Чарльз Паллисер - Квинканкс. Том 1

Однажды Мег с еще одной женщиной отправились в тюрьму Ньюгейт навестить Пега; вечером все собрались вокруг них в гостиной, и они описали, как разговаривали с заключенным через решетку в стене камеры. Они сообщили, что его дело назначено к слушанию в эту судебную сессию и что, как Пег убежден, Палвертафт собирается откупиться от обвинителя, хозяина дома в Олд-Форде, куда он вломился, на чем его и поймали.

Барни, сидевший немного поодаль и беседовавший с каким-то незнакомцем, иронически усмехнулся и произнес:

— Ага, точно так, как вступился за меня в семнадцатом году.

Его спутник (по лицу, напоминавшему Панча мистера Пентекоста, отвратительный тип), рассмеялся:

— Помню-помню, Барни. Ты загремел на все семь, да? Это Хромой Джем на тебя донес и за это получил от Кошачьего Корма двадцать пять фунтов.

Разговор свернул на то, кто из судей честный и держит свое слово. Незнакомец (другие называли его мистер Лавендер), рассказал историю о том, как некий «старикан» принял взятку, а потом не выполнил обещанного, «сматросив» клиента, и все наперебой принялись выражать возмущение.

— Как подвигаются ваши занятия? — спросил мистер Лавендер в порядке поддержания беседы.

Некоторые смущенно опустили глаза, но Барни их успокоил:

— При нем можно говорить свободно.

Разговор пошел о тех делах, которые Барни мне описывал ранее.

Кто-то упомянул «обманные векселя», и я спросил негодующе:

— Но Барни, вы говорили, что имеете дело с настоящими векселями и никаким мошенничеством не занимаетесь.

Раздался всеобщий смех, к которому от души присоединился мистер Лавендер.

Барни, успевший основательно набраться, бросил:

— Молокосос! Обманные векселя продаются еще дешевле, чем настоящие.

Я не знал, что думать. Значит, они все же были преступники!

— Тогда почему вы выгнали Нэн за воровство? — воскликнул я.

— Да хватит бестолочь из себя строить! — выкрикнул Барни, а остальные загоготали. — Ее выгнали за то, что она воровала, когда не велено, и могла всех подвести под монастырь. Мы компания франтов, а это значит, что и вести себя должны, как полагается франтам.

Пока я над этим размышлял, гость Барни стал прощаться. Вначале я ужаснулся тому, в какое общество попал. Или, скорее, думал, что ужасаюсь. Ужасаться следовало, я это знал. Но все же я не мог думать, что это дурные люди и занимаются они дурными делами. Что это значит — быть дурным человеком? Конечно, временами Барни мне совсем не нравился, а один-двое других не нравились никогда — Уилл прежде всего. Но я видел, что все остальные не более чем безответственны и эгоистичны. Мне вспомнилась идея мистера Пентекоста о том, что закон — это сомнительное изобретение, призванное защищать богатых, и теперь я заподозрил, что он был прав. Как мог я быть настолько глуп, чтобы разделять взгляды мистера Силверлайта, утверждавшего, будто существует высшая мораль, которой мы должны подчиняться вне зависимости от того, совпадает она с законом или нет? Напротив, каждый из нас решает, соблюдать закон или нарушать его, опираясь не более чем на собственные интересы. И если эти люди могут пойти на риск, зная, чем чревато нарушение закона, то это, пожалуй, поступок человека хорошего и смелого.

— Значит, с Генриетта-стрит на Рождество условлено, — проговорил мистер Лавендер в дверях гостиной. — Наши ребята в Сочельник будут держаться оттуда подальше.

Они с Барни обменялись рукопожатием, Барни проводил гостя, а вернувшись в гостиную, произнес:

— Вот настоящий джентльмен, с которым можно делать дела.

В конце концов, я знал, что представляет собой респектабельное общество: это были миссис Фортисквинс, и мистер Сансью, и сэр Персевал. И думая об их поступках, я не находил в себе решимости осудить за воровство и мошенничество тех людей, среди которых теперь находился. Они приняли меня к себе и дали мне кров и пищу, а те, кто в какой-то мере был обязан позаботиться о нас с матушкой, довели нас до нищеты. Я начал чувствовать, в противоположность своим первоначальным взглядам, что живу паразитом за счет этих людей, не давая им ничего взамен.

Вдруг кто-то прервал мои размышления, ущипнув меня за руку.

— Ладно, малец, когда-нибудь ты станешь одним из нас, правда? — Это проговорил Сэм, и по лицу его расплылась добродушнейшая улыбка.

Я с готовностью закивал:

— Да, мне бы хотелось.

— Тогда в Рождество ты можешь отправиться с нами на Генриетта-стрит, — заключил Барни.

— Увидишь, — сказал Сэм. — С этим ничто не сравнится. Это вроде игры на высокую ставку, но у тебя шансов больше.

— Но если попадешься, проиграешь все, что имеешь. — Барни выразительно потянул за концы своего шейного платка.

— Как вы в это ввязались? — спросил я Сэма.

— Я? Да я никогда ничего другого и не знал, дурачок ты. К этому меня готовили с самого рождения. С восьми лет — пьянки, в тринадцать — первая порка. Но тогда я был всего лишь мелкий воришка. Пока не познакомился с Барни.

Его друг и начальник, усмехнувшись, сказал:

— Это было то время, когда я навострял уши, заслышав похоронный звон. — Его голубые глаза сверкнули. — Знаешь, о чем я? — Я кивнул, хотя не собирался выдавать, что мне известно о его связи с Избистером. — Это не было противозаконное дело, потому что по закону мертвое тело никому не принадлежит.

Это рассуждение о формальных тонкостях вызвало смех у остальных.

— Сразишь нас этими познаниями в Олд-Бейли, Барни, — ухмыльнулся Сэм. — Что, твой друг адвокат все еще зовет тебя в ученики?

Изрядно нагрузившийся Барни, не откликаясь на их поддразнивание, продолжал:

— Да с тех пор уже больше десяти лет минуло. Прежде чем познакомился с Сэмом и Джеком, моими напарниками были Джерри Избистер, Кошачий Корм и Пег. Сперва мы ладили, а потом разругались — мы с Кошачьим Кормом против Избистера и Пега. Кошачий Корм считал, что Пег сделал ложный донос на его брата, приписал ему кражу со взломом. Вот ему.

Тут Барни помахал своей трубкой. Видя, что я не понимаю, он показал мне затычку и объяснил, что это сувенир, вырезанный из берцовой кости того самого брата. Ее изготовлению предшествовала неприятная история, закончившаяся публичным анатомированием. Начали обсуждать, какая практика является более почетной: эта или прежняя, когда тело казненного вывешивалось на перекрестке, завернутым в просмоленную материю и в железных оковах, чтобы кости не распались. Мне вспомнился предмет, виденный по пути из Мелторпа, — матушка тогда содрогнулась, а я не понял, что это такое, хоть и интересовался прежде Висельным холмом.

Барни вернулся к своему рассказу:

— Мы с Кошачьим Кормом стали работать в Боро, дел было невпроворот, пришлось присматривать себе еще напарников. Вот так к нам пришел Сэм, а потом и Джек; ты тогда был совсем мальчишка. — Он повернулся к Джеку. — Заодно взломали несколько домов, через год или два кто-то на нас настучал. Пришлось срываться с места и улепетывать. Позднее оказалось, это Кошачьего Корма работа. Чтоб ему за это провалиться! Не иначе, решил, будто я причастен к истории с его братом. Из Лондона пришлось смываться, и я отправился на север, откуда родом моя семья. — Барни вздрогнул. — Чертова дыра. Деревья, поля и больше ничего. Там я залег на дно. Хотя, врать не стану, один или два дома все же обчистил. Но когда я решил, что опасность миновала, вернулся обратно в Лондон. Тут я промахнулся: дня через два меня прихватили. Не иначе, кто-то из приятелей Дэниела донес. Я еще долго не догадывался, как Дэниел это сделал. Вот тогда мне и пришлось два года учиться на моряка в Грейвзэнде. — При намеке на плавучую тюрьму остальные рассмеялись. — А когда я сумел себя выкупить, мы с Сэмом и Джеком взялись было за старое ремесло мешковозов, но к тому времени Кошачий Корм уже забрал себе большую силу по ту сторону реки, и мы решили на это дело наплевать, пусть с Избистером разбираются между собой. И это был умный ход: в прошлом году он вчистую доконал старину Джерри.

Я знал, что он имеет в виду стычку на кладбище Саутуорк, которой я был свидетелем.

— Но к тому времени, — продолжал Барни, — я свел знакомство с одним крючком-адвокатом. Этот домик как раз от него, но это долгая история, расскажу как-нибудь потом. Он и научил меня афере с векселями. — Смерив меня оценивающим взглядом, он с хитрой улыбкой добавил: — Но это не самое лучшее из того, что я сделал.

Рыжая Полли насмешливо вставила:

— Ага, тебя хлебом не корми, дай похвастаться своими подвигами, да, Барни?

— Вы объегорили кого-нибудь? — спросил я.

Он с улыбкой тронул пальцем бок своего носа.

От возбуждения по моему телу пробежала дрожь. Я был уверен, что угадал правильно.

— Когда? Кто это был?

— Большая шишка. Много лет назад. Тебе сколько лет?