре. Однако на их борту царило такое же безмолвие и безлюдье, как в порту и в домах.
Внезапно жуткая, но единственно правдоподобная мысль пришла в голову капитана Мунраса: вероятно, население Сан-Франциско вымерло от холеры, желтой лихорадки, тифа или какой-нибудь другой повальной болезни.
Идти вперед было бы крайне опрометчиво. И капитан Мунрас дал приказ повернуть на другой галс. В ту минуту, когда они проходили мимо небольшой мексиканской шхуны, ему показалось, будто на ее борту шевелится что-то похожее на человеческое существо.
Капитан окликнул его. Какой-то старый матрос- мексиканец, голова которого была обмотана бинтами, приподнялся и встал на колени.
— Эй, на шхуне! — крикнул капитан Мунрас. — Что стало с жителями Сан-Франциско?
— Эх! — ответил старый мексиканец. — Они все отправились в страну золота.
— А где эта страна? — смеясь, спросил капитан Мунрас.
— На берегах Сакраменто; там есть горы и есть долины; нужно только нагибаться и поднимать, и если бы не моя болезнь, то я был бы не здесь, а там вместе с другими.[35]
Десять минут спустя бриг капитана Мунраса опустел, как и все остальные суда. Матросы сошли на берег и помчались в сторону Сакраменто, а несчастный капитан, оставшись в одиночестве, бросил якорь и пришвартовал свое судно, как сумел, рядом с другими покинутыми кораблями.
Таким образом, заслышав крик «Золото!», все скопом ринулись к приискам, не видя иного способа разбогатеть, кроме как добывать золото. И каждый в самом деле рыл землю, пользуясь орудиями, которые ему удалось раздобыть, и оставаясь на ногах благодаря денежным средствам, которые он сумел прежде собрать: одни копали лопатами, другие заступами, эти — баграми, те — пожарными лопатками. Были и такие, у которых не было ни одного из подобных инструментов, и они рыли землю голыми руками.
Затем эту землю промывали в тарелках, блюдах, кастрюлях, соломенных шляпах.
И со всех сторон прибывали люди верхом на лошадях, семьи в
