Уильям Коллинз - Новая Магдалина
— Не обращайте на меня внимания, — сказала она слабым голосом, — я была больна все утро. Вы видели это сами, когда вошли сюда, даже звук вашего голоса испугал меня. Мне сейчас будет лучше. Я боюсь, что испугала вас.
— Милая Грэс, по выражению вашего лица было видно, что вы как будто испугались звука имени Джулиана. Я знаю, что он знаменит, и я видел, как женщины вздрагивали и не спускали с него глаз, когда он входил в комнату. Но вы казались поражены испугом.
Она собралась с мужеством, с отчаянным усилием она засмеялась — жестким, тревожным смехом — и остановила Ораса, закрыв ему рот рукою.
— Вздор! — сказала она небрежно, — как будто мистер Джулиан Грэй имеет какое-нибудь отношение к моему лицу! Мне уже лучше. Посмотрите сами.
Она посмотрела на него с призрачной веселостью и улыбнулась в отчаянной попытке показаться равнодушной к племяннику леди Джэнет.
— Разумеется, я слышала о нем, — сказала она. — Вы знаете, что его ждут сюда сегодня. Не стойте позади меня — так трудно говорить с вами. Подойдите сюда и сядьте.
Он повиновался, но она еще не была им довольна. Лицо его еще не потеряло выражения беспокойства и удивления. Она настойчиво играла свою роль, решившись уничтожить в нем всякое подозрение в том, что она имеет причины бояться Джулиана Грэя.
— Расскажите мне об этом знаменитом человеке, — попросила она, непринужденно взяв Ораса под руку, — каков он?
Ласковое прикосновение и непринужденный тон произвели свое действие на Ораса. Его лицо начало проясняться, он также небрежно ответил:
— Приготовьтесь увидеть самого нерелигиозного пастора. Джулиан — заблудшая овца между пасторами и заноза в боку его епископа. Проповедует, если его попросят, в капелле диссидентов. Отказывается от всяких притязаний на пасторскую власть и пасторское влияние. Делает добро по собственному своему плану. Твердо решил никогда не занимать высокий пост в своей профессии, говорит, что для него довольно высокое место быть архидиаконом огорченных, деканом голодных и епископом бедных. При всех своих странностях добрейший человек. Чрезвычайно любим женщинами, они все обращаются к нему за советами. Я желал бы, чтобы и вы обратились.
Мерси изменилась в лице.
— Что вы хотите сказать? — спросила она резко.
— Джулиан славится силою своих убеждений, — сказал Орас улыбаясь. — Если он заговорит с вами, Грэс, он уговорит вас назначить день нашей свадьбы. Не попросить ли мне Джулиана походатайствовать за меня?
Он сделал это предложение в шутку. Беспокойное воображение Мерси приняло его всерьез.
"Он это сделает, — подумала она с чувством несказанного ужаса, — если я его не остановлю! "
У нее была только одна возможность для этого. Единственный верный способ не дать возможность Орасу обратиться к Джулиану состоял в том, чтобы исполнить желание Ораса прежде, чем его друг войдет в дом. Она положила руку на его плечо, она скрыла страшное беспокойство, терзавшее ее, под видом притворного кокетства, на которое и тяжело, и жалко было смотреть.
— Не говорите пустяков! — сказала она весело. — О чем мы сейчас говорили, раньше чем начали говорить о мистере Джулиане Грэе?
— Мы удивлялись, куда девалась леди Джэнет, — ответил Орас.
Она нетерпеливо хлопнула его по плечу. — Нет! нет! Вы что-то говорили до этого.
Глаза ее дополнили то, что слова недосказали. Орас обнял ее за талию.
— Я говорил, что люблю вас, — ответил он шепотом.
— Только это?
Она очаровательно улыбнулась.
— Вы точно серьезно желаете…
Она остановилась и отвернулась.
— Нашей свадьбы?
— Да.
— Это самое дорогое желание мое.
— В самом деле?
— В самом деле!
Наступило молчание. Пальцы Мерси нервно играли брелками, висевшими на ее цепочке от часов.
— Когда вы хотите? — спросила она очень тихо, устремив все свое внимание на цепочку от часов.
Она никогда не говорила, никогда не смотрела так, как теперь. Орас боялся поверить своему счастью.
— О, Грэс! — воскликнул он. — Вы не шутите со мною?
— Что заставляет вас думать, будто я шучу с вами? Орас был настолько наивен, что ответил ей серьезно.
— Вы не позволяли мне сейчас заговорить о нашем браке, — сказал он.
— Не обращайте внимания на то, что я сейчас сказала, — возразила она с раздражением, — говорят, женщины изменчивы. Это — один из недостатков нашего пола.
— Хвала небу за этот недостаток! — вскричал Орас с неподдельной искренностью. — Вы точно предоставляете мне решить?
— Если вы настаиваете.
Орас соображал с минуту о брачных законах.
— Мы можем обвенчаться по увольнению от оглашения через две недели, — сказал он, — я назначу день нашей свадьбы ровно через две недели.
Мерси подняла руку в знак несогласия.
— Почему же нет? У моего поверенного все готово. Никаких других приготовлений делать не надо. Вы сказали, когда приняли мое предложение, что свадьба наша будет тихая.
Мерси была принуждена сознаться, что она сказала это.
— Мы можем обвенчаться сейчас, если закон позволит нам. Через две недели! Скажите — да!
Он привлек ее ближе к себе. Наступило молчание. Маска кокетства, плохо надетая с самого начала, свалилась с Мерси. Ее грустные серые глаза сострадательно остановились на его пылающем лице.
— Не глядите так серьезно! — сказал он. — Только одно словечко, Грэс! Только одно: да.
Она вздохнула и сказала. Он страстно поцеловал ее. Только решительным усилием высвободилась она из его объятий.
— Оставьте меня, — сказала она слабым голосом, — пожалуйста, оставьте меня одну!
Она говорила серьезно — необыкновенно серьезно. Она дрожала с головы до ног. Орас встал, чтобы оставить се.
— Я отыщу леди Джэнет, — сказал он, — я желаю показать милой старушке, что я повеселел, и сообщить ей почему.
Он повернулся к двери библиотеки.
— Вы не уйдете? Вы позволите увидеть вас опять, когда успокоитесь?
— Я буду здесь ждать, — сказала Мерси.
Довольный этим ответом, он вышел из комнаты.
Руки ее опустились на колени, голова бессильно откинулась на подушки дивана. Ею овладело какое-то помрачение, душа ее как будто отуманилась. Она смутно спрашивала себя, наяву ли было это, или во сне. Точно ли она сказала слово, которое обязывало ее обвенчаться с Орасом Голмкрофтом через две недели? Через две недели! Что-нибудь может случиться в это время, чтобы этому помешать? Может быть, за две недели она выпутается из страшного положения, в которое она поставлена. Как бы то ни было, она сделала этот выбор предпочтительно перед разговором наедине с Джулианом Грэем. Она вздохнула и приподнялась, когда мысль об этом свидании, прогнанная несколько минут тому назад, опять овладела ее душою. Ее взволнованное воображение представило Джулиана Грэя в этой комнате в ту же самую минуту разговаривавшим с нею, как предлагал Орас. Она увидела его сидящим возле себя — этого человека, который потряс ее до глубины души, когда говорил с кафедры, когда она слушала его (невидимо) с другого конца капеллы, — она видела его возле себя смотрящим проницательно на ее лицо, видящим ее постыдную тайну в глазах ее, слышащим ее в ее голосе, чувствующим ее в ее трепещущих руках, выпытывающим ее у нее слово за словом, пока она не упадет к его ногам с признанием своего обмана. Голова ее опять опустилась на подушки, она спрятала лицо, ужасаясь сцены, которую вызвало ее взволнованное воображение. Даже теперь, когда она сделала ненужным этот страшный разговор, могла ли она быть уверена (если она даже встретится с ним, не вступая в какие-либо отношения), что она не изменит себе? Она не могла быть уверена. Что-то трепетало в ней и замирало от одной мысли остаться с ним в одной комнате. Она это чувствовала, она это знала; ее виновная совесть сознавала своего властелина Джулиана Грэя и боялась его!
Минуты проходили. Пережитые волнения начали сказываться физически на ее ослабевшем организме.
Она плакала молча, сама не зная о чем. В голове была тяжесть, во всем теле утомление. Она ниже опустилась на подушки, с закрытыми глазами, однообразный стук часов на камине все слабее и слабее раздавался в ее ушах. Мало помалу она впала в дремоту такую легкую, что вздрагивала всякий раз, когда уголь вываливался из камина или когда птички начинали чирикать в своем садке в зимнем саду.
Леди Джэнет и Орас вошли. Мерси слабо сознавала чье-то присутствие в комнате. Спустя некоторое время она раскрыла глаза и приподнялась, чтобы заговорить. Комната опять была пуста. Они тихо вышли и оставили ее отдыхать. Глаза Мерси снова закрылись. Она опять впала в дремоту, а из дремоты в глубокий и спокойный сон.
Глава VIII
ЧЕЛОВЕК ЯВЛЯЕТСЯ
Сладко спящую Мерси разбудил стук затворявшейся стеклянной двери в дальнем конце оранжереи. Дверь эта, отворявшаяся в сад, служила только для обитателей дома или друзей, которым позволялось входить в приемные комнаты этой дорогою. Предположив, что или Орас, или леди Джэнет возвращались в столовую, Мерси приподнялась на диване и невольно прислушалась.
