«Птицы», «Не позже полуночи» и другие истории - Дафна дю Морье
Поборники прогресса кипели гневом, так как уяснили из «Ведомостей», что передовые отрасли промышленности могут зачахнуть по милости алчного самодура эрцгерцога, задумавшего прибрать их к рукам, а свободомыслящие либералы уверились благодаря той же газете, что власть покушается на их гражданские права. В свою очередь простые люди, напуганные слухами о грядущем потопе со всеми его страшными последствиями — погубленные поля и виноградники, неурожай, падеж скота и, наконец, прямая угроза для жизни, — готовы были примкнуть к любой партии, которая посулила бы населению стабильность и безопасность.
Страх перед потопом, ужас при мысли о том, что разгневанный эрцгерцог может обрушить на страну воды источников, стал решающим фактором, побудившим старшее поколение рондийцев влиться в ряды революционеров. Молодежь, со своей стороны, поднимало на бунт желание завладеть секретом вечной юности, которую способна подарить чудесная вода, узурпированная для личных нужд себялюбивым монархом. К тому же у рондийцев был общий кумир, идеальный символ — эрцгерцогиня. Красавица в плену у чудовища. Практически готовый лозунг для восстания. Таким образом, все нити сошлись — появилась единая цель: свергнуть и уничтожить эрцгерцога.
Близился Праздник весны. В глубине души каждый знал: что-то должно произойти. Зимние снега на Рондерхофе в начале марта тронутся и начнут сходить вниз, как обычно; не принесут ли они с собой перемены иного рода? Что если эрцгерцог, до сих пор ничем не выдававший себя, хочет застигнуть подданных врасплох и наслать на их беззащитные головы силы природы?
По Ронде прокатилась волна митингов и собраний. В горах и на равнине, на берегах Рондаквивира и на склонах Рондерхофа и, конечно, в самом сердце Ронды, в ее столице, люди собирались группами, переговаривались вполголоса, выражали тревогу и недовольство. Старики в страхе попрятались по домам. «Уж если быть беде, так поскорее бы, — повторяли они. — Закроем глаза и заткнем уши».
День национального Праздника весны по всей стране был нерабочий, и погода стояла обычно теплая и солнечная. Деревенские жители собирали первые цветы ровлвулы и свозили их в столицу для украшения улиц и дворца, а во второй половине дня на стадионе в нескольких милях от города проводились весенние Рондийские игры.
Существует странная зависимость между природными катаклизмами и волнениями в обществе: те и другие, словно объединившись, провоцируют кризис. Последние дни перед праздником выдались необычайно холодными, а накануне вечером повалил снег. Снег шел и утром. Проснувшись, рондийцы увидели, что кругом все бело. Небо превратилось в плотную сырую пелену, сквозь которую не пробивался ни единый луч; люди в изумлении глядели наверх, и на лицо им ложились хлопья снега величиной с ладонь. Казалось, что такой снегопад неспроста, что его наслали на Ронду с тайной целью — прикрыть злокозненные замыслы.
— Старожилы не припомнят такой погоды, — разводили руками рондийцы. — Слыханное ли дело — холода в День весны!
Неужто молодежь права, спрашивали себя жители; неужели эрцгерцог забрал власть не только над источниками, но и над климатом? И небывалый снегопад — это знак, что все обречены? Не будет нынче ни цветов, ни игр, ни танцев на горных склонах и на площади перед дворцом…
И тут появился первый вестник. Пастух, который искал в горах отбившуюся от стада овцу, еле добрался по сугробам до ближайшей деревни и прокричал:
— Идет лавина! Я слышал гул — там, наверху, в лесу… Я ничего не видел из-за снега, только слышал! Нельзя терять ни минуты! Спасайся кто может!
Сами по себе лавины были не новость — они сходили с Рондерхофа в конце зимы из века в век, но эта была всем лавинам лавина: она вобрала в себя ударную мощь пропаганды. Толпы жителей горных деревень, подгоняемые метелью, в поисках убежища устремились к столице, и вместе с ними к столице потекли слухи. Слухи сопровождали их, опережали, окружали, захватывали в свой круговорот всех, кто стоял и обреченно смотрел на сырое тяжелое небо, горюя об испорченном празднике.
— Эрцгерцог пустил воду! Эрцгерцог расшатал гору! — кричал народ на бегу.
Стихийные страхи крестьян передались горожанам. Они подхватили:
— Эрцгерцог сбежал! Он наслал на нас снег, ослепил нас, а сам со всем своим двором подался за границу! Как только они смоются, тут и нас смоет! Ронде конец!
Сильнее всех паниковали работники с фабрик Грандоса:
— Не трогайте снег, он заразный, отравленный! Не трогайте снег!..
Люди бежали в столицу отовсюду — с гор и равнин, мужчины и женщины, дети и подростки:
— Спасите, помогите, снег отравлен!
А в революционном штабе — в редакции «Рондийских ведомостей» — Марко раздавал сподвижникам садовые ножи, какими рондийцы обрезают виноградные лозы. В детстве он сам работал таким ножом на отцовском винограднике и не понаслышке знал, какое прочное и острое у него лезвие. Последние несколько недель его люди реквизировали ножи со всех рондийских виноградников, и в редакции скопился целый арсенал.
— Выпуск газеты сегодня отменяется. Выходите на улицы, — распорядился Марко.
Показав пример редкого самоотречения, он заперся в своем кабинетике на задворках редакции и никакого участия в последовавших событиях не принимал. От еды он в тот день отказался, телефон отключил. Сидел и смотрел, как падает снег. Марко был пурист и не любил пачкать руки.
Грандос тоже был словно бы ни при чем. Правда, он гостеприимно открыл свои двери для беженцев с гор. Он кормил их бульоном, поил вином, раздавал им теплые вещи (подумать только, удивлялись потом люди, он как будто загодя готовился к беде), он был сама заботливость, у него для всех нашлись слова поддержки, лекарства и бинты. Переходя от одного вусмерть перепуганного беженца к другому, он повторял:
— Сохраняйте спокойствие. Да, с вами бесчеловечно обошлись, вас грубо обманули. Но обещаю вам:
