Джон Голсуорси - В ожидании
— Мисс Черрел, — осведомился он, кланяясь, — могу я сесть рядом с вами?
— Разумеется. Если хотите есть, все в буфете.
— Это кто такой? — спросил лорд Саксенден, когда Халлорсен отправился на фуражировку. — По-моему, он американец.
— Профессор Халлорсен.
— Вот как? Тот, что написал книгу о Боливии? Да?
— Да.
— Интересный малый.
— Мужчина с большой буквы.
Лорд Саксенден удивлённо уставился на девушку:
— Попробуйте ветчины. Я когда-то знавал вашего дядю. В Хэрроу, если не ошибаюсь.
— Дядю Хилери? — переспросила Динни. — Да, он мне рассказывал.
— Мы с ним однажды заключили пари на три порции клубничного джема, кто скорей добежит с холма до гимнастического зала.
— Вы выиграли, лорд Саксенден?
— Нет. И до сих пор не расплатился с вашим дядей.
— Почему?
— Он растянул себе связки, а я вывихнул колено. Он ещё кое-как доковылял до зала, а я свалился и не встал. Мы оба проболели до конца семестра, потом я уехал. — Лорд Саксенден хихикнул. — Так я и должен ему до сих пор три порции клубничного джема.
— Я думал, что у нас в Америке завтраки плотные. Но оказывается, это пустяки в сравнении с вашими, — сказал Халлорсен, усаживаясь.
— Вы знакомы с лордом Саксенденом?
— Лорд Саксенден? — переспросил Халлорсен и поклонился.
— Как поживаете? У вас в Америке нет таких куропаток, как у нас, а?
— Нет. Полагаю, что нет. Я мечтаю поохотиться на этих птиц. Дивный кофе, мисс Черрел.
— Да, — подтвердила Динни. — Тётя Эм гордится своим кофе.
Лорд Саксенден поплотнее устроился на стуле:
— Попробуйте ветчины. Я ещё не читал вашей книги.
— Разрешите вам прислать? Мне будет лестно, если вы её прочтёте.
Лорд Саксенден продолжал жевать.
— Вам следует её прочесть, лорд Саксенден, — вмешалась Динни. — А я пришлю вам другую книжку по тому же вопросу.
Лорд Саксенден широко открыл глаза.
— Очень мило с вашей стороны. Это клубничный? — спросил он и потянулся за джемом.
— Мисс Черрел, — понизил голос Халлорсен, — я хотел бы, чтобы вы просмотрели мою книгу и отметили места, которые сочтёте несправедливыми по отношению к вашему брату. Я был страшно зол, когда писал её.
— Не понимаю, какой мне смысл читать её теперь?
— Я мог бы, если вы пожелаете, выбросить все это во втором издании.
— Вы очень добры, профессор, но зло уже совершено, — ледяным тоном отрезала Динни.
Халлорсен ещё больше понизил голос:
— Страшно сожалею, что причинил вам неприятность.
Чувство, которое можно было бы, пожалуй, приблизительно выразить словами: «Ты сожалеешь? Ах ты…» — преисполнило все существо Динни злостью, расчётливым торжеством и сарказмом.
— Вы причинили зло не мне, а моему брату.
— Давайте подумаем вместе, нельзя ли его исправить.
— Сомневаюсь.
Динни встала. Халлорсен поднялся, пропустил её и поклонился.
«Вежлив до ужаса!» — подумала девушка.
Остальную часть утра она просидела над дневником в одном из уголков парка, настоящем тайнике — до того густо он зарос тисом. Здесь грело солнце, над цинниями, пенстемонами, мальвами и астрами успокоительно гудели пчёлы. В этом уединении Динни снова почувствовала, как тяжело ей будет выставить переживания Хьюберта на суд толпы. Нет, в дневнике не было никакого хныканья, но, предназначенный для глаз лишь того, кем был написан, он с предельной откровенностью обнажал все раны души и тела. Издалека долетали выстрелы. Облокотясь на заросшую тисом изгородь, девушка смотрела в поле, откуда доносилась стрельба.
Сзади раздался голос:
— Вот ты где!
Её тётка в соломенной шляпе с такими широкими полями, что они задевали за плечи, стояла внизу на дорожке в обществе двух садовников.
— Я за тобой. Босуэл и Джонсон, вы можете идти. Портулаком займёмся после обеда.
Леди Монт подняла голову и выглянула из-под своей огромной шляпы:
— Такие носят на Майорке. Отлично защищает от солнца.
— Босуэл и Джонсон, тётя?
— Сначала у нас служил один Босуэл, но твой дядя не успокоился до тех пор, пока не подыскал Джонсона. Он требует, чтобы они всюду ходили вместе. Ты веришь доктору Джонсону, Динни?
— Я считаю, что он слишком часто употребляет слово «сэр».
— Флёр унесла мои садовые ножницы. Что это у тебя, Динни?
— Дневник Хьюберта.
— Тяжело читать?
— Да.
— Я следила за профессором Халлорсеном. Его следовало бы кое от чего отучить.
— Прежде всего от самоуверенности, тётя Эм.
— Надеюсь, наши подстрелят пару зайцев. Суп с зайчатиной был бы прекрасным добавлением к меню. Уилмет и Хенриет Бентуорт уже разошлись во мнениях.
— По какому поводу?
— Не знаю. Я была занята. Не то насчёт премьер-министра, не то насчёт портулака. Они вечно спорят. Хен, видишь ли, всегда была принята при дворе.
— Это так опасно?
— Хен — прелестное создание. Люблю её, хотя она вечно кудахчет. Зачем ты привезла дневник?
— Хочу показать его Майклу и посоветоваться с ним.
— Не делай этого, — сказала леди Монт. — Майкл — хороший мальчик, но ты этого не делай. У него масса каких-то странных знакомых — издатели там и прочие.
— Потому-то я и хочу с ним посоветоваться.
— Посоветуйся лучше с Флёр: она человек с головой. А у вас в Кондафорде тоже такие циннии? Знаешь, Динни, мне кажется, что Эдриен скоро сойдёт с ума.
— Тётя Эм!
— Он ходит как во сне. Я думаю, если его уколоть булавкой, он и то не заметит. Конечно, не следовало бы говорить с тобой об этом, но он должен на ней жениться.
— Согласна, тётя.
— Но он этого не сделает.
— Или она не захочет.
— Они оба не захотят. Словом, не понимаю, чем всё это кончится. Ей уже сорок.
— А дяде Эдриену?
— Он ещё совсем мальчик. Моложе его один Лайонел. Мне пятьдесят девять, — решительно объявила леди Монт. — Мне пятьдесят девять, я знаю, а твоему отцу шестьдесят. Твоя бабушка была очень чадолюбива. Она непрерывно рожала. Что ты думаешь насчёт детей?
Пузырёк поднялся на поверхность, но Динни успела проглотить его и ответила только:
— Ну, раз люди женаты, это неплохо — в меру, конечно.
— У Флёр будет ещё один в марте. Плохой месяц — какой-то легкомысленный. А ты, Динни, когда собираешься замуж?
— Когда заговорят мои юные чувства, не раньше.
— Весьма благоразумно! Не за американца, надеюсь?
Динни покраснела, улыбнулась — в улыбке было что-то опасное — и ответила:
— С какой стати мне выходить за американца?
— Не зарекайся, — возразила леди Монт, обрывая увядшую астру. — Когда я выходила за Лоренса, он так за мной ухаживал!
— И сейчас ещё ухаживает, тётя Эм. Замечательно, правда?
— Перестань смеяться!
И леди Монт так глубоко погрузилась в воспоминания, что, казалось, окончательно исчезла под шляпой — ещё более необъятной, чем раньше.
— Кстати, раз уж мы заговорили о браке, тётя Эм, — я хотела бы подыскать Хьюберту девушку. Ему нужно отвлечься.
— Твой дядя посоветовал бы ему отвлечься с какой-нибудь танцовщицей, — заметила леди Монт.
— Может быть, дядя Хилери знает что-нибудь подходящее?
— Динни, ты — испорченное существо. Я всегда это говорила. Погоди, дай подумать. У меня была одна девушка; нет, она вышла замуж.
— Может быть, она уже развелась.
— Нет, кажется, пока только разводится, но это долгая история. Очаровательное создание.
— Не сомневаюсь. Подумайте ещё, тётя.
— Это пчелы Босуэла, — ответила тётка. — Их привезли из Италии. Лоренс говорит, что они — фашистки.
— Чёрные рубашки и никаких лишних мыслей. В самом деле, они производят впечатление очень агрессивных.
— О да! Стоит их потревожить, как они налетают целым роем и начинают тебя жалить. Но ко мне они относятся хорошо.
— Одна уже сидит у вас на шляпе, милая тётя. Согнать её?
— Подожди! — воскликнула леди Монт, сдвигая шляпу на затылок и слегка открыв рот. — Вспомнила одну.
— Кого это «одну»?
— Джин Тесбери, дочь здешнего пастора. Старинный род. Денег, разумеется, нет.
— Совсем?
Леди Монт покачала головой. Шляпа её заколыхалась.
— Разве у девушки с такой фамилией могут быть деньги? Но она хорошенькая. Немного похожа на тигрицу.
— Как бы мне познакомиться с ней, тётя? Я ведь знаю, какой тип не нравится Хьюберту.
— Я приглашу её к обеду. У них дома плохо питаются. Кто-то в нашем роду уже был женат на одной из Тесбери. Насколько я помню, это произошло при Иакове, так что они с нами в родстве, но страшно отдалённом. У неё есть ещё брат. Он моряк: у них все служат во флоте. Знаешь, он не носит усов. Сейчас, по-моему, он здесь, в увольнении.
— В отпуске, тётя Эм.
— Да, да, я чувствовала, что это не то слово. Сними пчелу с моей шляпы. Какая прелесть!
Динни обмотала носовым платком руку, сняла с огромной шляпы крохотную пчёлку и поднесла к уху.
