Галерея женщин - Теодор Драйзер
Оказавшись в этом положении, столкнувшись с новой дилеммой и не имея ни желания, ни воли прерывать отношения ни с одной из сторон, Уинни был принужден что-то изобрести, чтобы никого не потерять. И на исходе зимы, в канун нашей второй весны, Уинни нашел выход. Однажды он внезапно заявил, с веселой решительностью, которая так украшала все его заявления и предложения, что на море или в горах недалеко от Нью-Йорка есть много мест, куда все мы вчетвером (правда, Рона очень занята и не сможет быть с нами все время) можем перебраться, наслаждаться великолепной природой и при этом работать, как раньше. Но, вспоминаю я не без грусти, после появления Роны работать, как раньше, нам уже не удавалось. Хуже того, Рона, как обычно, рвалась за все заплатить, а это было уже чересчур. Лично я сразу отказался. Но надо было как-то это уладить и с Уинни, и с Роной. Решение было найдено. Все очень просто. Она либо возьмет домик в аренду, либо просто его выстроит. Как тут откажешься? Каждый из нас мечтал о своем романе. И где еще мы найдем такие идеальные условия для совместной работы? Как отвергнешь такое заманчивое предложение, когда и он, и Рона так этого хотят? Я зачесал в затылке. Как часто я мечтал о домике у моря! И вот… шепните заморышу из трущоб, что можно летом поехать в горы или на море, – каково ему будет отказаться? Это же чистая романтика!
Дальше больше, в начале весны Уинни сообщил мне: он и Рона наконец-то нашли остров недалеко от побережья Коннектикута, у восточной оконечности Фишер-Айленд. Правда, разумеется, заключалась в том, что этот маленький остров по своим каналам нашла именно Рона, хоть и вдохновленная Уинни, – некий миллионер, сколотивший состояние на хлопке, отдал ей остров в аренду на несколько лет. Уинни рассказал мне, что он и Рона уже договорились с местным подрядчиком о строительстве домика, план которого он тут же предъявил мне на одобрение. Еще несколько недель – и он сообщил мне, что домик почти готов и можно туда перебираться. Рона будет приезжать максимум пару раз в месяц на выходные. Все остальное время мы предоставлены сами себе. Я буду в полном восторге! Это же небеса обетованные! Рай на земле! Сам увидишь! Будем бездельничать, ходить под парусом, работать, мечтать, лежать в гамаке, сидеть в удобном кресле и смотреть, как мимо плывут пароходы. Привет, чайки! Эй, вы, там, на паруснике! Свежий ветерок! Виды такие, что дух захватывает! Надеюсь, у тебя хватит ума не отказаться?
Тем не менее меня одолевали сомнения. Все это смахивает на иждивенчество. Как он, я, моя жена можем так легко на все эти прелести согласиться и никак их достойно – или недостойно – не компенсировать? Мало того, я ведь Роне не нравлюсь, и Уинни это знает не хуже меня. А как я ей могу нравиться, если я тоже претендую на его привязанность? И разве этот домик она не построила для них двоих? Ничем хорошим это не кончится. Но он стоял на своем – я не прав. Рона ко мне относится очень хорошо. Да, она ревнует его ко мне, к нашим общим интересам. Но это пройдет. Время сгладит все шероховатости. Она поймет, как мы друг другу необходимы в нашей работе. Надо проявить дипломатичность. Ему со своей стороны, мне со своей.
На том и порешили, Рона явится только через три недели, моя жена тоже сразу не поехала (ей помешала поездка на Запад), я отправился туда сам и обнаружил там истинную сказку: голубое море, чайки, парусники, пароходы, уют и роскошь домика на острове – плетеные кресла, деревянные качели на скалах, лодка с веслами, четырнадцатифутовый парусник, чудесный песчаный пляж с подветренной стороны острова, только купайся. А с другой стороны, в паре миль от двери, бороздят просторы океанские лайнеры и грузовые суда.
Когда штормило, волны яростно бросались на скалы, бились и грохотали прямо под нашими окнами. А туманными и мглистыми ночами ты в полном заточении – маленький остров словно отрезан от остального мира. Только слышишь унылые колокола бакенов да уханье маяков – на Рейс-Рок, Фишер-Айленд, Галл-Айленд, Уотч-Хилл. А на рассвете, на закате, да и в ясный день – какая же красота на море! Воды так и бурлят, так и приплясывают в лучах солнца, ветерок подгоняет волны, гладит тебя по щекам, треплет волосы. Легкие суденышки облаков плывут по своему прозрачному морю. А у скал, вокруг которых поигрывает зыбь, иногда видишь прибитый штормом рангоут, нос корабля или штурвал. Однажды прямо под моим окном оказалась целая капитанская рубка, на ней красовалось название судна: «Джесси Хейл».
Но меня никогда не покидало ощущение того, что море – штука опасная, смертоносная и обманчивая. Оно может быть спокойным, как какая-нибудь заводь, но пройдет полчаса, и мир погружается во мрак – набегают грозовые тучи, воцаряется туман, начинает хлестать дождь и даже град, на скалы этого клочка земли со шлепками накатываются гигантские волны, от этих могучих шлепков соль с пеной взлетают кверху и почти добираются до наших окон. Иногда мне кажется: не будь здесь кустарников и валунов или небольшого, закаленного на ветру дерева, за которое можно уцепиться, тебя бы запросто утащило к себе море. Сам дом, по счастью, был надежно укреплен тросами. Но все равно, эти неудержимые ветра и яростные волны, особенно в ночное время, наполняли тебя страхом. Но Уинни к этой опасности относился спокойно, она даже щекотала ему нервы, и он радостно распевал песни об островах и подвигах древнегреческих воинов.