Уильям Сароян - Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Я молил бога простить мне, что я прежде ненавидел тех людей в Америке. Я не мог их больше ненавидеть, ибо они послали меня в Лондон, где я нашел свою жену.

Скоро мы были уже дома. Писатель сидел в гостиной и читал мой рассказ, написанный по его заданию. Я протянул ему бумажку, которую получил от матери своей невесты. Когда он ее прочел, я сказал:

— Мы хотим пожениться сегодня же вечером.

— Правильно, — сказал писатель.

Тут как раз зашел Джо Фоксхол, и ему я тоже показал бумажку, а писатель спросил:

— Джо, вы понимаете что-нибудь в брачных обрядах?

— А что тут понимать? — говорит Джо.

— Ну вот и хорошо, — сказал писатель. — Надо устроить Джиль и Весли самый что ни на есть лучший обряд.

Джиль знала, как обстоит дело в армии, — обо всей этой волынке с получением разрешения от начальника гарнизона и прочей канцелярщине, — и поэтому мы решили совершить обряд по-своему. Библии у нас под рукой не оказалось, и Джо позвонил прислуге и попросил одолжить нам их библию. Старый Дэн, который обслуживал весь дом, принес нам библию, и Джо стал ее просматривать в поисках чего-нибудь подходящего к случаю. Потом пришел Виктор Тоска, ему я тоже показал свою бумажку, словом, все уже было готово для предстоящей церемонии. Кольцо я купил еще утром, оно лежало у меня в кармане. Я весь дрожал от волнения, это был самый важный день в моей жизни — день, о котором я так мечтал, — и вот наконец я стою рядом с моей прекрасной Джиль, а она, бледная, с широко раскрытыми глазами, ждет, когда ей нужно будет сыграть свою роль в брачном обряде.

Виктор был в восторге, он попросил нас чуточку обождать и выбежал. Минут через десять он возвратился с двумя бутылками шампанского. Старый Дэн внес за ним ведро со льдом и пять бокалов. Он увидел Джиль в первый раз и поклонился ей. Я спросил у него, не найдется ли в доме свободной квартиры для меня и моей молодой жены. Он нас поздравил и сказал, что есть небольшая квартирка, которую он может нам сдать на недельку, а после придется ее передать тем людям, которые закрепили ее за собой. Тут я дал ему три фунта и попросил достать немного цветов и поставить их в этой квартирке — алых роз, сказал я.

Словом, я обалдел. Я не знал, смеяться мне или плакать, все в голове перемешалось. Но вот Джо сказал, что он готов, и тут уж я совсем разволновался. Джо поставил писателя рядом со мной, Виктора — рядом с Джиль, а сам стал напротив нас и приступил к выполнению обряда. Это была самая прекрасная церемония, какую я когда-либо видел. Не знаю, что тут было из библии, а что Джо сам придумал, но он, по-моему, говорил как раз то, что нужно. Я не мог удержаться от слез, ибо найти свою девушку и жениться на ней — это самое трудное и прекрасное в жизни, а я ее нашел и женился.

Наступила минута, когда я должен был надеть обручальное кольцо на пальчик моей невесты, и я это сделал, а Джо сказал:

— Перед богом и друг перед другом ты, Весли Джексон из Сан-Франциско, и ты, Джиль Мур из Глостера, отныне и вовеки — муж и жена, а в грядущем — отец и мать.

Джо закрыл библию, а я обнял Джиль и поцеловал. После этого писатель, Джо и Виктор поцеловали ее тоже один за другим, и Джиль заплакала, а за нею и я. Но наши друзья были так за нас счастливы и веселы, что, глядя на них, и мы рассмеялись сквозь слезы. Виктор откупорил шампанское и наполнил бокалы, и все выпили за Джиль и за меня. Я тоже выпил за каждого — за долгую и счастливую жизнь Виктора Тоска, Джо Фоксхола и писателя. Потом я выпил за свою молодую жену, а она за меня. Пили мы до тех пор, пока не выпили все, что было.

Потом пришел старый Дэн с ключом от моей собственной квартиры, и друзья велели мне отвести жену домой и перенести ее через порог на руках.

Глава пятьдесят пятая

Весли и Джиль становятся мужем и женой, чтобы иметь сына, если будет на то божья воля

Я взял Джиль за руку, и мы вышли. Но мы не пошли сразу домой. Мне хотелось сначала побродить с молодой женой по улицам Лондона. Мы прошли по Риджент-стрит на площадь Пиккадилли, где мы в первый раз встретились. Мы постояли на том самом месте, где стояли в тот вечер. Мы прошли в Сент-Джемс-парк и посидели на той скамейке, где сидели тогда и разговаривали. Потом прошли к дому, где жила та женщина, и я позвонил. Когда она открыла дверь, я сказал:

— Мы теперь женаты, и я пришел поблагодарить вас за участие к моей жене, когда она была одна во всем городе.

Мне хотелось подарить этой женщине что-нибудь за ее доброту, но у меня с собой ничего не было, кроме денег, а денег в такую торжественную минуту я дать не мог. Женщина молча уставилась на меня, и я не совсем уверен, поняла ли она, о чем я ей говорил.

Мы пошли обратно к площади Пиккадилли, по Хэй-маркет, а там, на тротуаре, сидел на табуретке старик и играл на старом разбитом пианино. Я подошел к нему и, когда он кончил играть, попросил:

— Не можете ли вы сыграть для меня песню, которая называется «Валенсия»?

И старик сыграл «Валенсию», а я, счастливый, крепко обнял свою женушку и сказал ей:

— Это наша песня — песня нашей с тобой жизни.

Я дал старику горсть монет и опять пошел бродить по Лондону со своей подругой, восхищаясь городом и всеми встречными.

Когда мы подошли к дверям нашего жилища, я поднял свою женушку на руки и перенес ее через порог. Итак, теперь мы муж и жена навеки.

У нас был свой угол, повсюду алели розы. А на столе две бутылки вина — от Виктора, Джо и писателя. Я откупорил бутылку и налил жене и себе по бокалу, и тут пришел старый Дэн, чтобы узнать, что мы хотим на ужин. Я был слишком взволнован, чтобы есть, но Джиль поесть было нужно — ей много нужно было теперь есть, — и поэтому мы заказали всякой всячины, и старый Дэн стал подавать нам блюдо за блюдом, а мы с женой сидели за столом, и ели, и смотрели друг на друга.

Я все ел да ел и глядел на мою милую Джиль.

Всю эту ночь я продержал ее в объятиях, до самого утра. Утром мы встали, отдернули светомаскировочные шторы и стали смотреть на незнакомый нам мир, и он показался нам прекрасным. Потом я отослал Джиль обратно в постель. Когда она снова уснула, я подошел к ней, и залюбовался ее милым спящим лицом, и поцеловал ее в губы. Так было и в следующую ночь и еще в следующую — так было много ночей подряд, пока я не понял, что для Джиль пришла пора стать истинной женой своему мужу и, слив его любовь со своей любовью, испытать, не воплотится ли их взаимная нежность по милости божьей в сыне.

Я купил семейную библию и записал в ней дату, когда мы с Джиль в первый раз были вместе: «В ночь с субботы на воскресенье. 25/26 марта 1944 года, — сына ради, если будет на то божья воля».

Потом мы стали ждать и надеяться и, когда пришло время, узнали, что наши ожидания были не напрасны. С каждым днем мы убеждались в этом все больше и больше, и вот как-то утром Джиль почувствовала сильную тошноту, и я повел ее к доктору. После нескольких визитов он подтвердил, что это так, и я полюбил Лондон даже больше, чем Сан-Франциско, потому что в Лондоне была зачата жизнь моего сына.

Теперь уже я стал не тем Весли Джексоном, каким был прежде. Теперь я был мужем и отцом, и все вокруг для меня изменилось.

Глава пятьдесят шестая

Весли и Джиль находят квартиру, получают подарки и деньги и просто оглушены своим счастьем

Джиль нашла для нас небольшую квартирку на улице Карла Второго. Она возилась с ней до тех пор, пока квартирка не стала походить на нее самое — поистине это был наш родной уголок! Была там и маленькая кухонька, и Джиль стала готовить мне завтраки и ужины. Она не позволяла мне отдавать белье в прачечную, так как это было слишком долго, а потом просто ей самой хотелось мне постирать. С каждым днем она становилась все прелестнее, а чем прелестней она становилась, тем больше я изумлялся своему необыкновенному счастью.

Я написал маме и все ей рассказал, потому что такого рода новости больше касаются матери, чем отца. Я послал маме несколько наших фотографий и сообщил, что Джиль ожидает ребенка и мы надеемся и верим, что это будет сын. Я написал также миссис Тоска, так как знал, что ей будет приятно услышать, что я наконец нашел себе жену. Она меня об этом спрашивала в Нью-Йорке, и я ей тогда сказал, что давно уже ищу невесту, но все никак не найду. Написал я и Лу Марриаччи, и моему старому другу из Сан-Франциско Гарри Куку — и тоже послал им наши фотографии.

Письмо, которое я получил в ответ от мамы, было такое чудесное, что Джиль над ним плакала. А Лу — этакий чудак, совсем сумасшедший — прислал мне свадебный подарок — пятьсот долларов. Я и без того не знал, когда смогу с ним расплатиться, но он мне писал, чтобы я об этом и думать не смел, потому что его новый ресторан все равно дает ему слишком много. Он писал, что я принес ему такую удачу, какой у него не было за всю его жизнь. Писал, что ему очень недостает моего отца, но он рад, что отец дома и что у него жизнь наладилась.