Джон Стейнбек - Гроздья гнева

Отец спрыгнул в воду и стал там. Мать помогла Розе Сарона слезть и подвела ее к двери. Отец взял ее на руки, поднял как можно выше и, осторожно ступая по глубокой воде, обогнул вагон и пошел к шоссе. Там он спустил ее с рук и обнял за плечи. Дядя Джон шел за ними следом, неся Руфь. Мать соскользнула в воду, и платье вздулось вокруг нее пузырем.

— Уинфилд, садись ко мне на плечи. Эл, вода спадет, мы вернемся. Эл… — Она помолчала. — Если… если придет Том… скажи ему, что мы вернемся. Скажи, чтобы поосторожнее был. Уинфилд, садись на плечи… вот так. Не болтай ногами.

Пошатываясь из стороны в сторону, она пошла по глубокой — по грудь — воде. Мужчины помогли ей взобраться на дорожную насыпь и приняли от нее Уинфилда.

Они стояли на шоссе, глядя назад, на красные квадраты товарных вагонов, на грузовики и легковые машины, залитые медленно колыхавшейся водой. И дождь пошел снова, но легкий, моросящий.

— Пойдемте, — сказала мать. — Роза, ты сможешь идти сама?

— Голова немного кружится, — ответила Роза Сарона. — И такая ломота во всем теле, будто меня избили.

Отец жалобно протянул:

— Пойдем, — а куда пойдем?

— Не знаю. Ну, пошли. Помоги Розе. — Мать взяла ее под правую руку, отец под левую. — Поищем сухое место. Что же делать? Вы второй день ходите во всем мокром.

Они медленно двинулись дальше. Они слышали, как несется вода в речке вдоль дороги. Руфь и Уинфилд шагали впереди, разбрызгивая лужи. Небо потемнело, дождь хлынул сильнее. Движения на шоссе не было.

— Надо торопиться, — сказала мать. — Если Роза у нас промокнет, просто не знаю, что с ней будет.

— А куда нам торопиться, этого ты не сказала, — язвительно заметил отец.

Дорога свернула в сторону, следуя излучине речки. Мать окинула взглядом залитое водой поле. Далеко впереди, немного левее, на невысоком холме стоял потемневший от дождя сарай.

— Смотрите! — сказала мать. — Смотрите! Там, наверно, сухо. Пойдемте туда, переждем дождь.

Отец вздохнул.

— Как бы хозяева не выгнали.

Впереди у дороги Руфь приметила красное пятнышко. Она кинулась туда. Жалкий кустик дикой герани, на нем единственный цветок, побитый дождем. Руфь сорвала его. Она бережно отделила один лепесток от венчика и прилепила его себе на нос. Уинфилд подбежал к ней.

— А мне дашь? — спросил он.

— Ну уж нет, сэр! Это мое. Я сама нашла. — Она прилепила — теперь уже на лоб — еще один красный лепесток, похожий на ярко-красное сердце.

— Руфь! Дай мне! Ну дай! — Уинфилд хотел вырвать у нее цветок, но промахнулся, и Руфь ударила его по лицу. Он застыл на месте от неожиданности, потом губы у него дрогнули, из глаз полились слезы.

В это время подошли остальные.

— Ну, что такое? — спросила мать. — Что такое?

— Он хотел отнять мой цветок.

Уинфилд проговорил сквозь слезы:

— Мне только один… я тоже хочу на нос.

— Дай ему, Руфь.

— Пусть сам найдет. Это мое.

— Руфь! Дай ему лепесток.

Руфь почувствовала угрозу в словах матери и решила переменить тактику.

— Ну ладно, — сказала она добреньким голосом. — Я сама тебе прилеплю. — Старшие пошли дальше. Уинфилд вытянул шею. Руфь лизнула лепесток и больно пришлепнула его к носу Уинфилда. — Ах ты сволочь! — тихо сказала она. Уинфилд потрогал лепесток и прижал его плотнее. Они побежали догонять старших. Руфь уже потеряла всякий интерес к своей находке. — Вот, — сказала она, — возьми еще. Прилепи на лоб.

Справа от дороги дождь снова стал сечь воду. Мать крикнула:

— Скорее! Сейчас хлынет. Давайте через изгородь. Тут ближе. Скорее! Ничего, Роза, ничего.

Они почти волоком перетащили Розу Сарона на другую сторону канавы, помогли ей перелезть через изгородь. И тут ливень настиг их. Он лил потоками. Они прошли размытым полем и поднялись на невысокий косогор. Темного сарая почти не было видно за пеленой дождя. Дождь свистел, шумел, и порывы ветра сгоняли его струями. Роза Сарона поскользнулась и повисла на руках отца и матери.

— Па! Ты донесешь ее?

Отец нагнулся и подхватил Розу Сарона на руки.

— Все равно промокли, — сказал он. — Скорее! Уинфилд, Руфь! Бегите вперед.

Они кое-как добрались до сарая и, пошатываясь от усталости, вошли туда. Двери с этой стороны не было. В сарае валялся старый инвентарь — дисковый плуг, поломанный культиватор, колесо. Дождь барабанил по крыше и занавеской закрывал вход. Отец осторожно посадил Розу Сарона на измазанный маслом ящик.

— О господи! — вырвалось у него.

Мать сказала:

— Может, там дальше есть сено. Вон там, за дверью. — Она распахнула заскрипевшую на ржавых петлях дверь. Сено! — крикнула она. — Идите все сюда.

За дверью было темно. Свет проникал туда только сквозь щели в стене.

— Ложись, Роза, — сказала мать. — Ложись, отдохни. Тебе надо обсохнуть.

Уинфилд сказал:

— Ма! — Но дождь, грохотавший по крыше, заглушил его голос. — Ма!

— Ну что? Что тебе?

— Смотри! Вон там!

Мать оглянулась. В полумраке виднелись две фигуры: в углу лежал на спине мужчина, рядом с ним сидел мальчик, смотревший на пришельцев широко открытыми глазами. Мальчик медленно поднялся и подошел к матери.

— Вы хозяева? — спросил он. Голос у него был хриплый.

— Нет, — ответила мать. — Мы просто спрятались здесь от дождя. У нас больная. Нет ли у тебя одеяла, накинуть на нее, пока платье не просохнет?

Мальчик вернулся в свой угол, принес оттуда грязное ватное одеяло и протянул его матери.

— Спасибо, — сказала она. — А что с тем человеком?

Мальчик проговорил хриплым монотонным голосом:

— Он сначала болел… а теперь умирает с голода.

— Что?

— Умирает с голода. Собирали хлопок, заболел. У него шесть дней ни крошки во рту не было.

Мать прошла в угол сарая и посмотрела на лежавшего там человека. Ему было лет пятьдесят. Заросшее щетиной, призрачно худое лицо: широко открытые глаза, взгляд бессмысленный, остановившийся. Мальчик стал рядом с ней.

— Твой отец? — спросила мать.

— Да. Он все отказывался от еды — то, говорит, не хочется, то недавно поел. Все мне отдавал. А сейчас совсем ослаб. Шагу ступить не может.

Дождь немного стих, и стук капель по крыше перешел в ласковый шорох. Худой, как призрак, человек шевельнул губами. Мать опустилась на колени и подставила ему ухо. Губы шевельнулись снова.

— Да, да, — сказала мать. — Вы не беспокойтесь. Ничего с ним не будет. Подождите, я только сниму мокрое платье с дочери.

Мать вернулась к Розе Сарона.

— Раздевайся. — Она загородила ее одеялом. И когда Роза Сарона сняла с себя все, мать накинула ей одеяло на плечи.

Мальчик снова подошел к ней.

— Я ничего не знал. Он все отказывался от еды — то, говорит, недавно поел, то не хочется. Вчера я пошел, разбил окно, украл хлеба. Дал ему пожевать немного. А его стошнило, он после этого еще больше ослабел. Ему бы супу или молока. У вас нет денег на молоко?

Мать сказала:

— Ты перестань. Не беспокойся. Мы что-нибудь придумаем.

Мальчик вдруг закричал:

— Да он умирает! Я вам говорю, он с голоду умирает.

— Перестань, — повторила мать. Она посмотрела на отца и дядю Джона, с беспомощным видом стоявших около умирающего. Она посмотрела на Розу Сарона, закутанную в одеяло. Взгляд матери сначала только на секунду встретился со взглядом Розы Сарона, но потом она снова посмотрела на нее. И обе женщины глубоко заглянули в глаза друг другу. Роза Сарона задышала тяжело, прерывисто.

Она сказала:

— Да.

Мать улыбнулась:

— Я знала. Я так и знала. — Она потупилась и посмотрела на свои руки, сжимающие одна другую.

Роза Сарона шепнула:

— Вы… вы уйдете отсюда… все уйдете?

Дождь еле слышно шуршал по крыше.

Мать протянула руку, откинула спутанные волосы со лба дочери и поцеловала ее в лоб. Мать быстро встала.

— Пойдемте отсюда, — сказала она. — Пойдемте все в пристройку.

Руфь открыла рот, собираясь спросить что-то.

— Молчи, — сказала мать. — Молчи и марш отсюда. Она пропустила их мимо себя в пристройку, увела туда же и мальчика и прикрыла за собой скрипучую дверь.

Минуту Роза Сарона неподвижно сидела в наполненном шорохом дождя сарае. Потом она с трудом подняла с земли свое усталое тело и закуталась одеялом. Она медленно прошла в угол сарая и остановилась, глядя на изможденное лицо, глядя в широко открытые испуганные глаза. Она медленно легла рядом с ним. Он покачал головой. Роза Сарона откинула одеяло с плеча и обнажила грудь.

— Так надо, — сказала Роза Сарона. Она прижалась к нему и притянула его голову к груди. — Ну вот… вот… — Ее рука передвинулась к его затылку, пальцы нежно поглаживали его волосы. Она подняла глаза, губы ее сомкнулись и застыли в таинственной улыбке.

Примечания

1

Гувервиль — город Гувера, поселки бездомных и безработных людей, возникшие по всей стране в годы кризиса.