Чарльз Диккенс - Жизнь и приключения Мартина Чезлвита
Но всякий раз, как мистер Пексниф размышлял об этом предмете (а размышлял он, по своему усердию, довольно часто) и вспоминал, умиляясь сердцем, о том стечении обстоятельств, которое выдало старика ему в руки и привело к посрамлению порока и торжеству добродетели, он всегда чувствовал, что Мэри Грейм стоит ему поперек дороги. Что бы ни говорил старик, мистер Пексниф отлично видел, как сильно он к ней привязан. Он видел, что это чувство проявляется в тысяче пустяков, что старик не любит отпускать от себя Мэри и беспокоится, если она уходит надолго. Чтобы он действительно дал клятву не оставлять ей ничего по завещанию, в этом мистер Пексниф сильно сомневался. Даже если он и дал такую клятву, мистеру Пекснифу было известно, что много существует путей обойти это обстоятельство и успокоить свою совесть. Что непристроенность Мэри лежала тяжким бременем на душе старого Чезлвита, он тоже знал, ибо тот, не скрываясь, говорил ему об этом. „А что, если б я на ней женился, — загадывал мистер Пексниф, — если бы, — повторял он, ероша волосы и поглядывая на свой бюст работы Спокера, — если бы, уверившись наперед, что он это одобряет, — ведь бедняга совсем выжил из ума, — я бы взял да и женился на ней!“
Мистер Пексниф весьма живо чувствовал красоту, особенно в женщинах. Его манера обращаться с прекрасным полом была замечательна своей вкрадчивостью. В другой главе этого романа рассказано, как он по малейшему поводу норовил обнять миссис Тоджерс; такая уж была у него привычка, она, конечно, составляла одну из сторон его мягкого и деликатного характера. Еще до того, как мысль о супружестве зародилась в его уме, он стал оказывать Мэри маленькие знаки платонического внимания. Их принимали с негодованием, но это его не смущало. Правда, едва только эта мысль укрепилась в нем, знаки внимания стали слишком пылкими, чтобы ускользнуть от зорких глаз Чарити, которая сразу разгадала замысел своего папаши, однако он и раньше не оставался равнодушен к очарованию Мэри. Так Выгода и Склонность, впрягшись парой в колесницу мистера Пекснифа, влекли его к намеченной цели.
Никто не мог заподозрить мистера Пекснифа в том, что он намерен отомстить молодому Мартину за его дерзкие слова при расставанье или отнять у него всякую надежду на примирение с дедом, ибо для этого мистер Пексниф был слишком мягок и незлопамятен. Что касается возможного отказа со стороны Мэри, мистер Пексниф, зная ее положение, был вполне уверен, что ей не устоять, если они с мистером Чезлвитом примутся за нее вдвоем. Что же касается того, чтобы справиться наперед с ее сердечными склонностями, то в моральном кодексе мистера Пекснифа такой статьи вообще не значилось, ибо ему было известно, что он прекрасный человек и может осчастливить любую девушку. И так как теперь благодаря Чарити лед между отцом и дочерью был сломан и никаких тайн друг от друга у них больше не было, мистеру Пекснифу оставалось только добиваться своей цели, пустив в ход всю свою ловкость и хитрые приемы.
— Ну, дорогой мой сэр, — сказал мистер Пексниф, встретившись с Мартином в той аллее, которую старик облюбовал для своих прогулок, — как чувствует себя мой дорогой друг в это восхитительное утро? — Вы это про меня? — спросил мистер Чезлвит. — Ага! — заметил мистер Пексниф. — Нынче он опять плохо слышит, я вижу. Про кого же другого, дорогой мой сэр? — Вы могли спросить про Мэри, — сказал старик.
— Да, действительно. Совершенно верно. Надеюсь, я мог бы спросить о ней, как о самом дорогом друге? — заметил мистер Пексниф.
— Надеюсь, что так, — отвечал старый Мартин. — Я думаю, она этого заслуживает.
— Думаете! — воскликнул Пексниф. — Думаете, мистер Чезлвит!
— Вы что-то говорите, — ответил Мартин, — но я не разбираю слов. Нельзя ли погромче!
— Становится глух, как пень, — сказал Пексниф. — Я говорил, мой дорогой сэр, что боюсь, как бы мне не пришлось расстаться с Черри.
— А что она такого сделала? — спросил старик.
— Спрашивает какие-то глупости, — пробормотал мистер Пексниф. — Совсем нынче впал в детство. — После чего он деликатно проревел: — Она ничего решительно не сделала, мой дорогой друг!
— Так зачем же вам с ней расставаться? — спросил Мартин.
— Здоровье у нее стало уже не то, совсем не то, — сказал мистер Пексниф. — Она скучает по сестре, мой дорогой сэр; ведь они с колыбели обожают друг друга. Вот я и хочу, чтобы она погостила в Лондоне для перемены обстановки. И подольше погостила, сэр, если ей захочется.
— Вы совершенно правы! — воскликнул Мартин. — Это весьма благоразумно.
— Я очень рад это слышать от вас. Надеюсь, вы составите мне компанию в нашем глухом углу, когда она уедет?
— Я пока не намерен уезжать отсюда, — был ответ Мартина.
— Тогда почему бы, — сказал мистер Пексниф, беря старика под руку и медленно прохаживаясь по аллее имеете с ним, — почему бы, мой дорогой сэр, вам не погостить у меня? Как ни скромна моя хижина, я уверен, что у меня вам будет гораздо удобнее, чем в сельской харчевне. И, простите меня, мистер Чезлвит, простите, если я скажу, что такое место, как „Дракон“, едва ли годится для мисс Грейм, хотя оно и пользуется доброй славой (миссис Льюпин одна из достойнейших женщин в наших местах).
Мартин раздумывал с минуту, а потом сказал, пожав ему руку:
— Да. Вы совершенно правы, не годится.
— Один вид кеглей, — красноречиво продолжал мистер Пексниф, — может подействовать неблагоприятно на чувствительную душу.
— Это, разумеется, забава черни, — сказал старый Мартин.
— Самой низкой черни, — отвечал мистер Пексниф. — Так почему же не перевезти мисс Грейм сюда, сэр? Чем это не дом для вас? И я в нем один, потому что Томаса Пинча я не считаю за человека. Наш прелестный друг займет спальню моей дочери, вы сами выберете для себя комнату; мы с вами не поссоримся, надеюсь!
— Вряд ли возможно, чтобы мы поссорились, — сказал Мартин.
Мистер Пексниф сжал его руку.
— Я вижу, мы понимаем друг друга, дорогой мой сэр! „Я его вокруг пальца могу обвести!“ — подумал он торжествующе.
— Вопрос о вознаграждении вы, конечно, предоставите мне? — спросил старик, помолчав с минуту.
— Ах, не будем говорить о вознаграждении! — воскликнул Пексниф.
— Слушайте, — повторил Мартин, с проблеском прежнего упрямства, — предоставьте вопрос о вознаграждении мне. Согласны?
— Если вы этого желаете, мой дорогой сэр.
— Я всегда этого желаю, — сказал старик. — Вы знаете, что я всегда этого желаю. Я желаю платить наличными, даже если покупаю у вас. И все же я ваш должник, Пексниф, — настанет день, и вы получите все сполна.
Архитектор был так взволнован, что не мог говорить. Он попытался уронить слезу на руку своего покровителя, но не мог выжать ни единой капли из пересохшего источника.
— Пусть этот день придет как можно позже! — благочестиво воскликнул он. — Ах, сэр! Не могу выразить, как глубоко я сочувствую вам и всем вашим! Я намекаю на нашего прелестного юного друга.
— Это верно, — отвечал старик. — Это верно. Она нуждается в сочувствии. Я неправильно ее воспитывал и этим принес ей вред. Хотя она и сирота, она могла бы найти себе защитника, которого и полюбила бы. Когда она была девочкой, я льстил себя мыслью, что, потворствуя своему капризу и ставя Мэри между собой и вероломными плутами, делаю ей добро. Теперь, когда она выросла, у меня нет такого утешения. Ей не на кого надеяться, кроме себя самой. Я поставил ее в такие отношения с миром, что любая собака может лаять на нее или ластиться к ней, если вздумает. Она действительно нуждается в добром отношении. Да, действительно нуждается.
— Нельзя ли изменить ее положение на более определенное? — намекнул мистер Пексниф.
— Как же это устроить? Не сделать же мне из нее швею или гувернантку!
— Боже сохрани! — сказал мистер Пексниф. — Дорогой мой сэр, имеются другие пути. Да, имеются. Но я сейчас очень взволнован и смущен, мне не хотелось бы продолжать этот разговор. Я сам не знаю, что говорю. Позвольте мне возобновить его как-нибудь в другой раз.
— Вы не заболели? — встревожился Мартин.
— Нет, нет! — воскликнул Пексниф. — Я совершенно здоров. Позвольте мне возобновить этот разговор как-нибудь в другой раз. Я пройдусь немножко. Благослови вас господь!
Старый Мартин тоже благословил его в ответ и пожал ему руку. Когда он повернулся и медленно побрел к дому, мистер Пексниф долго глядел ему вслед, совершенно оправившись от недавнего волнения, которое во всяком другом человеке можно было бы принять за притворное, за хитрость, пущенную в ход для того, чтобы нащупать почву. Происшедшая в старике перемена так мало отразилась на его осанке, что мистер Пексниф, глядя ему вслед, не мог не сказать себе: „И мне ничего не стоит обвести его вокруг пальца! Подумать только!“
Тут Мартин как раз оглянулся и ласково кивнул ему головой. Мистер Пексниф ответил тем же.
