Йоханнес Зиммель - Любовь - только слово
— Какая же ты свинья!
— Ну зачем же так, дорогая. Ты так долго вращалась в элитном обществе, я уж подумал, ты забыла язык своей семьи.
— Ну, это еще надо посмотреть, чья семья лучше.
— В этом я не сомневаюсь. Прекрасный пример — твой братец.
Теперь они оба были пьяны. Слегка покачиваясь, Манфред Лорд снял со стены венецианское зеркало.
— Что ты делаешь?
— Не могла бы ты сделать мне одолжение? Посмотри на себя в зеркало. — Он поднес зеркало к ее лицу. — Ты красива. Ты изумительно красива. Но ты не заметила, что у тебя уже появились морщины возле глаз. У меня их у самого много. Я уже седой. Я намного старше тебя и не могу быть таким любовником, как Оливер. Но я люблю тебя. Я окружу тебя богатством и роскошью. Я буду это делать до тех пор, пока люблю тебя. Когда я умру, ты получишь фантастическую страховку. Ты живешь в прекрасных домах. Ешь что пожелаешь. Одеваешься как хочешь. Сможешь ли ты позволить себе все это с Оливером? Он намного моложе тебя. Мне твои морщины не мешают. Ему тоже. Пока. А что будет через десять лет? Мне они и через десять лет не будут мешать, а ему?
Верена взглянула в зеркало. Она была пьяна, но не настолько, чтобы не заметить морщины в уголках глаз. Она долго и внимательно рассматривала себя в зеркале.
— Манфред, — сказала Верена, — я боюсь.
— Чего?
— Боюсь, просто боюсь, — отвечала она и продолжала смотреть на себя в зеркало.
— Морщины еще совсем незаметные, но через десять лет… А он такой красивый мальчик! Вполне возможно, что он влюбится в твою дочь.
— Замолчи! Замолчи сейчас же!
— Конечно.
— Убери зеркало!
— Уберу. Но от этого морщины на твоем лице не пропадут, — сказал Манфред Лорд. Он вновь повесил зеркало на стену и вернулся к жене, которая сидела, зажав голову руками. — Я готов забыть все, — сказал Манфред Лорд. — Я забуду все: обман, измены. Я хочу, чтобы ты и Эвелин остались у меня. Я готов удочерить Эвелин, если ты пожелаешь. Ты, конечно, желаешь этого, я ведь знаю, какая ты жадная до денег.
— Подлец…
— Заткнись! Я вытащил тебя из грязи. Я могу вернуть тебя назад. До сих пор я считал тебя благоразумной женщиной. Выходит, ошибался? Или я был прав? В общем, так: когда Оливер вернется из Люксембурга, скажешь ему, что между вами все кончено.
— Ни за что! Ни за что! Ни за что!
— Если женщина трижды кричит «ни за что», это значит, она готова пойти на то, чего от нее требуют. Ты же уже согласилась выполнить мои требования, дорогая. Ты только что осознала, что все, что вы собрались сделать, бессмысленно и бесперспективно. Или это не так?
— Ты дьявол!
— Да, но богатый и умный. Ты ведь не вышла бы замуж за бедного и глупого дьявола?
— Он не такой!
— Прости. Ты, наверное, хочешь выйти за бедного и глупого ангела.
Она взяла тяжелую стеклянную пепельницу и швырнула ее в него. Пепельница угодила Манфреду Лорду в правый висок. Тотчас же в этом месте образовалась рана, и из раны струйкой потекла кровь. Он достал носовой платок.
— Я вижу, благоразумие берет верх, дорогая, — сказал он.
Внизу, во Фридхайме, в церкви ударили колокола.
— Благослови тебя Бог в новом году, сердце мое, — сказал Манфред Лорд, прижимая быстро краснеющий платок к виску. — Завтра пятница. Послезавтра мы вместе поедем в банк и заберем из сейфа вторую половину фотокопий.
Глава 10
Второго января 1962 года они ехали во Франкфурт. Верена взяла фотокопии из сейфа и передала их мужу.
— А пленки где?
— Здесь.
Сидя в автомобиле, на обратной дороге к Таунусу Верена вдруг начала громко смеяться.
— Ты что смеешься?
— Ты в ловушке, дорогой.
— Почему?
— Оливер описал всю нашу историю и отослал в издательство. Там идет речь и о проколотых книжных страницах, о фотографиях и о пленках.
— Через час ни фотокопий, ни пленок уже не будет, дорогая. Остается только эта описанная история. А что значит одна голая история?
— Полиция…
— Полиции нужны доказательства. Единственные доказательства, которые существуют, у меня. Я хорошо относился к Оливеру. Но теперь с меня довольно. И, когда он вернется, тотчас же скажи ему об этом.
— Я не могу… Я не могу…
— Нет, сможешь. Ты у меня крепкий орешек.
— Манфред, я тебя умоляю. Я действительно не могу. Я… Я не знаю, что я скажу…
— В таких случаях лучше всего написать письмо, — сказал Манфред Лорд.
Глава 11
Верена Лорд писала письмо Оливеру Мансфельду. Время, проведенное на Эльбе, вновь всплыло в памяти. Она писала о баре в Марциане, морском порту Аззуро, зеленых волнах моря, в которых Оливер обнимал ее. Не забыла также сказать, что он самая большая любовь всей ее жизни. Она никогда не сможет его забыть, писала Верена Лорд и просила постараться простить ее. Ты моя душа, писала она. Ты мой воздух…
Письмо начиналось словами: «Оливер, мой любимый Оливер!» Хотя ее письмо содержало много разного рода признаний, Верена не могла избежать однозначного заявления о том, что в связи со сложившимися обстоятельствами она вынуждена порвать с ним отношения. Об этом она написала совершенно откровенно. Она писала, что ей нужно подумать о будущем своего ребенка, что ее страшат бедность и разница в возрасте. Если бы на месте Оливера был кто-то другой, умудренный опытом, то он бы наверняка восхитился такой честностью, так как женская честность, — это чрезвычайно редкое и ценное качество.
Верена Лорд обнаружила еще одну сильную сторону своего характера. Она была полна решимости встретиться с Оливером и лично передать ему письмо. Она хотела встретиться в старой крепостной башне сразу после его возвращения из Люксембурга.
Седьмого января 1962 года Оливер Мансфельд, возвратившись из Люксембурга во Фридхайм, позвонил Верене из «Голубого бара» Франкфуртского аэропорта. В это время его маленький друг из Ирана забирал его автомобиль. Верена, не колеблясь, назначила встречу со своим возлюбленным через час. Когда Оливер выезжал из аэропорта, небо было затянуто черными тучами. В воздухе висело страшное напряжение, предвещавшее сильный снегопад.
Оливер Мансфельд довез принца Рашида Джемала Эд-Дина Руни Бендера Шапура Исфахани на автомобиле до Фридхайма и, как принц позднее указывал в своих показаниях, высадил его в большой спешке у виллы, где проживали мальчики, у так называемого «Квелленгофа». И сам по узкой лесной дороге поехал дальше в направлении сторожевой башни. Остановившись в нескольких сотнях метров от башни, он поставил свой «ягуар» в густом кустарнике и направился к башне. Когда он вошел в нее, Верена была уже там. Она обняла и поцеловала его. Но ее поцелуй вдруг показался Оливеру необычайно холодным.
— Что случилось?
— Ничего, — ответила Верена Лорд.
— Нет, что-то случилось. Ты изменилась. Ты совсем другая. Не такая, как всегда.
— Неужели?
— Да, ты изменилась. А где Ассад? Где Эвелин?
— Они дома.
— Что-то произошло?
— Да.
Оливер Мансфельд закрыл глаза.
— Что произошло? Мы же все обсудили перед моим отлетом.
— Ситуация изменилась, — ответила Верена Лорд. — Я написала тебе письмо.
— Какое письмо?
— Обычное письмо.
— А зачем?
— Между нами все кончено.
— Верена!
— Прочти письмо и все поймешь.
— Что мне нужно понять? Мы же обо всем договорились.
— Теперь все по-другому, Оливер, все изменилось. — Верена заплакала. Слезы катились по ее ненакрашенному лицу. — Мне очень больно, я так несчастна.
— Верена, Верена, мы же любим друг друга!
— Этого недостаточно, любимый. Прочти письмо. Я больше не могу. Я ухожу. Все, мы больше не будем видеться.
— Ты сошла с ума!
— Нет, мой бедный маленький Оливер, я абсолютно в здравом уме.
— Но ты не можешь…
— Я вынуждена. У меня ребенок. Я должна быть уверена в завтрашнем дне.
— Я обеспечу эту уверенность тебе и твоему ребенку.
— Ты не сможешь! Отпусти меня! Я не хочу быть здесь, когда ты будешь читать письмо.
— Почему?
— Это самое ужасное письмо, которое я писала когда-либо в жизни.
— Останься!
— Нет!
— Ты испугалась!
— Да, — закричала Верена и побежала по винтовой лестнице башни вниз. — Да, я боюсь! Боюсь! Боюсь!
Оливер Мансфельд оцепенел и не двигался с места. Какое-то мгновение спустя он сел на ящик, рядом с которым валялась длинная веревка, и вскрыл конверт.
Между тем стало еще темнее, но, несмотря на это, сквозь башенные окна была хорошо видна окружающая местность. Была видна речка Нидда с заросшими камышом берегами. Было видно, как она, извиваясь змеей среди кустов и серебристых групп ольшаника, убегала вдаль по лугам, пастбищам и пашням в долины.
Еще можно было увидеть Бад-Наухайм и Бад-Хомбург, Бад-Вилбель, Кенигштайн, Дорнхольценхаузен, Оберурзель и сотни прочих мест проживания людей, самым большим из которых был Франкфурт-на-Майне.