Шарлотта Бронте - Джейн Эйр
– Его внешность… Я забыл, что ты говорила о его внешности. Неотесаный деревенский попик, полузадушенный белым шарфом, грохочущий сапогами на толстой подошве?
– Сент-Джон одевается безупречно. И очень красив. Высокий, белокурый, с голубыми глазами и греческим профилем.
(В сторону.) – Черт бы его побрал! (Мне.) – Тебе он нравился, Джейн?
– Да, мистер Рочестер, он мне нравился. Но вы меня об этом уже спрашивали.
Разумеется, я сразу поняла, куда он клонит. Им овладела ревность, она жалила его. Но ему ее укусы были только полезны, так как отвлекали от тягостной меланхолии. А потому я не стала тут же зачаровывать эту змею.
– Быть может, мисс Эйр, вы предпочтете больше не сидеть у меня на коленях? – последовал неожиданный вопрос.
– Но почему, мистер Рочестер?
– Портрет, который вы сейчас набросали, указывает на слишком уж большой контраст. Ваши слова весьма мило нарисовали изящнейшего Аполлона. Он живет в вашем воображении – высокий, белокурый, голубоглазый да еще с греческим профилем. А ваши глаза сейчас устремлены на Вулкана, всего лишь кузнеца, смуглого, коренастого, а вдобавок слепого и безрукого.
– Мне раньше как-то в голову не приходило, сэр, но вы и правда похожи на Вулкана.
– Ну так можете покинуть меня, сударыня, но прежде, – тут он обнял меня даже еще крепче, – извольте ответить мне на вопрос-другой.
Он помолчал.
– Так на какие вопросы, мистер Рочестер?
И вот тут начался подлинный допрос.
– Сент-Джон предложил тебе место учительницы в Мортоне до того, как узнал, что ты его кузина?
– Да.
– Значит, ты часто его видела? Он иногда посещал школу?
– Ежедневно.
– Он одобрял планы твоих уроков, Джейн? Я знаю, они были превосходными, ты ведь очень талантлива.
– Он одобрял их. Да.
– И открыл в тебе много такого, чего не ожидал? Ведь некоторые твои способности – большая редкость.
– Этого я не знаю.
– Ты говоришь, что жила в хижине при школе. Он навещал тебя там?
– Иногда.
– По вечерам?
– Раза два.
Пауза.
– Как долго ты жила с ним и с его сестрами после того, как вы узнали о своем родстве?
– Пять месяцев.
– Риверс проводил с вами тремя много времени?
– Да. Вторая гостиная служила кабинетом для его занятий и наших. Он сидел у окна, а мы за столом.
– Он отдавал много времени занятиям?
– Порядочно.
– Что он изучал?
– Хиндустани.
– А чем тем временем занималась ты?
– Сначала немецким.
– Тебя учил он?
– Он не знает немецкого.
– Так он тебя ничему не учил?
– Немножко хиндустани.
– Риверс учил тебя хиндустани?
– Да, сэр.
– И своих сестер тоже?
– Нет.
– Только тебя?
– Только меня.
– Ты попросила его об этом?
– Нет.
– Он сам захотел учить тебя?
– Да.
Вторая пауза.
– Почему ему вздумалось учить тебя? Для чего тебе хиндустани?
– Он хотел, чтобы я поехала с ним в Индию.
– А! Вот я и докопался до сути. Он хотел жениться на тебе?
– Он попросил меня выйти за него замуж.
– Это вздор, дерзкая выдумка, чтобы меня помучить!
– Прошу прощения, это чистая правда: он предлагал мне свою руку не один раз и в настойчивости не уступал вам.
– Мисс Эйр, повторяю, вы можете меня покинуть. Сколько раз мне твердить одно и то же? Почему вы продолжаете упрямо ютиться на моем колене, когда я предупредил вас, что вы должны его освободить?
– Потому что мне очень удобно сидеть так.
– Нет, Джейн, ничего подобного, потому что твое сердце не здесь, со мной, а там, с этим твоим кузеном, с этим Сент-Джоном. О, до этой минуты я думал, что моя маленькая Джейн совсем моя! Я верил, что она любила меня, даже покинув: это была единственная капля сладости в море горечи. Как ни долга была наша разлука, как ни жгучи слезы, которые я проливал из-за нее, я не подозревал, что она, пока я тоскую без нее, – она любит другого! Но что толку горевать. Джейн, оставь меня. Отправляйся к Риверсу, выходи за него замуж.
– Так стряхните меня с колен, сэр. Оттолкните, потому что по доброй воле я от вас не уйду.
– Джейн, меня всегда пленял твой голос, и вот сейчас он вновь возрождает надежду, так правдиво он звучит! Когда я его слышу, то переношусь в прошлое, на год назад. Я забываю, что ты связала себя новыми узами… Но я не глупец… Уезжай!
– Куда прикажете мне уехать, сэр?
– Ты нашла свой путь… с мужем. Которого ты избрала.
– Кто это?
– Ты знаешь. Сент-Джон Риверс.
– Он мне не муж и никогда им не будет. Он меня не любит, я не люблю его. Любит он (так, как способен любить, только его любовь – не ваша любовь) юную красавицу Розамунду. На мне он хотел жениться только потому, что видел во мне жену, подходящую для миссионера, чего о Розамунде сказать никак нельзя. Он добродетелен, высок духом, но безжалостно суров, а со мной – холоднее айсберга. Он не похож на вас, сэр. Рядом с ним я не чувствую себя счастливой, ни вблизи от него, ни с ним. У него нет ко мне тепла, привязанности. Он не видит во мне ничего привлекательного, даже юности – ничего, кроме некоторых способностей, которые были бы полезны в его деятельности. Так, значит, я должна уехать от вас, сэр, к нему?
Я невольно вздрогнула и инстинктивно теснее прильнула к моему слепому, но любимому патрону. Он улыбнулся.
– Как, Джейн! Неужели это правда? И твои отношения с Риверсом именно такие?
– Именно, сэр. У вас нет никаких причин ревновать! Я просто хотела вас немного подразнить, отвлечь от тоски. Мне кажется, гнев все-таки лучше печали. Но если вы хотите знать, люблю ли я вас, то, откройся вам, как сильно я вас люблю, вы забыли бы о своих тревогах. Мое сердце целиком ваше, сэр, оно принадлежит вам и останется с вами, даже если судьба навеки прогонит меня от вас.
Он поцеловал меня, но его лицо вновь омрачили тягостные мысли.
– Мои ослепшие глаза! Моя искалеченная сила! – скорбно прошептал он.
Я поцеловала его, стараясь утешить. Я понимала, о чем он думает, но не осмеливалась заговорить. Он отвернул лицо, но я заметила, как из-под сомкнутых век выкатилась слеза и заскользила по смуглой щеке. Мое сердце готово было разорваться.
– Я не лучше старого разбитого молнией каштана в тернфилдском саду, – сказал он затем со вздохом. – Какое право было бы у разбитого ствола ждать, чтобы юная жимолость скрыла своей зеленью его немощь?
– Вы не разбитое молнией дерево, сэр! Вы сохраняете свою мощь, свою листву. Вокруг ваших корней пробьются ростки, и не потому, что вы призовете их, но потому, что манит ваша щедрая тень. И они потянутся к вам и обовьются вокруг вас, ведь ваша сила послужит им надежнейшей опорой!
Вновь он улыбнулся – мои слова поддержали его.
– Ты имеешь в виду друзей, Джейн?
– Да, друзей, – ответила я нерешительно, так как знала, что подразумевала нечто большее, но не посмела употребить другое слово. Но он помог мне.
– Но, Джейн, мне нужна жена.
– Да, сэр?
– Да. Для вас это новость?
– Разумеется. Вы раньше об этом не упоминали.
– Такая новость вам неприятна?
– Это зависит от обстоятельств, сэр. От вашего выбора.
– Его за меня сделаешь ты, Джейн. Я подчинюсь твоему решению.
– В таком случае, сэр, выберите ту, кому вы дороже всего.
– Ну, по крайней мере я выберу ту, кто мне дороже всего. Джейн, ты станешь моей женой?
– Да, сэр.
– Женой бедного слепого, которого тебе придется водить за руку?
– Да, сэр.
– Правда, Джейн?
– Чистая правда, сэр.
– Любовь моя! Да благословит, да вознаградит тебя Бог!
– Мистер Рочестер, если я хотя бы раз совершила в жизни хороший поступок, если когда-нибудь меня посещали благие мысли, если я когда-нибудь возносила искреннюю и бескорыстную молитву, если когда-нибудь стремилась к добродетели, то сейчас я получила свою награду сполна. Быть вашей женой – это высшее счастье, которое может быть мне даровано в этом мире.
– Потому что для тебя блаженство приносить жертвы.
– Жертвы! Чем я жертвую? Голодом ради пищи, ожиданием ради безмятежной радости. Обрести право обнимать того, кто мне дорог, целовать того, кого я люблю, опираться на того, кому доверяю, – это ли значит приносить жертвы? Если так, то приносить их для меня и правда блаженство.
– А также терпеть мою слепоту, Джейн, не замечать, что у меня нет руки.
– Что тут терпеть, сэр? Я люблю вас даже сильней теперь, когда могу вам быть полезной, чем в дни вашей надменной независимости, когда вы гордо не признавали для себя иной роли, кроме дарителя и защитника.
– До сих пор я не терпел, чтобы мне помогали, чтобы меня водили за руку. Теперь это не будет меня угнетать. Мне не хотелось опираться на руку слуги, но совсем другое дело – чувствовать, как пальчики Джейн сжимают мои пальцы. Я предпочитал полное одиночество постоянному присутствию наемных служителей, но нежные заботы Джейн будут для меня вечной отрадой. Я нуждаюсь в Джейн. Но нуждается ли во мне Джейн?
