Джейн Остен - Леди Сьюзен

С этими словами он повернулся и побежал наверх. Остановить его я даже не пыталась, ибо понимала, какие чувства им владеют; что же до тех чувств, какие испытывала я, слушая его рассказ, то передать их невозможно. С минуту я, ошеломленная и удивленная — радостно удивленная, — неподвижно стояла на месте; впрочем, чтобы ощутить истинную радость от происшедшего, надо было успокоиться и все взвесить.

Спустя десять минут в гостиную вошла леди Сьюзен. Естественно, я полагала, что они с Реджинальдом поссорились, и взглянула на нее с тревожным любопытством, пытаясь отыскать на ее лице подтверждение своей догадки. Однако вид у этой непревзойденной обманщицы был совершенно невозмутимый. Поговорив со мной на какие-то несущественные темы, она словно невзначай обронила: «Я узнала от Уилсона, что мистер де Курси с нами расстается. Он и в самом деле сегодня покидает Черчилл?» Я ответила утвердительно. «Странно, еще вчера вечером он об этом и словом не обмолвился, — заметила она, смеясь. — Да и сегодня утром за завтраком тоже. Возможно, он и сам об этом еще ничего не знал. Молодые люди ведь часто принимают скоропалительные решения, которым, впрочем, далеко не всегда следуют. Не удивлюсь, если в последнюю минуту он передумает и никуда не поедет».

Вскоре после этого она вышла из комнаты. Хочется надеяться, дорогая матушка, что у нас нет оснований бояться, что Реджинальд и в самом деле передумает, — история зашла слишком далеко. Вероятно, они действительно поссорились, и, скорее всего, из-за Фредерики. Невозмутимость леди Сьюзен меня поражает. Представляю, какую радость Вы испытаете, вновь увидев своего сына — по-прежнему достойным Вашей любви, по-прежнему способным доставлять своим родителям счастье!

Надеюсь, что в своем следующем письме я буду иметь возможность сообщить Вам, что сэр Джеймс уехал, леди Сьюзен потерпела поражение и у Фредерики спокойно на душе. Конечно, еще очень многое предстоит сделать, но все непременно устроится. Очень хочется поскорей узнать, чем все-таки вызван его внезапный отъезд. Кончаю тем же, с чего начала, — искренними поздравлениями.

Та же — той же.

Черчилл.

Могла ли я предположить, дорогая матушка, когда отсылала Вам свое последнее письмо, что ликование мое окажется столь скоротечным? Очень сожалею, что вообще Вам написала. Но кто мог заранее знать, что случится? Надежда, еще два часа назад меня окрылявшая, теперь исчезла. Леди Сьюзен и Реджинальд помирились, и все пошло по-старому. Правда, сэр Джеймс Мартин, по счастью, отбыл. На что же нам теперь уповать? Я и в самом деле очень разочарована. Ведь Реджинальд чуть было не уехал — лошади уже были заложены и только что не стояли у дверей! Еще мгновение — и мы были бы спасены!

В течение получаса я с минуты на минуту ждала его отъезда. Отослав Вам письмо, я пошла в кабинет к мистеру Вернону, где провела некоторое время, обсуждая случившееся. Затем решила поискать Фредерику, которую после завтрака не видела. Я нашла ее на лестнице и обнаружила, что девочка плачет.

«Дорогая тетушка, — воскликнула она, — он уезжает, мистер де Курси уезжает, и это моя вина. Боюсь, что вы рассердитесь, но, честное слово, я даже представить себе не могла, что так получится!»

«Не стоит передо мной извиняться, душенька, — возразила я. — Я была бы благодарна каждому, кто способствовал возвращению брата домой. Дело в том, — нашлась я, — что его отец хочет поскорей с ним повидаться. Но скажи мне, какое отношение к его отъезду имеешь ты?»

«Я была так несчастна из-за сэра Джеймса, — сказала Фредерика, густо покраснев, — что с собой не справилась… Я знаю, я поступила очень дурно… но вы не представляете, как мне было тяжело… а мама велела ни под каким видом не говорить об этом с вами или с дядей… и…» — «И поэтому ты обратилась к моему брату, попросив вмешаться его», — перебила я, чтобы избавить ее от мучительных объяснений. «Нет, я ему написала. В самом деле. Сегодня утром я встала затемно… и два часа сочиняла письмо… когда же оно было написано, я никак не могла набраться смелости вручить его. Однако после завтрака, когда я шла к себе, мистер де Курси повстречался мне в коридоре, и, решив, что если я не передам письмо сейчас, то уже не передам никогда, я себя пересилила… Он был так добр, что сразу же его взял… я же, не посмев даже взглянуть на него, тотчас убежала. Меня охватил безумный страх. Вы не представляете, дорогая тетушка, как я была несчастна…»

«Фредерика, — сказала я, — обо всех своих несчастьях тебе следовало рассказать мне. Во мне ты нашла бы друга, всегда готового прийти тебе на помощь. Неужели ты думаешь, что твой дядя и я не оказали бы тебе столь же решительную поддержку, как и мой брат?»

«Разумеется, я не сомневалась в вашей доброте, — сказала она, и ее личико вновь залилось краской стыда, — но я подумала, что именно мистер де Курси сумеет уговорить маму. Однако я ошиблась, они повздорили, и вот теперь он уезжает. Мама никогда мне этого не простит, и мне будет еще хуже, чем раньше».

«Нет, — возразила я, — не будет. В подобных случаях тебе следует обращаться ко мне вопреки запретам твоей матери. Она не имеет никакого права обижать тебя, и я этого не допущу. Оттого же, что ты обратилась к Реджинальду, выиграли все. Все к лучшему. Даю тебе слово, больше мы тебя в обиду не дадим».

Каково же было мое изумление, когда в эту самую минуту я увидела Реджинальда, выходящего из комнаты леди Сьюзен. Меня сразу же охватило дурное предчувствие. Вид у него был явно смущенный. Фредерика мгновенно исчезла. «Ты едешь? — спросила я. — Мистер Вернон у себя».

«Нет, Кэтрин, — ответил он, — я передумал. Не уделишь ли мне несколько минут?»

Мы пошли в мою комнату. «Я осознал, — продолжал он, волнуясь с каждым словом все больше, — что действовал с присущей мне поспешностью. Я совершенно не понял леди Сьюзен и, неверно истолковав ее поведение, готов был покинуть твой дом. Произошла очень серьезная ошибка — полагаю, ошибались мы все. Фредерика не знает своей матери — леди Сьюзен желает ей добра, Фредерика же не хочет ей довериться. Вот почему леди Сьюзен не всегда может понять, что на пользу ее дочери, а что нет. К тому же я не имел никакого права вмешиваться — мисс Вернон не следовало ко мне обращаться. Короче говоря, Кэтрин, все сложилось крайне неудачно, однако сейчас счастливо разрешилось. Леди Сьюзен, насколько я понимаю, хотела бы, если ты не занята, переговорить с тобой о случившемся».

«Конечно», — сказала я, тяжело вздыхая; его рассказ показался мне малоубедительным. Я, однако, никаких замечаний себе не позволила, мне не хотелось тратить слова попусту. Реджинальд был рад, что может ретироваться, я же отправилась к леди Сьюзен — что-то скажет она?

«Помните, я вам говорила, — начала она с улыбкой, — что ваш брат нас не покинет?»

«Да, — сухо отвечала я, — однако я льстила себя надеждой, что вы ошибаетесь».

«Я бы не посмела высказать это предположение, — продолжала она, — если бы в ту минуту мне не пришло в голову, что его решение нас покинуть явилось следствием разговора, который состоялся у нас сегодня утром и результатом которого он был весьма недоволен, ибо между нами возникло недоразумение. Стоило мне прийти к этой мысли, как я немедленно сочла, что из-за этой размолвки, в которой, вероятно, я виновата не меньше, чем он, вы не должны лишаться общества вашего брата. Если помните, я почти сразу же вышла из комнаты с намерением немедленно исправить положение — насколько это возможно, разумеется. Вот как обстояло дело. Фредерика наотрез отказалась выходить замуж за сэра Джеймса».

«И вашу светлость это удивляет?! — с горячностью вскричала я. — Фредерика — девочка необыкновенно умная, чего про сэра Джеймса никак не скажешь».

«Меня ее отказ ничуть не смущает, — возразила она. — Напротив, радует, так как это лишь свидетельствует об уме моей дочери. Сэр Джеймс, спору нет, не Соломон (из-за своей непосредственности он кажется глупей, чем есть на самом деле), и, обладай Фредерика проницательностью и способностями, которые я хотела бы видеть у своей дочери, или хотя бы имей я подозрение, что она совсем не глупа, — я бы не стремилась так к этому союзу».

«Странно, что только вы одна пребываете в неведении относительно ума вашей дочери», — сказала я.

«Фредерика никогда не умела показать товар лицом, — продолжала леди Сьюзен. — Она стеснительна и ребячлива. Кроме того, она меня боится. Пока был жив ее бедный отец, она росла избалованным ребенком, однако из-за строгости, в которой я была вынуждена в дальнейшем ее держать, ее привязанность ко мне притупилась; к тому же в ней нет той энергии, того блеска, которые сразу же бросаются в глаза».