Джордж Элиот - Мельница на Флоссе
Мэгги говорила проникновенно; лицо ее разгорелось, в глазах все полнее выражалась любовь, которая взывала о помощи. Благородство, присущее Стивену, откликнулось на этот призыв, но тотчас же — да и могло ли быть иначе? — Это обращенное к нему с мольбой прекрасное лицо обрело над ним новую власть.
— Дорогая, — едва слышно вымолвил он, протягивая к ней руки, чтобы обнять ее, — я вынесу, я сделаю все, что вы пожелаете. Но — один поцелуй, единственный, прощальный, прежде чем мы расстанемся.
Один поцелуй — и затем долгий взгляд, пока Мэгги не сказала трепещущим голосом:
— Пустите меня: нам надо немедленно вернуться. Она поспешно направилась к дому, и больше они не вымолвили ни слова. Завидев Уилли с лошадью на поводу, Стивен остановился и поманил его рукой; Мэгги вошла в ворота. Миссис Мосс одна стояла на старом крыльце: душевная чуткость подсказала этой доброй женщине, что детей лучше отослать в дом. Для Мэгги, должно быть, большое счастье, что за ней ухаживает такой богатый и красивый джентльмен, но, вернувшись, она естественно будет испытывать неловкость — да и счастье ли это? Миссис Мосс, болея душой за Мэгги, хотела и в том и в другом случае встретить ее без свидетелей. Взволнованное лицо племянницы сказало ей достаточно ясно, что если это и было счастье, то тревожное и неверное.
— Присядь хоть ненадолго, моя родная. — Она притянула Мэгги к себе и усадила рядом на скамью: в доме уединиться было негде.
— Тетя Гритти, я очень несчастна. О, если бы я умерла, когда мне было пятнадцать лет! Как легко было тогда отказаться от всего — и как трудно теперь!
Бедная Мэгги обвила руками шею тетушки Мосс и горько разрыдалась.
Глава XII СЕМЕЙНОЕ ТОРЖЕСТВО
К концу недели Мэгги, расставшись с доброй тетей Гритти, отправилась, как это было условлено, с визитом к тетушке Пуллет в Гэрум-Фёрз. Тем временем произошли неожиданные события, и в Гэруме предполагался торжественный съезд всей семьи, желавшей обсудить и отпраздновать перемену в судьбах Талливеров, которая, по всей вероятности, окончательно снимет с них тень бесславия, после чего их добродетели воссияют во всей полноте своего блеска, как Это бывает после прояснения доселе затемненного светила. Приятно сознавать, что члены пришедшего к власти кабинета министров не являются единственными нашими собратьями, сбирающими дань лестного признания и пышных панегириков: многие почтенные семьи нашего королевства удостаивают своих начинающих входить в честь родственников не менее искренним признанием, которое, будучи свободным от гнета прошлого, вселяет в нас приятную уверенность, что со временем и мы совершенно неожиданно для себя вступим в золотой век, где василиски уже больше не жалят, а волки если и оскаливают зубы, то только в наилюбезнейшей улыбке.
Люси постаралась приехать как можно раньше, чтобы опередить даже тетушку Глегг, ибо ей не терпелось без помех обсудить с Мэгги чудесные новости. Можно вообразить, хотя это и звучит неправдоподобно — так со своей милой рассудительностью говорила Люси, — что даже несчастья других людей (бедняжки!) будто сговорились сделать бедную тетю Талливер и Тома, да и непослушную Мэгги, если только она не будет упрямиться, такими счастливыми, как они того заслуживают после всех своих злоключений. Подумать только — в тот день, в тот самый день, когда Том вернулся из Ньюкасла, этот незадачливый молодой Джетсом, которого мистер Уэйкем пристроил на мельнице, в пьяном виде свалился с лошади и сейчас лежит в тяжелом состоянии в Сент-Огге, так что мистер Уэйкем выразил желание, чтобы покупатели тотчас же вступили во владение мельницей. Это, конечно, ужасно для бедного молодого человека, но, право же, может показаться, будто несчастный случай произошел именно теперь, а не в какое-нибудь другое время, только для того, чтобы Том поскорее получил заслуженную награду за свое похвальное поведение — папа всегда так высоко его ставит! Тетя Талливер, несомненно, должна сейчас же переехать на мельницу и заняться хозяйством Тома: это, бесспорно, потеря для Люси в смысле ее домашнего уюта, зато как приятно думать, что тетушка снова вернется в свой дом и станет постепенно создавать уют уже для себя.
По последнему пункту у Люси имелся весьма хитроумный план, и когда они с Мэгги, благополучно проделав рискованный путь по отполированным до блеска ступенькам лестницы, очутились в красивой гостиной, где даже солнечные лучи казались чище, чем где бы то ни было, она, как и подобает искусному стратегу, предприняла маневры против наименее защищенных позиций противника.
— Тетя Пуллет, — сказала она н, присев на диван, стала, ласкаясь, расправлять пышные ленты чепца этой достойной леди, — мне хотелось, чтобы вы теперь же решили, что именно из вещей и белья вы дадите Тому: ведь всем известно ваше великодушие, и вы всегда делаете такие чудесные подарки, а если вы подадите пример, за вами последует и тетушка Глегг.
— Ну, ей за мной не угнаться, милочка. — откликнулась миссис Пуллет с необычной для нее живостью, — потому что, уж поверь ты мне, ее полотно ни в какое сравнение с моим не идет. Она не знает в нем толку, и ей вовек не купить такого, даже не пожалей она на это денег. Широкая клетка, да еще олени и лисы, — вот и все, чем может похвалиться ее столовое белье; ни одной скатерти в крапинку, ни одной с ромбами. Да только не порядок это — делить свое белье еще до смерти. Вот уж, — продолжала миссис Пуллет, покачивая головой и бросая взгляд на свою сестрицу Талливер, — вот уж не думала я, когда мы с тобой отбирали себе эти скатерти с двойными ромбами из первой нашей пряжи, что приведется мне дожить до этого. Бог знает, где теперь твои, Бесси!
— Что ж я тут могла поделать, сестрица? — ответила миссис Талливер, по привычке чувствуя себя на положении обвиняемой. — Да разве я того хотела, чтобы лежать по ночам, не смыкая глаз, да раздумывать про свое лучшее выбеленное полотно, которое разошлось теперь по всей округе.
— Не желаете ли мятную лепешечку, миссис Талливер? — произнес дядюшка Пуллет в приятном сознании, что предлагает дешевое и полезное утешение, и для убедительности подкрепляя это своим примером.
— Но, тетя Пуллет, — вмешалась Люси, — у вас так много прекрасного полотна. Ведь если бы у вас были дочери, вам пришлось бы делить его, выдавая их замуж.
— А я разве сказала, что отказываюсь? — возразила миссис Пуллет. — Теперь, когда Тому выпала удача, самое время, чтобы его друзья позаботились о нем и помогли ему. У меня есть скатерти, которые я купила, когда распродавали твое имущество, Бесси. Это я только по доброте душевной купила их, потому что они так даром и пролежали все это время у меня в комоде. Но Мэгги не видать больше моего индийского муслина или чего другого, ежели она снова пойдет в услужение, хотя могла бы составить мне компанию и шить для меня, раз уж она не нужна в доме брата.
«Идти в услужение» — такой формулой определялось по понятиям Д одеонов положение учительницы или гувернантки; намерение Мэгги возвратиться в это подневольное состояние теперь, когда обстоятельства открывали перед ней более заманчивые возможности, стало камнем преткновения в ее отношениях со всей родней, кроме Люси. Если прежде Мэгги, с ее неуклюжестью подростка, с распущенными, вечно рассыпающимися по спине волосами и вообще подающая сомнительные надежды, была неугодной племянницей, то теперь ее рассматривали одновременно как украшение и подмогу. Эта тема снова подверглась обсуждению в присутствии тетушки и дядюшки Глегг во время чаепития с домашней сдобой.
— Ну-ну! — сказал дядюшка Глегг, добродушно потрепав Мэгги по плечу. — Выбрось из головы эти глупости. Надеюсь, мы никогда больше не услышим от тебя, что ты хочешь поступить на место; ведь ты, верно, подцепила не меньше полудюжины вздыхателей на этом базаре: неужто среди них нет ни одного подходящего молодца на твой вкус? Ну-ка, скажи нам.
— Мистер Глегг! — произнесла его жена своим обычным суровым тоном, но с оттенком той преувеличенной учтивости, которая всегда шла у нее в паре с круто завитой накладкой. — Прошу прощения, но вы слишком легкомысленны для мужчины ваших лет. Чувство долга и уважение к теткам и всем родным, которые так добры к ней, — вот что должно было бы помешать моей племяннице, не спросясь нас, решиться на отъезд, а не какие-то там вздыхатели, ежели мне уж приходится выговаривать это слово, хотя в моей семье о нем и понятия не имели.
— Хе, как же в таком случае они называли нас, когда мы хаживали к ним, сосед Пуллет? В ту пору им сладкими казались наши вздохи, — проговорил мистер Глегг, благодушно подмигивая, а мистер Пуллет при упоминании о сладком прибавил в чай сахара.
— Мистер Глегг, — сказала миссис Глегг, — ежели вы намерены и впредь позволять себе вольности, предупредите меня.
