Джон Стейнбек - К востоку от Эдема

— Поговори с Малером. Хол Малер — запомнишь? Он большую бильярдную держит, «Холова луза» называется. Ну, и втихую, натурально, стол покерный.

— Спасибочки, — сказал Джо.

— Не за что. Деньги-то возьми назад.

— Не мои они. Купи себе Гавану.

Автобусная остановка была через два дома от «Холовой лузы». Было уже поздно, но игра в заднем зальце была в самом разгаре. Джо прождал целый час — пока Ходу не понадобилось в сортир, — чтобы познакомиться с ним. Хол разглядывал его своими большими водянистыми глазами, которые из-за толстых стекол очков казались размером с блюдце. Он не спеша застегнул ширинку, поддернул черные сатиновые нарукавники, поправил зеленый защитный козырек на лбу.

— Подожди, пока кончим, — сказал он наконец. — Сам-то не любитель?

— А сколько под тебя играют, Хол?

— Только один.

— Давай и я, — согласился Джо.

— Пятерку в час кладу, — сказал Хол. — Плюс десять процентов с моего выигрыша.

— Ладно, идет. Моя рука — Вильямс, белобрысый такой.

В час ночи Хол и Джо потопали в «Барлов гриль».

— Две грудинки на ребрышках и картошечки жареной, по-французски, — распорядился Хол и спросил у Джо:

— Суп будешь?

— Не, и картошку жареную не буду. Пучит меня от неё.

— Меня тоже, — сказал Хол. — А всё равно нажираюсь. Моциону мало.

Хол молчал, пока не подали еду. А как только набил рот, так и заговорил.

— Твой-то тут какой интерес? — осведомился он, откусывая кусок грудинки.

— Никакой. Сотню дали — я и взялся. Если столкуемся, двадцать пять твои.

— Доказательства нужны, бумага какая?

— Бумага — это хорошо, но обойдусь.

— В таком разе… Не знаю, как и что, только подчаливает она ко мне: так, дескать, и так, нездешняя я, а мне клиент нужен. Да никудышная оказалась. Больше двадцатки за целую неделю я от неё ни разу не имел. И не узнал бы об ней ничего, если бы Билл Примус её в моем заведении не видел. Когда её нашли, он, само собой, сразу ко мне, давай расспрашивать. Правильный он мужик, Билл. У нас тут полиция вся правильная.

Этель была не так плоха, как казалось, — да, ленивая, неопрятная, зато простая, добродушная. Ей хотелось стать приличной женщиной и жить достойно. Но бедняге не везло, потому что была она не очень смышлена и не очень красива. Нашли её на берегу, куда её выкинули волны, полузасыпанную песком. Стали вытаскивать. Если бы она узнала, что у неё при этом задралась сзади до пояса юбка, она бы со стыда сгорела. Этель очень хотела выглядеть приличной.

— У нас тут диких артелей развелось, — продолжал Хол. — Сардиной промышляют. Бормотухи налижутся и в море. Кто-нибудь взял да и затащил её на свою посудину, а после за борт спустил. Я так понимаю. Иначе как она в воде очутилась?

— Может, сама с причала сиганула?

— Кто, она? — удивился, пережевывая картофель, Хол. — Ни хрена подобного. Да ей задницей пошевелить лень, не то что руки на себя наложить. Ну что, удостовериться желаешь?

— Да нет, раз ты говоришь, что это она самая, значит, так оно и есть, — сказал Джо и пододвинул Холу две десятки и пятерку.

Хол свернул билеты наподобие самокрутки и сунул в жилетный карман. Потом аккуратно отрезал треугольник мяса и положил в рот.

— Она это, точно. Пирога хочешь?

Джо хотел поспать часов до двенадцати, но проснулся в семь утра и долго лежал в постели. Спешить некуда, в Салинас приедет ночью, а сейчас надо хорошенько все обдумать.

Поднявшись, он долго изучал себя в зеркале, словно примеряя, какую мину состроить, вернувшись домой. Надо, чтобы Кейт видела, что он расстроен, хотя и не очень. Хитрющая баба, с ней ухо востро держи. Пусть она ходы делает, а ты приглядывайся. Думаешь, она так сразу и покажет карту? Держи карман шире! Джо мысленно признался себе, что боится её до смерти.

Осторожность подсказывала: «Просто приди, расскажи все как есть и получай заработанные пять сотен». И тут же, обозлясь, он возразил самому себе: «Вот о шансах мечтаешь, а много ли их у тебя было? Шанс, он тогда начинается, когда усечешь, что он вообще есть. Кому охота всю жизнь в поганых сутенерах ходить? Слушай, поддакивай, следи за картой. Пусть первой заговорит она. Не убудет тебя от этого. Ежели что не так, всегда можно сказать, что сам, мол, только что узнал». «Она ж тебя через пять минут в тюрягу упечет». «Не упечет, надо только за картой следить. Чего ты теряешь? Хоть раз в жизни у тебя настоящий шанс был?»

Кейт чувствовала себя гораздо лучше. Похоже, помогло новое лекарство. Ломота в руках поутихла, пальцы как будто немного распрямились, опали припухлости на суставах. Первый раз за много дней она по-настоящему выспалась, потому и настроение у неё было хорошее, даже приподнятое. Ей захотелось вареного яичка на завтрак. Кейт встала, надела халат и взяла ручное зеркальце. Потом, подоткнув под спину подушки, она снова уселась в постель и принялась изучать свое лицо.

Отдых творит чудеса. От боли и тревог рот деревенеет, глаза блестят нездоровым, беспокойным блеском, а мышцы на висках и на щеках и даже крылья носа неестественно напрягаются. Так выглядят захворавшие люди, старающиеся превозмочь страдания.

Перемена после ночного отдыха была в ней поразительна. Сейчас ей можно дать лет на десять меньше. Кейт оттопырила сначала верхнюю губу, потом нижнюю и внимательно осмотрела зубы. Надо почистить хорошенько. Она очень следила за зубами. Золотые мосты на месте коренных зубов — это единственное, за чем она обращалась к дантисту. До чего же молодо выгляжу, думала Кейт. Одна спокойная ночь, и она снова в форме. Потому она их и дурачит, как маленьких. Хворая, думают, слабенькая. Хороша слабенькая, усмехнулась она про себя, — как стальной капкан. Впрочем, она всегда берегла свое здоровье: ни спиртного, ни тем более кокаина или ещё чего в этом же роде, а последнее время даже от кофе отказалась. Умеренность явно шла ей на пользу. Ничего не скажешь, внешность у неё прямо-таки ангельская. Она приподняла зеркало повыше, чтобы не отражался в нем, не лез в глаза платочек на шее.

Внезапно перед ней возникло другое ангельское личико, так похожее на её собственное, — как же его зовут?.. Черт побери, забыла… Алекс или что-то в этом роде. Она словно бы видела, как он медленно движется мимо неё, в белом стихаре с кружевом, склонив голову и касаясь нежным подбородком груди, и на волосы ему падает отблеск свеч. В руках он держит дубовый жезл, медный крест на его верхушке чуть кренится вперед. Есть в нем что-то завораживающе-прекрасное, что-то нетронутое, неприкасаемо чистое. Да, но разве что-нибудь нехорошее по-настоящему затронуло её самое, разве проникло в душу, запачкало её? Только снаружи от соприкосновения с другими оставались грязные пятна. А внутри она такая же светлая и цельная, как этот юноша — Алекс его, что ли?

Кейт фыркнула: мать двоих взрослых парней, а выглядит, как невинная малолетка. Если бы её увидали, разве не заметили бы, как они похожи. Она вообразила, как они стоят рядышком, кругом народ, и все любуются ими. Интересно, что бы он… Арон, вот как его зовут… что бы он сделал, если бы узнал о ней? Братец-то его пронюхал. Проныра, сукин сын… ах, что же я говорю, нельзя так. Могут и впрямь подумать, что… Некоторые давно думают. И ведь не пригульный, не на стороне его прижила, а от священного таинства брака рожден. Кейт громко, от души рассмеялась. Забавно все-таки получается.

Только вот беспокоит он её, этот смуглый проныра. Весь в Карла пошел. Кого-кого, а Карла она действительно уважала: он наверняка бы её тогда прикончил.

Замечательное все-таки лекарство: боль как рукой сняло, а главное, опять придало ей уверенности в своих силах. Ещё немного, и загонит заведение, а там — в Нью-Йорк, как и хотела. Снова подумалось об Этель. Чего такую бояться? Совсем, должно быть, сдала, дуреха старая. А что если добить её добротой? Когда Джо найдет эту развалину, может быть… может быть, взять её в Нью-Йорк? Чтобы при себе держать.

В голове у Кейт вдруг родилась занятная мыслишка. До чего же смешное смертоубийство будет — о таком ни одна живая душа ни под каким видом не проведает. Закормить дурочку до смерти! Пичкать её шоколадом — коробки шоколадных конфет, вазы с помадками, обязательно ветчина, причем пожирнее и поджаренная, портвейну хоть залейся, и, само собой, масло, все пропитано маслом, и взбитые сливки, но никаких фруктов и овощей и никаких прогулок. Посиди, дорогуша, лучше дома, присмотри за порядком — нынче никому доверять нельзя. Вид у тебя сегодня усталый, приляг, нет-нет, я сама винца тебе принесу. Кстати, я тут новых конфет купила — возьми коробку прямо в постель. Что? Говоришь, нездоровится? Может, слабительное принять? Очень вкусные орешки, не хочешь попробовать? Да после всего этого она за полгода от обжорства лопнет, сучка паршивая. А глисты? Интересно, кто-нибудь использовал глисты для умерщвления? Как звали того типа, который никак напиться не мог, потому что воду решетом черпал, — Тантал? На губах у Кейт играла сладкая улыбка, ей становилось весело. Вот потеха была бы — закатить её мальчикам прощальную вечеринку перед отъездом. Простую вечериночку, а потом показать им, сыночкам её драгоценным, представление с девочками. Потом Кейт увидела миловидное лицо Арона, так похожее на её собственное, и какая-то боль, непонятная и несильная, стеснила ей грудь. Хитрости в нем нет. Не умеет защитить себя. А тот, смуглый, — от него чего угодно жди. Она нутром чуяла, какой он. Кейл поборол её, как ни крути. Ну, ничего, до отъезда она ему покажет. Что если… а правда, почему бы ему не устроить так, чтобы он подцепил триппер… Быстро приведет нахала в чувство.