«Птицы», «Не позже полуночи» и другие истории - Дафна дю Морье
— Бабушка говорит, чтобы вы так не шумели.
Дебора, уставшая от своего сочинительства, откинулась на подушку и закрыла глаза. У нее больше не было сил. Дети пожелали друг другу спокойной ночи, произнесли хором давно установленную фразу, начиная со своих имен и адресов и кончая миром, вселенной и космическим пространством. Затем следовало заключительное, главное «спокойной ночи», после чего ни один из них не должен был ничего больше говорить под страхом неведомого бедствия.
«Надо постараться не заснуть», — подумала Дебора, но у нее не осталось сил. Сон был неодолим, и прошло несколько часов, прежде чем она открыла глаза и увидела, как вздуваются шторы, как вспышка молнии высветила потолок, как на фоне неба мечутся в рыданиях деревья. Она мгновенно вскочила с постели. Хаос пришел. Звезды исчезли. Ночь сделалась зеленовато-желтой. Оглушительный треск расколол небеса, разорвал их надвое. Если бы только пролился дождь, то был бы знак милосердия, и, умоляя об этом, деревья клонились то в одну, то в другую сторону, а отчетливо видимая лужайка простерлась в ожидании, как лист раскаленного металла. Да разверзнутся хляби небесные. Да хлынет ливень.
Внезапно вновь полыхнула молния, и снаружи, живая, хотя и неподвижная, возникла женщина у турникета. Она смотрела на верхние окна дома, и Дебора узнала ее. Тайный мир ждал. Весь долгий день, пока собиралась гроза, он присутствовал здесь, невидимый и недостижимый, но теперь, с наступлением ночи, а с нею — грозы, барьеры исчезли. Послышался новый — мощный и призывный — раскат грома; турникет качнулся, и женщина, опершись на него рукой, улыбнулась и поманила ее.
Дебора выбежала из комнаты и спустилась по лестнице. Кто-то окликнул ее — Роджер, должно быть, — это не имело значения. Заливался лаем Заплатка, но, не пытаясь прятаться, она прошла через темную гостиную и открыла застекленную дверь. Молния обшарила террасу, осветив вымощенный плиткой пол, и Дебора сбежала вниз по ступеням на лужайку, где поблескивал турникет.
Надо было непременно спешить. Если не бежать бегом, турникет может закрыться, женщина — исчезнуть, и тогда все чудеса священного мира будут отняты у нее. Она успела. Женщина все еще ждала. Она протянула руку за билетом, но Дебора покачала головой:
— У меня нет.
Женщина, рассмеявшись, подтолкнула ее через турникет в тайный мир, где нет ни законов, ни правил, и все безликие призраки бежали впереди нее к лесу, гонимые поднявшимся ветром. Потом хлынул дождь. Темно-коричневое небо, пронзенное молнией, распахнулось, и вода с шипением вонзалась в землю, отскакивая от нее пузырями. Папоротники превратились в деревья, деревья — в Гигантов. Все стремительно двигались в исступленном восторге, но ритм движения был сбивчивый и беспорядочный, некоторые клонились назад, засмотревшись на небо, другие ныряли в подлесок, где цеплялись и застревали, исхлестанные.
В мире, оставшемся позади (смеялась на бегу Дебора), это было бы наказанием, но здесь, в тайном мире, это — награда. Призраки, бежавшие рядом с нею, походили на волны. Они были соединены друг с другом, но сделались — каждый из них, и Дебора тоже, — частью той ночной силы, что создает и рыдание, и смех. Молния разветвлялась там, где они пожелают, и гром гремел, когда они взглядывали вверх, на небо.
Пруд ожил. Водяные лилии превратились в руки, воздевшие вверх ладони, а в дальней части пруда, обычно такой неподвижной под зеленой ряской, на поверхность поднимались пузыри, раздуваясь и множась под струями дождя. Все столпились у берега. Призраки склонялись и припадали к кромке воды, и женщина установила турникет посредине пруда, поманив их еще раз. В Деборе всколыхнулось остаточное представление о человеческих порядках, вызвав протест.
— Но мы ведь уже заплатили! — выкрикнула она и секундой позже вспомнила, что сама прошла бесплатно.
Может быть, нужно подтверждение? Может быть, тайный мир — это радуга, которая всегда отдаляется, всегда возникает над следующим холмом, когда вы уже поверили, что стоите под ней? Некогда думать. Призраки уже прошли. Молния белой вспышкой озарила старое мертвое дерево — чудовище в короне плюща, и оттого, что в его сочленениях больше не было упругости, оно не могло приветственно раскачиваться вместе с другими деревьями и папоротниками, а вынуждено было стоять недвижно, будто распятие.
— А теперь… а теперь… а теперь… — повторяла Дебора.
Торжество было в том, что она не боялась, она была полна такой безоглядной готовности… Она вбежала в пруд. Ее живые ноги ощущали ил, сломанные ветки и путаницу старых водорослей; вода поднялась до подмышек, до подбородка. Лилии цепко удерживали ее. Дождь слепил глаза. Женщины и турникета больше не было.
— Возьмите меня с собой! — крикнула девочка. — Не бросайте меня!
В сердце ее бушевало яростное разочарование. Они нарушили свое обещание. Они бросили ее в этом мире. Пруд, затягивавший ее в себя, был уже не источником тайны, а скоплением застойной, мутной, солоноватой воды, подернутой грязной пленкой.
4
— Дедушка говорит, что собирается огородить его, — сказал Роджер. — Это надо было сделать много лет назад. Поставить хорошую ограду — и никогда ничего не случится. Но сначала надо засыпать туда несколько тачек гальки. И это будет просто росяной пруд[59]. Росяные пруды не опасны.
Он смотрел на нее поверх спинки кровати. Статус его повысился: из них двоих теперь только он мог спускаться вниз, служить посредником, носителем добрых или дурных вестей. Деборе было предписано два дня оставаться в постели.
— Я думаю, к среде, — продолжал он, — ты уже сможешь играть в крикет. У тебя ведь ничего не болит. Люди, которые ходят во сне, просто немного не в своем уме.
— Я не ходила во сне, — возразила Дебора.
— Дедушка говорит — похоже, что ходила. Хорошо еще, что Заплатка его разбудил и он увидел, как ты идешь через лужайку…
И чтобы показать, что самое страшное уже позади, он сделал стойку на руках.
Со своей кровати Дебора видела небо. Оно выглядело тусклым и унылым. Это был летний день, переживший грозу. В комнату вошла Агнес с подносом, на котором стоял сладкий творог со сливками и орехами. Вид у нее был очень значительный.
— Ступай себе, — сказала она Роджеру. — Деборе не хочется с тобой разговаривать. Ей нужен покой.
Как ни странно, Роджер повиновался, и Агнес поставила тарелку на столик у кровати.
— Тебе, наверно, есть не
