Эрих Ремарк - Жизнь взаймы
Лилиан развернула одеяло, из него выпали два картонных пакетика. В них были электрические лампочки. «Владельцы отелей во Франции экономят электроэнергию, — писал Клерфэ. — Включите вместо ваших лампочек эти, и мир покажется вам вдвое светлее».
Она последовала его совету. Теперь она по крайней мере может читать. Посыльный принес газету. Она взяла ее в руки, но уже через минуту отложила в сторону. Все это уже не касалось ее. У нее было слишком мало времени. Она так и не узнает, кто станет президентом в будущем году и какая партия получит большинство в парламенте. Это ее не интересовало. Ее волновало лишь одно — жизнь. Ее собственная жизнь.
Она оделась. У нее сохранился последний адрес дяди; полгода назад она получила от него письмо с этим адресом. Надо съездить туда и навести справки.
Дядя жил на старой квартире, только он отказался от телефона.
— Твои деньги? — спросил он. — Как хочешь. Я посылал их тебе ежемесячно в Швейцарию; очень трудно было получить разрешение на переводы. Могу выплачивать их тебе ежемесячно здесь, во Франции. По какому адресу их пересылать?
— Я не хочу получать их ежемесячно. Я хочу забрать все сразу.
— Для чего?
— Хочу купить себе наряды.
Старик уставился на нее.
— Ты похожа на своего отца. Если бы он…
— Отца уже нет в живых, дядя Гастон.
Гастон посмотрел на свои бледные старческие руки.
— Денег у тебя осталось немного. Чем ты намерена заняться? Бог мой, если бы я мог жить в Швейцарии! Это такое счастье!
— Я жила не в Швейцарии. Я жила в больнице.
— Ты не знаешь счета деньгам. За несколько недель ты их истратишь. Ты их потеряешь…
— Возможно, — сказала Лилиан.
Дядя испуганно посмотрел на нее.
— А что будет потом, когда ты их лишишься?
— Не бойся, я не буду тебе в тягость.
— Тебе следует выйти замуж.
Лилиан рассмеялась. Его намерения были ясны. Он хотел переложить ответственность за нее на кого-нибудь другого.
— Тебе следует выйти замуж, — повторил Гастон. — Я могу познакомить тебя кое с кем. Хочешь я это устрою?
Лилиан опять рассмеялась, однако ей было любопытно, что предпримет старик. «Ему, должно быть, под восемьдесят, — думала она, — но ведет он себя так, словно должен предусмотреть все еще на восемьдесят лет вперед».
— Хорошо, — ответила она. — А теперь скажи мне только одно: что ты делаешь, оставшись один?
Озадаченный старик поднял свою птичью головку.
— Мало ли что… Не понимаю… Я всегда занят… Странный вопрос. Почему ты спрашиваешь?
— Тебе никогда не приходила в голову мысль забрать все, что у тебя есть, уехать куда глаза глядят и все промотать?
— Вылитый отец! — сказал старик. — Он никогда не знал, что такое чувство долга и чувство ответственности. Надо будет попытаться опять назначить тебе опекунов!
— Это тебе не удастся. Ты считаешь, что я бросаю на ветер свои деньги, а я считаю, что ты бросаешь на ветер свою жизнь. Пусть каждый остается при своем мнении. И достань мне деньги не позже завтрашнего дня. Я хочу поскорее купить себе платья.
— А где ты их купишь? — быстро спросил старик, напоминавший марабу.
— У Баленсиага. Не забудь, что это мои деньги.
— Твоя мать…
— До завтра, — сказала Лилиан и легко прикоснулась губами ко лбу старика.
— Послушай, Лилиан, не делай глупостей! Ты очень хорошо одета. Платья у этих модных портных стоят целые состояния.
— Вполне возможно, — ответила Лилиан и посмотрела на серый двор и серые окна зданий на противоположной стороне улицы.
— Ты такая же, как твой отец. — Старый седой марабу искренне ужаснулся. — Точно такая же! Ты могла бы сейчас жить без забот, если бы не его вечные фантазии…
— Дядя Гастон, говорят, что в наше время можно разделаться с деньгами двумя способами. Один из них — копить деньги, а затем потерять их во время инфляции, другой — потратить их. Как тебе живется?
Гастон махнул рукой.
— Сама видишь. Времена тяжелые. А я человек бедный.
Лилиан заметила, что его комната обставлена очень красивой старинной мебелью, мягкие кресла были в чехлах, хрустальная люстра — в марлевом коконе. На стенах висело несколько хороших картин.
— Ты всегда был скуп, дядя Гастон. Почему ты и сейчас такой?
Некоторое время он разглядывал ее своими темными птичьими глазками.
— Хочешь жить здесь? Но ведь у меня мало места.
— Места у тебя достаточно, но я не хочу жить здесь. Сколько тебе, собственно говоря, лет? Кажется, ты на двадцать лет старше отца?
Старик был явно сбит с толку.
— Ты ведь знаешь. Зачем же спрашивать?
— А ты не боишься смерти?
Гастон помолчал немного.
— У тебя ужасные манеры, — сказал он тихо.
— Ты прав. Мне не следовало тебя спрашивать об этом.
— Я чувствую себя вполне прилично. Если ты рассчитываешь скоро получить наследство, то тебя ждет разочарование.
Лилиан посмотрела на обиженного старого марабу.
— Нет, не рассчитываю. Я живу в отеле и никогда не буду тебе в тягость.
— В каком отеле? — поспешно спросил Гастон.
— В «Релэ Биссон».
— Слава богу! Я бы не удивился, если бы ты поселилась в отеле «Риц».
— Я тоже, — сказала Лилиан.
* * *Клерфэ зашел за ней. Они поехали в ресторан «Гран Вефур».
— Как прошла ваша первая встреча со здешним миром? — спросил он.
— У меня такое чувство, будто я оказалась среди людей, которые собираются жить вечно. Во всяком случае, они так себя ведут. Их настолько занимают деньги, что они забыли о жизни.
Клерфэ рассмеялся.
— А ведь во время воины все люди дали себе клятву, если останутся в живых, не повторять этой ошибки. Но человек быстро все забывает.
— И ты тоже все забыл? — спросила Лилиан.
— Старался изо всех сил. Но мне не совсем удалось.
— Может, я люблю тебя именно поэтому?
— Ты меня не любишь. Если бы ты меня любила, ты не сказала бы мне об этом.
— А может, я тебя люблю потому, что ты не думаешь о будущем?
— Тогда тебе пришлось бы любить всех мужчин в санатории. Мы будем есть эклеры с жареным миндалем и запивать их молодым монтраше.
— Так почему же я люблю тебя?
— Потому, что я с тобой. И потому, что ты любишь жизнь. А я для тебя безымянная частица жизни. Это опасно.
— Для кого?
— Для того, у кого нет имени. Его в любое время можно заменить.
— Меня тоже, — сказала Лилиан.
— В этом я не совсем уверен. Умный человек на моем месте сбежал бы как можно скорее.
— Ты вовсе не так уж увлечен.
— Завтра я уезжаю.
— Куда? — спросила Лилиан, не поверив ему.
— Мне надо ехать в Рим.
— А мне — к Баленсиага. Купить платья. Это подальше Рима.
— Я действительно уезжаю. Необходимо позаботиться о новом контракте.
— Хорошо, — сказала Лилиан. — Значит, у меня будет время ринуться в авантюру с модными портными. Дядя Гастон с удовольствием учредил бы надо мной опеку… или выдал бы меня замуж.
Клерфэ посмотрел на нее.
— Он хочет опять заточить тебя, хотя ты еще не успела узнать, что такое свобода?
— А что такое свобода?
Клерфэ улыбнулся.
— Я тоже не знаю. Знаю только одно: свобода — это не безответственность и не жизнь без цели. Легче понять, какой она не бывает, чем какая она есть.
— Когда ты вернешься? — спросила Лилиан.
— Через несколько дней.
— В Риме у тебя любовница?
Клерфэ помедлил секунду.
— Да, — сказал он.
— Я так и думала, — спокойно ответила Лилиан.
— Почему?
— Странно, если бы ты жил один. Ведь и я была не одна, когда ты приехал.
— А теперь ты одна?
— Да, — сказала Лилиан, просияв.
Клерфэ удивленно посмотрел на нее.
Клерфэ провел в Риме почти две недели. Он ходил в конторы, кафе и мастерские. Бывали дни, когда он вовсе не вспоминал о Лилиан. Зато иногда он думал о ней с неведомой доселе нежностью. Она трогала его; это чувство не вызывала в нем ни одна женщина. Лилиан напоминала ему ребенка, который отстал от своих сверстников и теперь хочет наверстать все, что он упустил. Однако, прожив неделю в Риме с Лидией Морелли, он понял, что Лилиан ему не пара. Ей нужен человек, который может отдавать ей много времени, как Волков, тот, по-видимому, жил только для нее. Клерфэ привык к другим отношениям. Он ничему не хотел отдаваться целиком. Ему нужна была такая женщина, как Лидия Морелли. По сравнению с ней Лилиан казалась провинциальной, слишком молодой и слишком требовательной. Решив это, он почувствовал облегчение и пробыл в Риме еще несколько дней, хотя контракт был уже подписан.
Лидия Морелли по его настоянию поехала в Париж вместе с ним.
* * *Лилиан отправилась к Баленсиага. У нее было не много платьев, к тому же они были сшиты в годы войны и уже вышли из моды. Некоторые платья достались ей от матери, а потом их перешила недорогая портниха; некоторые были сделаны из тех дешевых тканей, которые продавались во время войны. Из всех ее туалетов только два костюмчика, синий и светло-серый, были еще достаточно модными. Правда, и их она носила уже несколько лет, но фасоны не успели устареть.
