Дом в степи - Сакен Жунусов
И я торопливо засобирался в клуб, хотя глаза мои последние дни болели, как никогда раньше: я даже не мог взглянуть на горящую лампу. Слезы тут же застилали глаза, веки невыносимо жгло, Но я не мог сегодня остаться дома, раз за мной послал сам Ырыскельды,
Колхозный клуб построили еще до войны, Это был саманный домик с деревянной крышей, но внутри уютный, всегда празднично украшенный плакатами, лозунгами, репродукциями картин, Когда собиралась вся молодежь, которая теперь на фронте, здесь стояло такое веселье, что уходить не хотелось, Теперь это - пустой неуютный сарай со старыми изломанными стульями, Да к тому же всегда холодный, с самых первых осенних дней, А зимой - тут только волков морозить, как говорит моя бабушка. Даже сейчас, когда еще и не наступили холода, все собравшиеся сидят тепло одетыми, а старики - так те пришли в малахаях.
Длинный стол покрыт старым выцветшим красным материалом. Он весь в чернильных пятнах. Зато десятилинейная керосиновая лампа ослепительно блестит своими чистыми, специально начищенными для такого случая стеклами. Колхозники: старики, женщины, такие же мальчишки и девчонки, как я, и чуть постарше расселись все по местам и тихо, сдержанно говорят, и только малыши, которых привели с собой матери, бегают, шумят, издают пронзительные возгласы, не обращая на взрослых внимания.
Собрание открыл Ырыскельды. Всех удивило, что на собрании не было самого председателя, но никто не решился спросить у Ырыскельды, где же Садык, потому что в президиуме сидел уполномоченный из района. Тот самый, у которого был стеклянный глаз.
- Аксакалы,- сказал Ырыскельды, поправляя привычным движением гимнастерку у пояса,- снимите свои головные уборы. Надо уважать собрание.
Старики стянули свои меховые шапки, оставшись в маленьких головных уборах, похожих на тюбетейки.
- Я же предупреждал вас,- теперь он обращался к матерям,- не приводить малышей на собрание.
- Не с кем оставить,- послышалось с разных сторон.- Нам самим разве хочется их мучить, когда им спать давно пора?
- Ладно,- уступил Ырыскельды,- только чтоб тихо сидели!
Первым выступил уполномоченный из района. Он коротко рассказал о событиях на фронте и в тылу, а потом почему-то много говорил о борьбе нового со старым. И я не мог понять, куда же он клонит. Но когда он назвал фамилию муллы Шамшуали, мне стало ясно. Весь клуб зашумел, пришел в движение.
- Вот о нем, Караканове, и ставится сегодня вопрос на ваше обсуждение,- сказал он и предоставил слово Ырыскельды.
- Скажите,- обратился он ко всем,- есть ли в нашем ауле дом, который бы не посетило горе? В котором бы не было слез и страданий? Вам известно и положение всего советского народа. Разве мало у нас по всем городам и селам таких несчастных, как Гульжамал и Сапия, которые лишились своих супругов вскоре после свадьбы. А вон Амина и Кайныш! Двадцать лет прожили со своими жигитами, которые сложили свои головы там, в этом пекле. А теперь на руках этих женщин - куча малышей. Один другого меньше. А у кого не сожмется сердце от горя Кулзиры и Шарипы, получивших похоронки на своих сыновей?
При этих словах Ырыскельды женщины запричитали, заплакали. Подождав, когда утихнет общий стон, Ырыскельды продолжал:
- Большое бедствие обрушилось на наш народ. Трудно даже представить, как невыносимо тяжело на фронте, в городах и селах, захваченных фашистами. Вот мы сейчас мерзнем в этом клубе, кутаемся, а как же там, когда у людей даже крыши над головой нет! А ведь там - тоже женщины, старики, дети!
- У нас еще, слава богу,- раздается голос из зала,- в тепле сидим, бомбы на головы не сбрасывают.
- Что правда, то правда,- вступает в разговор другой старик,- там - фронт, здесь - тыл.
- Наши люди тоже не сидят, сложа руки,- переждав, когда утихнут старики, начинает Ырыскельды.- Посмотрите на наших почтенных аксакалов - Жусупа, Байбосына, Жаная. Им уже за семьдесят, а они работают наравне со всеми: от зари до зари! А наши мальчишки? Вот - Кайкен, Рахат, Болтай! Они пришли на собрание наравне со взрослыми, потому что эти дети, которым надо учиться, работают в колхозе. Они уже колхозники! Сами видите, люди, что ни малый, ни старый не жалеют своих сил. Только бы быстрей наступил долгожданный час победы! Но для этого нам нельзя расслабляться, падать духом.
Ырыскельды помолчал, опять разгладил гимнастерку под широким солдатским ремнем, насупил брови и словно приготовился к схватке. - К. сожалению, еще не все понимают это. Сегодня мы собрались с вами по делу муллы Караканова. Скрывать нечего! Я как вчерашний солдат не побоюсь посмотреть Шамшуали в глаза и сказать правду: ты враг!
В зале после этих слов зашумели, заволновались:
- Ну, зачем так круто берешь!- выкрикнул кто-то из родственников муллы.
- Правильно!- загудел, заглушая остальных, старик Жусуп.- Говори, Ырыскельды! И мы, подзадориваемые Кайкеном, дружно поддерживали его.
- Вспомните его до войны. Был тихим, мирным старичком, жил рядом со своими детьми и ни к кому не лез в дом со своим кораном. А почему? Боялся: народ кругом грамотный. Вот и сидел, выжидая, а сам колхозным добром пользовался - и ел, и пил, и скот держал за счет других, которые работали. Пользовался нашим правом: «Старикам у нас почет!» А вот когда в ауле остались старики темные да дети малые, он и выполз, как говорится, из темноты на свет. Где беда, где горе, где похороны, он уже тут со своим кораном.- Ырыскельды весь наклонился вперед, словно хотел дотянуться до муллы, и прямо глядя ему в глаза, не сказал, а выстрелил:- Это ты убил старика Туяка! У него был простой фурункул под мышкой - от этого не умирают, а ты лечил его медным купоросом, смешанным с какой-то дрянью!
В зале зашумели.
- На похоронах Карлыгайн ты клеветал на советских врачей, уверял всех, что это они своими лекарствами довели до могилы бедную женщину, мать двоих детей. Но тебе этого мало! Ты решил угробить и ее сына! Если сомневаетесь в моих словах, спросите самого Болтая.
Я вдруг вздрогнул от неожиданности и сильно смутился, потому что все вдруг стали смотреть на меня, как на незнакомого человека.
«Ужас!- подумал я.- А что если сейчас Ырыскельды скажет выйти на трибуну? О чем я буду говорить?»- И я начал соображать, готовиться к выступлению. Но Ырыскельды продолжал:
- Посмотрите, сколько у Шамшуали скота, собранного мошенническим путем! Я могу по
