Галерея женщин - Теодор Драйзер
– Я не знаю, как мне без тебя прожить, Релла.
– Ах, я по тебе тоже буду страшно скучать, – откликнулась она, но произнесла свои слова совсем не так, как я произнес свои. Для меня все это было слишком трагично.
– О, Релла! – продолжил я лихорадочно. – Ты и правда меня любишь?
– Да. – Она склонилась над кустом.
– Правда?
– Да. Да. Только ты все-таки поосторожнее, дядя Дан. Тебя могут из дома увидеть.
Я отодвинулся:
– Как же я могу уехать и оставить тебя?
– Ах, мне бы так хотелось поехать с тобой! Честно! Честно!
Вот и все, что она сказала. Больше мы почти ничего не успели обсудить – мать призвала ее к себе.
В середине следующего дня я работал в тени на боковой веранде – она тянулась вдоль всей стены дома – и не мог не заметить, что Релла, насколько позволяют обстоятельства, пытается этим воспользоваться. Даже слишком часто для человека, которому необходимо отвлекать чужое внимание, она проходила мимо и в конце концов – видимо, чтобы оказаться ко мне поближе, – решила вымыть голову, дабы потом получить возможность высушить волосы на солнце неподалеку от меня и заодно – о, девическое кокетство и тщеславие! – предъявить мне их златую красу. Вот только – это она мне сообщила шепотом – она не сможет остаться надолго. Атмосфера окружавшей нас подозрительности явно сгущалась. Тем не менее она не упускала возможности раз за разом проходить по тому или иному делу от залитой солнцем веранды, на которой сидел я, до своей комнатки внутри дома, каждый раз задевая меня то рукою, то юбкой. Ах, несказанная красота ее блестящих распущенных волос, обрамлявших оживленное юное лицо, водная ясность ее глаз, изысканный изгиб полных губ! Какое с моей стороны безумие, повторял я про себя раз за разом, даже смотреть на нее, а уж желать ее – и тем более. Ибо разве моя жена – это я сейчас заметил впервые – не наблюдает за нами из окна? Тем не менее, проходя мимо меня в очередной раз, Релла остановилась и попросила потрогать ее волосы – какие они мягкие и тонкие. Взгляд, который она в этот момент бросила на меня, был полон мучительного сумрака – он убедил меня в силе ее собственного чувства и одновременно обострил мои муки, ведь утрата была неизбежна. Сама мысль о ее глазах, в которых написано такое томление! Забыв о жене, которую к тому же в тот момент было не видно, я стиснул обеими руками густые пряди и притянул ее к себе. Она поспешно оглянулась, а потом одарила меня страстным стремительным поцелуем, после чего пошла дальше. Едва она ускользнула, как на пороге появилась моя жена. В глазах ее я сразу же увидел тот суровый алмазный блеск, который появлялся, лишь когда она очень сердилась. Она ушла в дом, но вернулась тотчас, когда Релла решилась выйти снова. На сей раз она произнесла:
– Релла! Тебя мать зовет!
С этого момента стало ясно, что худшие опасения оправдались. Уделом моим стали косые взгляды и потайной неотступный шпионаж. А кроме того – постоянные укоры, скрытые, завуалированные. Жена сообщила, что не хочет долее тут оставаться. А как мне остаться без нее? Под каким предлогом? В горестном унынии я размышлял, что можно сделать. Помимо того, чтобы уехать сейчас с женой, если она все-таки решит уехать, мне оставалось лишь одно – поступок необратимый и безрассудный: бежать с Реллой. Допустим, я изложу ей этот план – согласится ли она? А если нет, что тогда? Тогда – поражение и горе. Но если она согласится… что тогда? Ярость непримиримого Хаудершела, когда он обо всем узнает; пересуды – шепотом и вслух – во всем этом краю. Репутация Реллы. Моя репутация. Мстительный гнев моей любящей, но ревнивой жены. Ибо все понятно: в ответ на такой мой шаг она станет искать помощи у самого Хаудершела – он же поставит перед собой задачу вернуть Реллу любой ценой. Ну и допустим, я останусь вдвоем с Реллой – и что тогда? Битва, преследование; расходы, общественные и душевные потрясения, связанные с побегом. Да, я от нее без ума – воистину так! Какая мука! Но обречь на такое… Реллу… себя… остальных. Медленно, но верно, печально и мрачно я – не будучи ни радикалом, ни человеком безрассудным – смирился с неизбежным.
С этого момента, как я и боялся, жена стала постоянно твердить, что оставаться здесь долее неразумно. От ее родителей, по ее словам, пришло письмо с просьбой вернуться к ним – ради какого-то малозначительного события, насколько я понял, уличной ярмарки. Она подчеркивала, что мы понапрасну тратим время здесь, на Западе. Или мне не наскучила еще сельская жизнь? Когда же я сделал вид, что не понимаю, откуда такая перемена, – раньше она находила здесь удовольствие, теперь спешит уехать, – ответом мне стали сперва косые взгляды, потом приступ черной меланхолии, а в конце концов слезы. Я ведь знаю, что не так. Как я смею делать вид, что не знаю? Я… я… кто учинил вот это… и еще вот это… И вот в потоке мелькнул образ моего жестокого сердца. Нет, ну каков же я! Или я полностью лишен совести и порядочности? Неужели и в собственном доме юная школьница не может чувствовать себя в безопасности? Или я не удивляюсь собственным поступкам, собственной непростительной наглости – флиртовать с девушкой, младше меня на четырнадцать лет, считай еще подростком, которой, кстати, тоже должно быть стыдно за свое поведение! Нам давно пора покинуть этот дом. Уедем, причем незамедлительно – прямо сейчас! Завтра!
Ну уж нет, завтра мы не уедем – собственно, уедем не раньше следующего понедельника – вот какие я произнес слова! Пусть ярится! Пусть расскажет всей своей родне, но я никуда не поеду, если только они меня не заставят – она этого хочет? Я здесь на отдыхе.
