Две недели на Синае. Жиль Блас в Калифорнии - Александр Дюма
Однако медведь, проявляя ловкость опытного фехтовальщика, отражал большую часть наносимых ему ударов, все время пытаясь схватить кол и вырвать его из рук Алуны; он сумел бы сделать это и раньше, не будь у него поранена лапа, но в конце концов ему это удалось. Стоило зверю схватить кол, как Алуна, не оказывая сопротивления, выпустил его; это произошло в то самое мгновение, когда медведь уже готов был сильным рывком вырвать его из рук охотника; зверь, ожидавший встретить сопротивление, опрокинулся навзничь. Воспользовавшись этим падением, Алуна бросился в дом и быстро закрыл за собой дверь, но медведя не устраивало, чтобы противник отделался так дешево: он оказался у двери почти в то самое мгновение, когда Алуна ее закрывал, и оба они, разделенные дверью, сорванной с петельных крюков, покатились в глубь комнаты.
Катясь по полу, Алуна сумел схватить топор, который до этого выпал у него из рук, и, из всего делая щит, точно так же, как он из всего делал оружие, поднял дверь и укрылся за ней. Тотчас же медведь схватил дверь обеими лапами; именно этого и ждал Алуна: он выпустил из рук дверь и ловко нанесенным ударом топора ранил зверя в другую лапу.
Раненный в обе лапы, с ножом, загнанным в грудь по самую рукоятку, медведь понял, что удача отвернулась от него, и стал подумывать об отступлении. Но Алуна точно рассчитал все свои движения и сумел добраться до карабина, которым до этого он не мог воспользоваться; почувствовав, наконец, его под рукой, он метнулся к нему, взвел курок и встал перед дверным проемом, повернувшись лицом к дому.
В это мгновение между двумя тучами появилась луна, словно придя на помощь Алуне и давая ему возможность как следует прицелиться.
Медведь, казалось, мгновение раздумывал, стоит ли ему выйти из дома, но, наконец, решился и со страшным ревом появился на пороге.
Алуна с ружьем в руках загораживал ему проход.
Медведь был вынужден встать на задние лапы, чтобы по своей привычке драться врукопашную. Алуна только этого и ждал: он отступил на шаг и в упор выстрелил ему в бок, противоположный тому, куда уже вошел нож.
Медведь слегка попятился и тяжело рухнул навзничь. Пуля прошла у него сквозь сердце.
Хотя это был черный медведь, ростом он не отличался от серого медведя и весил восемьсот фунтов.
Однако, если бы Алуна имел дело не с черным медведем, а с серым, то все, вероятно, приняло бы совершенно иной оборот, ибо серый медведь использует в схватке зубы и когти, тогда как черный, напротив, никогда их в ход не пускает. Он старается схватить противника поперек тела, прижать к себе и раздавить в своих чудовищных объятиях.
Понятно теперь, чем была наша охота на ланей, косулей и оленей для человека, привыкшего к страшной охоте, о которой я сейчас рассказал.
Позднее Алуна избежал еще многих других опасностей, по сравнению с которыми те, навстречу каким он шел вместе с нами, казались заурядными происшествиями. Разумеется, эти опасности оставили след в его сознании, но он говорил о них без страха, готовый без всяких колебаний противостоять им, если ему случится снова с ними столкнуться.
Но далеко не так обстояло дело с теми опасностями, каким Алуна, по его словам, подвергался на реке Колорадо и в болотах восточной части Техаса, где он потерял двух лошадей, растерзанных аллигаторами и карванами.
У нас прекрасно известно, что такое аллигаторы, но я сомневаюсь, чтобы ученые, даже натуралисты, когда- нибудь слышали о карванах; что же касается меня, то я не готов поручиться, что карван существует где-либо еще, помимо головы Алуны.
Так или иначе, карван был для этого бесстрашного человека тем же, чем служит для наших детей Бука.
Как говорят, на востоке Техаса существуют огромные болота, которые внешне выглядят как прерии с твердой почвой, а в действительности являются обширными илистыми трясинами, куда за несколько мгновений может затянуть всадника вместе с лошадью. Среди этих губительных топей существуют, тем не менее, проходы, образованные тесно сросшимся тростником; индейцы и местные жители умеют распознавать эти проходы. По каким признакам? Вероятно, они и сами с трудом могли бы это объяснить; но пришлый человек никогда не сможет пройти по этим узким дорожкам и почти наверняка погибнет в болоте.
Помимо этой опасности, существует еще и другая. Местами среди этих прерий поднимаются небольшие заросли колючего кустарника около пятнадцатидвадцати футов в поперечнике. Если перед тем, как рискнуть войти в эти заросли, путешественник внимательно оглядит их, он в испуге попятится, ибо ему станет понятно, что кустарник обвит множеством свернувшихся в кольца змей, которые не водятся в прериях и живут только на таких островках растительности. Эти рептилии — водяная мокасиновая змея, коричневая гадюка и коралловый аспид, три змеи, укус которых смертелен и действует еще быстрее, чем укус гремучей змеи.
Но путешественнику, ужаленному этими змеями, еще повезет по сравнению с тем, кому будут угрожать зубы карвана или хвост аллигатора.
Как мы уже говорили, два этих чудовища обитают в илистых трясинах. Стоит лошади оступиться, и все кончено: какую-то минуту она с горящими глазами, поднявшейся дыбом гривой и пылающими ноздрями еще бьется в этой грязи, где невозможно плыть, но потом вдруг мучительно содрогается, ощущая, что какая-то неодолимая сила затягивает ее в бездну. Затем она на глазах постепенно исчезает, сражаясь с невидимым врагом, лишь изредка показывающим свой бугристый загнутый хвост, сплошь ощетинившийся чешуей, которая сверкает сквозь грязь. Дело в том, что у аллигатора средством нападения и обороны служит его огромный хвост, способный, если он загнут дугой, дотянуться до его пасти. Горе тому, кто по неосторожности или случайно окажется в пределах досягаемости этого страшного хвоста!
Что бы ни представляла собой жертва, которую хочет проглотить это омерзительное животное, оно ударяет ее хвостом и подталкивает по направлению к своим челюстям, а те в это время, пока хвост действует, распахнуты во всю ширину и повернуты вбок, чтобы принять предмет, который хвост им посылает и который эти страшные и неотвратимые челюсти перемелют в мгновение ока.
Однако именно из аллигаторов плантаторы Техаса, Новой Мексики и соседних провинций добывают жир, которым они смазывают колеса своих мельниц.
В сезон охоты на аллигаторов, то есть в середине осени, эти животные словно сами приходят сдаваться. Они покидают свои топкие озера и илистые реки, чтобы найти себе самые теплые уголки для зимовья. Там они роют ямы под корнями деревьев и сами