Две недели на Синае. Жиль Блас в Калифорнии - Александр Дюма
Случалось, что негры убивали по пятнадцать аллигаторов в день, но при этом ни разу не было слышно, чтобы в это время года хотя бы один из них получил даже царапину.
Что же касается карвана, то тут дело обстоит иначе: он еще более губителен и еще более страшен, чем аллигатор, но никто никогда не видел его живым, а когда на него можно взглянуть, он уже ни на что не способен. Однако, поскольку карванов находили мертвыми после осушения лагун или отвода воды из рек, известно, как они выглядят: это гигантская черепаха с панцирем длиной в десять—двенадцать футов и шириной в шесть футов, с головой и хвостом, как у аллигатора. Спрятавшись в тине, как муравьиный лев в песке, чудовище поджидает жертву в своего рода воронке, где его распахнутые челюсти всегда готовы схватить добычу, которую пошлет ему случай.
Именно от такого жуткого чудовища Алуна сумел убежать, оставив ему свою лошадь, которая исчезла, перемолотая в невидимой пасти, откуда доносилось похрустывание костей, и случалось это с ним дважды.
Тем не менее однажды офицеры американских инженерных войск, измерявшие расстояния между Мексикой и Новым Орлеаном и увидевшие, как один из их товарищей стал жертвой карвана, решили сообща с одним американским земледельцем, в доме которого они остановились и в гостях у которого оказался также Алуна, во что бы то ни стало вытащить одно из этих чудовищ из пучины, где те обитали. Соответственно, они предприняли для этой необычной рыбной ловли следующие приготовления.
К цепи длиной в тридцать или сорок футов прикрепили якорь небольшой лодки; к этому якорю привязали в качестве приманки двухнедельного ягненка. Якорь с ягненком бросили в тину, а другой конец цепи обмотали вокруг ствола дерева.
Сторожить эту странную донную удочку поставили негра.
На следующий вечер он прибежал с сообщением, что карван клюнул и что, по всей вероятности, он проглотил якорь, от рывков которого сотрясается цепь и шатается дерево.
Было уже слишком позднее время, чтобы что-либо предпринимать против карвана в тот же вечер, и извлечение чудовища из его илистого логова пришлось отложить до следующего утра.
На следующий день, на рассвете, все собрались около дерева. Цепь была настолько натянута, что кора дерева там, где вокруг него намотали цепь, оказалась полностью стертой из-за этого сильного натяжения. К цепи тотчас же прикрепили веревки, а к этим веревкам привязали двух лошадей.
Лошади, которых понукали и стегали кнутами, объединили силы и попытались вытащить карвана из пучины, но все их усилия были напрасны: стоило им сделать шаг вперед, как тут же под действием какой-то непреодолимой силы они отступали назад. Тогда, видя, что одних лошадей здесь недостаточно, фермер велел привести двух самых сильных быков со своей фермы; быков впрягли вместе с лошадьми и стали погонять стрекалом. На какую-то минуту у собравшихся появилась надежда, что эти усилия приведут к успеху, ибо на поверхности тины, взбаламученной подводными толчками, показались, хотя и не целиком, челюсти животного; однако внезапно под действием сильного рывка якорь вылетел из болота на берег. Одна из его лап была отломана, а другая, изогнутая, перекошенная, вывернутая, несла на себе куски мяса и костей, вырванные из челюстей чудовища. Но само чудовище так и осталось невидимым, и по колебаниям тины можно было догадаться, что оно погрузилось как можно глубже в эту подвижную и бесконечную пучину.
Вот каковы эти страшные существа, которым дано было внушить ужас нашему спутнику Алуне, хотя то чувство, какое он испытывал, рассказывая об этих почти баснословных животных, являлось скорее отвращением, чем ужасом.
В другой раз, у подножия Скалистых гор, между подножием этих гор и озером, которому никто из путешественников еще не додумался дать название, Алуну преследовал отряд воинственных индейцев, и охотник, зная, что курок его карабина сломан, чувствуя, что лошадь под ним вот-вот падет без сил, и понимая, что на своих свежих лошадях индейцы в конце концов догонят его, решил воспользоваться быстро наступавшей темнотой и скрыться от них с помощью уловки, к которой он дал себе слово прибегнуть в крайних обстоятельствах, если ему случится когда-нибудь в них оказаться.
Уловка была весьма проста: речь шла о том, чтобы лошадь продолжила свой бег одна, без седока, а сам он остался на дороге; и тогда, чем больше индейцы будут приближаться к лошади, которая увеличит скорость, освободившись от всадника, тем больше они будут удаляться от него.
И потому он направил свой бег к небольшой сосновой роще, заранее освободился от шпор и, проезжая под одним из деревьев, ухватился за крепкую ветвь; он повис на ней, а лошадь помчалась дальше. Алуна зацепился ногами за ту же ветвь, за которую он держался руками, и уже через минуту добрался до середины дерева.
Около дюжины дикарей галопом проскакали мимо. Алуна видел и слышал их, но его никто из них не увидел и не услышал.
Когда они удалились и звуки галопа стихли, Алуна спустился с дерева и стал искать место, где можно было бы провести ночь. Через несколько минут он нашел одну из расщелин, столь часто встречающихся в подножии Скалистых гор; она соединялась с пещерой, просторной, но темной, поскольку свет в нее проникал лишь через проход, только что обнаруженный Алуной. Он проскользнул в него, словно змея, отыскал в пещере большой камень и прислонил его к входному отверстию, чтобы никому другому, ни человеку, ни зверю, не пришло в голову войти туда следом за ним, потом закутался в пончо и через мгновение, разбитый усталостью, заснул.
Но как ни крепко он спал, особенно первым сном, ему пришлось проснуться, чтобы разобраться с тем, что происходило с его нижними конечностями.
По ощущению Алуны, одно или несколько животных с чрезвычайно острыми когтями проделывали с его ногами то, что коты порой проделывают с метлой, затачивая о нее свои когти.
Алуна потряс головой, убедился, что он не спит, протянул руку и ощутил под ней двух молодых ягуаров
