Пелам Вудхаус - Дживс и феодальная верность; Тетки – не джентльмены; Посоветуйтесь с Дживсом!

– Ну, сами подумайте, на что похож дядя Джордж. Прямо скажем – не Грета Гарбо. Я бы дал девице возможность хорошенько к нему присмотреться. Тетя Агата, я знаю человеческую натуру, поверьте, и убежден, что нет на свете женщины, которая, постоянно видя перед собой дядю Джорджа в этих его ужасных жилетах, сама не даст ему от ворот поворот. К тому же учтите, что девице придется смотреть, как дядя Джордж ест, а когда он чуть не с головой зарывается в пищу, зрелище не для…

– Берти, если тебя не затруднит, перестань нести околесицу, я буду тебе очень обязана.

– Как скажете, тетенька. И все же, по-моему, вы попадете в крайне неловкое положение, если станете предлагать девушке деньги.

– А я и не собираюсь. Переговоры с ней будешь вести ты.

– Я?

– Разумеется. Думаю, сотни фунтов будет предостаточно. На всякий случай я дам тебе незаполненный чек, и если возникнет необходимость, ты проставишь большую сумму. Главное – вызволить твоего дядю, сколько бы это ни стоило.

– Значит, вы хотите спихнуть это дело на мои плечи?

– В кои-то веки и ты можешь что-нибудь сделать для семьи.

– А когда она, гордо выпрямившись, посмотрит на меня чистым, неподкупным взором, что я скажу на бис?

– Хватит рассуждать на эту тему. Через полчаса ты будешь в Восточном Далвиче. Поезда идут один за другим. Я останусь здесь, дождусь тебя, и ты обо всем отчитаешься.

– Но послушайте!

– Берти, ты немедленно отправишься к этой женщине.

– Пропади все пропадом!

– Берти!

Я сдался:

– Ох, ну ладно, если вы так настаиваете.

– Настаиваю.

– Ладно, будь по-вашему.

Не знаю, приходилось ли вам когда-нибудь ездить в Восточный Далвич и предлагать незнакомке презренный металл, чтобы она отступилась от вашего дяди Джорджа. Если не приходилось, могу вас уверить, что на свете полно занятий куда более приятных. Я чувствовал себя скверно, когда ехал на вокзал. Я чувствовал себя скверно, трясясь в поезде. Мне было скверно, когда я шел по Китченер-роуд. Но совсем скверно я себя почувствовал, когда нажал на кнопку звонка у парадного крыльца и неопрятная горничная, открыв дверь, провела меня по коридору в комнату с розовыми обоями, фортепиано в углу и множеством фотографий на каминной полке.

Ничто так не подавляет дух, как такая вот убогая гостиная где-нибудь в захолустном пригороде, за исключением разве что приемной дантиста, на которую эта комната была похожа. Обычно хозяева страстно порываются загромоздить ее столиками, на которых стоят чучела птиц в стеклянных ящиках. Чувствительный человек, поймав на себе холодный, укоризненный взгляд куропатки или еще какой-нибудь птахи, из которой вынули внутренности и набили ее опилками, способен потерять сознание.

В гостиной «Глицинии» стояло три таких стеклянных ящика, и куда ни кинь взгляд – непременно упрешься в чучело. В двух ящиках сидело по одной птице, а в третьем – целая семья: снегирь-папа, снегирь-мама и маленький мастер снегирь. Причем выражение лица у него было как у малолетнего преступника, и он отравил мне настроение больше, чем все остальные чучела, вместе взятые.

Чтобы не встречаться взглядом с этим чудовищем, я подошел к окну и принялся рассматривать герань. В этот момент дверь отворилась, и, обернувшись, я узрел особу, которую ни при каких обстоятельствах нельзя было принять за девушку. Наверное, ее тетка, мелькнула у меня мысль.

– О! Гм… Доброе утро, – с трудом выдавил я, потому что чувствовал себя так, будто меня оглушили. Комната вдруг показалась мне маленькой-маленькой, а тетушка такой огромной, что мне стало нечем дышать. Бывают люди, от которых нормальному человеку сразу становится тесно, и тетка явно принадлежала к их числу. Вся она состояла из огромных вздымающихся округлостей. Должно быть, в свое время она была очень недурна, хотя и весьма упитанна. Но к тому времени, когда она появилась в моей жизни, вес у нее далеко выходил за все мыслимые пределы. Она была похожа на оперную певицу восьмидесятых годов прошлого века. Оранжевые волосы и платье пурпурного цвета усиливали сходство.

Тетушка показалась мне необыкновенно добродушной. Похоже, она обрадовалась Бертраму и расплылась в улыбке.

– Наконец-то! – сказала она.

Я ничего не понял:

– А?

– Но к племяннице, я думаю, лучше зайти попозже. Она только что уснула.

– О, в таком случае…

– Жалко ее будить, правда?

– Да, конечно, – с облегчением сказал я.

– Если подхватишь инфлюэнцу, то всю ночь не спишь, только утром задремлешь, ну и, конечно, жалко будить, правда?

– У мисс Платт инфлюэнца?

– Мы с ней думаем, что да. Но точно сказать можете только вы. Не будем терять времени. Раз уж вы пришли, посмотрите мое колено.

– Ваше колено?

Я ничего не имею против колен, но все в свое время и, можно сказать, в соответствующем месте. Сейчас, на мой взгляд, момент был неподходящий. Однако дама стояла на своем.

– Ну, что вы думаете о колене? – спросила она, поднимая завесу над святая святых.

Хочешь не хочешь, но вежливость – прежде всего.

– Ужас! – сказал я.

– Не поверите, какую боль оно мне причиняет.

– В самом деле?

– Так и стреляет, так и стреляет. Потом вроде проходит. И знаете, что самое смешное?

– Что? – сказал я, радуясь возможности посмеяться.

– В последнее время точно так же у меня болит вот здесь, внизу позвоночника.

– Не может быть!

– Честно. Будто раскаленной иголкой колет. Хочу, чтобы вы там тоже посмотрели.

– Что? Позвоночник?

– Да.

Я покачал головой. Вообще-то я большой любитель всяких забав, обожаю богемные шуточки и все такое прочее. Но всему есть предел, и мы, Вустеры, его не переходим.

– Это невозможно, – строго сказал я. – Никаких позвоночников. Колени – да. Позвоночники – нет.

Она удивилась.

– Ну и ну, – проговорила она. – Странный вы доктор, вот что я вам скажу.

Как вам уже известно, я очень быстро соображаю, и тут до меня начало доходить, что, должно быть, произошло какое-то недоразумение.

– Доктор?

– Вы ведь доктор?

– Вы приняли меня за доктора?

– А разве вы не доктор?

– Нет. Совсем не доктор.

Наконец все объяснилось. Пелена спала у нас с глаз. Мы поняли, что к чему.

Я с самого начала подумал, что она веселая и добродушная. Сейчас моя догадка подтвердилась. Никогда не слышал, чтобы женщина так искренне смеялась.

– Хорошенькое дельце! – проговорила она, заливаясь хохотом и вытирая глаза носовым платком, который я ей одолжил. – Он не доктор! А кто же вы такой?

– Мое имя Вустер. Я пришел повидать мисс Платт.

– Зачем?

В этот момент я, безусловно, должен был достать чек и взять быка за рога. Но почему-то не смог. Понимаете, каково мне было? Предлагать деньги за то, что от твоего дядюшки отступятся, – дело, мягко говоря, довольно скверное, а при сложившихся обстоятельствах и вовсе не возможное.

– Да так, знаете ли, просто хотел навестить. – Внезапно меня осенило. – Мой дядюшка слышал, что она нездорова, и просил меня повидаться с ней и узнать, как она себя чувствует, – сказал я.

– Ваш дядюшка?

– Лорд Яксли.

– Ой, значит, вы племянник лорда Яксли?

– Вот именно. Наверное, он у вас частый гость.

– Нет. Я его здесь ни разу не видела.

– Не видели?

– Нет. Признаться, у Роди он с языка не сходит, это верно, но почему-то она никак не решится пригласить его на чашку чаю.

Я начал догадываться, что эта Роди, видно, блюдет свой интерес. Будь я девицей, имеющей жениха, и знай, что дома у меня существует экспонат, подобный этой тетушке, я бы тоже призадумался, стоит ли приглашать упомянутого жениха до того, как совершится церемония бракосочетания и он поставит в указанном месте свою подпись. Несомненно, эта тетушка – добрая душа и золотое сердце, но она особа совсем не того разбора, чтобы явить ее до времени своему Ромео.

– Вот, наверное, вы удивились, когда про все узнали? – сказала она.

– Еще бы.

– Хотя ничего окончательно не решено.

– Вы так считаете? Я полагал…

– Ой нет. Роди пока думает.

– Понимаю.

– Она, конечное дело, понимает, что это большая честь. Но порой сомневается: не староват ли он для нее.

– Моя тетушка Агата того же мнения.

– Но как ни крути, титул есть титул.

– Да, верно. А что вы сами об этом думаете?

– Ой, кому интересно, что я думаю? С нынешними девушками сладу нет.

– Да уж.

– Вот и я говорю: ничего путного у них не выйдет. Вот так-то.

– Вы совершенно правы.

Мне показалось, что нет особого смысла вести эту бесконечную беседу. У тетушки был такой вид, будто она готова болтать весь день. Но тут как раз вошла горничная и доложила, что приехал доктор.

Я поднялся:

– Ну что ж, мне пора.

– Уже уходите?

– Да, пойду, пожалуй.

– Ну пока.

– Счастливо оставаться, – сказал я и вышел на свежий воздух.

Зная, что меня ожидает дома, я бы, конечно, предпочел пойти в клуб и провести там остаток дня. Однако чему быть, того не миновать.