Чарльз Диккенс - Большие надежды (без указания переводчика)
— Мы съ Кларой объ этомъ часто говорили, продолжалъ онъ: — и она, такая душка, право, просила меня сегодня, со слезами на глазахъ, сказать тебѣ, что если ты будешь жить съ нами, послѣ нашей свадьбы, то она употребитъ всѣ свои старанія, чтобъ сдѣлать тебя счастливымъ. Она просила также увѣрить тебя, что другъ ея мужа и ея другъ. Какъ бы мы, тогда, славно зажили, Гендель!
Я поблагодарилъ его, просилъ поблагодарить и Клару, но сказалъ, что еще не могу рѣшиться принять его любезное предложеніе. Вопервыхъ, я слишкомъ занятъ другими мыслями, чтобъ обдумать его серьёзно; вовторыхъ… да, вовторыхъ, какое-то смутное намѣреніе начинало раждаться въ моей головѣ, къ которому возвратимся въ концѣ нашего разсказа.
— Но, еслибъ ты, Гербертъ, могъ безъ всякаго вреда вашему дѣлу оставить это мѣсто…
— На сколько угодно, воскликнулъ онъ: — на полгода, на годъ!
— Нѣтъ, ни на такой долгій срокъ, сказалъ я. — На два, много на три мѣсяца.
Гербертъ былъ въ восторгѣ, когда мы ударили по рукамъ, и сказалъ, что теперь, кажется, въ состояніи мнѣ открыть, что по всей вѣроятности, уѣдетъ въ концѣ недѣли.
— А Клара, спросилъ я.
— Бѣдная душка, отвѣчалъ Гербертъ: — она, покуда отецъ живъ, его не оставитъ, но это долго не продлится. Мистрисъ Уимпель сказала мнѣ по секрету, что онъ не на шутку умираетъ.
— Чтобъ не быть безчеловѣчнымъ, сказалъ я: — надо сознаться, что онъ не можетъ ничего лучшаго сдѣлать, какъ отправиться.
— Я боюсь, что это справедливо, отвѣчалъ Гербертъ. — Потомъ, я пріѣду назадъ и мы вмѣстѣ съ моей душкой, Кларою, пойдемъ въ ближнюю церковь и обвѣнчаемся. Не забывай, милый Гендель, что моя красотка, не имѣетъ никакого семейства, никогда не заглядывала въ дворянскіе списки, и не имѣетъ понятія о томъ, кто былъ ея дѣдушка. Вотъ счастье-то для сынка моей маменьки.
Въ субботу на той же недѣлѣ, я распростился съ Гербертомъ. Онъ уѣхалъ въ дилижансѣ въ одинъ изъ приморскихъ портовъ. Несмотря на грустное разставаніе со мною, онъ былъ полонъ самыхъ свѣтлыхъ надеждъ. Зайдя въ первую попавшуюся кондитерскую, я написалъ нѣсколько словъ Кларѣ, извѣщая ее о его отъѣздѣ, а потомъ отправился домой, если можно было такъ назвать мою квартиру, ибо у меня уже не было болѣе дома.
На лѣстницѣ я встрѣтилъ Уемика. Онъ заходилъ ко мнѣ и уже возвращался, не найдя меня. Я еще ни разу не видалъ его наединѣ, со времени печальнаго исхода вашего бѣгства. Теперь онъ пришелъ не какъ офиціальный, а какъ частный человѣкъ, чтобъ разъяснитъ мнѣ нѣсколько нашу неудачу.
— Покойный Компесонъ, началъ Уемикъ: — мало-по-малу сдѣлался, руководителемъ почти всѣхъ теперешнихъ продѣлокъ, и отъ его то людей, попавшихся въ руки правосудія, я узналъ все переданное мною вамъ. Я держалъ ухо востро, хотя притворялся, что ничего не слышу. Наконецъ, я узналъ, что онъ уѣхалъ изъ города и полагалъ, что это лучшее время для побѣга. Теперь я соображаю, что это вѣрно была хитрость съ его стороны. Онъ какъ очень умный человѣкъ, вѣрно, обманывалъ постоянно своихъ людей. Я надѣюсь, вы меня не вините въ вашемъ несчастіи, мистеръ Пипъ? Повѣрьте я отъ всей души старался вамъ услужить.
— Я въ этомъ убѣжденъ не менѣе васъ самихъ, Уемикъ, и искренно благодарю васъ за вашу дружбу и участіе, которое вы во мнѣ принимаете.
— Благодарствуйте, благодарствуйте. Вотъ скверная шутка, продолжалъ Уемикъ, почесывая голову. — Я васъ увѣряю, что давно меня нлто такъ жестоко не подрѣзывалъ. Главное о чемъ я безпокоюсь, это о потерѣ такого количества движимаго имущества. Вотъ бѣда-то!
— А я безпокоюсь, Уемикъ, только о владѣльцѣ этого имущества.
— Конечно, сказалъ Уемикъ: — конечно, противъ этого нечего и говорить, вамъ должно быть очень его жаль. Да, я самъ далъ бы пяти-фунтовую бумажку, чтобъ только его освободили. Но посмотрите, дѣло-то вотъ въ чемъ. Покойный Компесонъ зналъ о его возвращеніи въ Англію и рѣшился, во что бы то ни стало, изловить его. При этихъ условіяхъ, мнѣ, кажется, не возможно было его спасти. Тогда-какъ движимое имущество, напротивъ, можно было очень-легко спасти. Вотъ видите ли, какая разница между владѣльцемъ и его имуществомъ?
Я пригласилъ Уемика взойдти во мнѣ освѣжиться, стаканчикомъ грога прежде, чѣмъ отправиться въ Уольворѳъ. Онъ согласился. Распивая свой грогъ, онъ вдругъ ни съ того ни съ сего, и съ нѣкоторою неувѣренностью сказалъ:
— Что вы думаете, мистеръ Пипъ, еслибъ я взялъ себѣ праздникъ въ понедѣльникъ!
— Я думаю только, что этого съ вами не случалось мѣсяцевъ двѣнадцать.
— Вѣрнѣе лѣтъ двѣнадцать, отвѣчалъ Уемикъ. — Да, я намѣренъ взять праздникъ въ понедѣльникъ. Болѣе того, я намѣренъ сдѣлать прогулку, и васъ просить пройтись со мною.
Я только-что хотѣлъ извиниться, сказавъ, что я теперь не гожусь ни на какіе прогулки, но Уемикъ меня предупредилъ:
— Я знаю, вы заняты другимъ и не расположены въ прогулкамъ. Но еслибъ вы были такъ добры и исполнили мою просьбу, то сдѣлали бы мнѣ большое одолженіе. Прогулка наша будетъ ранняя и не возьметъ много времени. Она не займетъ у васъ болѣе какъ часа четыре, считая съ завтракомъ, отъ восьми часовъ утра и до полудня. Не могли ли бы вы какъ-нибудь устроиться и одолжить меня?
Уемикъ столько уже сдѣлалъ для меня, что оказать ему это одолженіе было, сравнительно, сущая бездѣлица; и потому я сказалъ, что если только возможно, то исполню его просьбу. Онъ былъ такъ доволенъ, что смотря на него и я радовался, что могъ оказать ему такое удовольствіе. По его желанію, я обѣщалъ зайдти за нимъ въ замокъ, въ понедѣльникъ, въ половинѣ девятаго, и мы разстались.
Аккуратно, въ назначенный день и часъ, я позвонилъ у калитки замка. Уемикъ самъ вошелъ мнѣ на встрѣчу. Мнѣ показалось, что онъ былъ какъ-то болѣе натянутъ, чѣмъ обыкновенно и имѣлъ новую шляпу на головѣ. Въ комнатѣ, на столѣ были приготовлены два стакана молока съ ромомъ, и два бисквита. Старикъ, должно-быть, всталъ съ пѣтухами, ибо, заглянувъ въ его спальню, я замѣтилъ, что постель его была пуста.
Подкрѣпившись молокомъ съ ромомъ и бисквитами, мы отправились въ походъ. Я очень удивился, когда выходя изъ дому, Уемикъ взялъ на плечо длинную удочку.
— Что, развѣ мы идемъ удить рыбу? спросилъ я.
— Нѣтъ, отвѣчалъ онъ:- но я люблю ходить съ удочкою.
Мнѣ показалось это очень-страннымъ, но я ни слова не сказалъ, и мы направили свои шаги къ Кэмбервельскимъ лугамъ. Не далеко отъ этого мѣста, Уемикъ вдругъ воскликнулъ:
— Вотъ церковь!
Въ этомъ не было ничего удивительнаго, но меня очень-удивило, когда онъ проговорилъ, какъ-бы освѣщенный какою-то лучезарною идеею:
— Взойдемъ-ка!
Мы взошли. Уемикъ оставилъ свою удочку у входа и, осмотрѣвшись во всѣ стороны, сталъ шарить у себя въ карманѣ. Доставъ что-то завернутое въ бумажку, онъ опять воскликнулъ:
— А! Вотъ пара перчатокъ! надѣнемъ-ка!
Перчатки были бѣлыя лайковыя; смотря на нихъ и на его ротъ, непомѣрно расширившійся, я началъ что-то подозрѣвать. Скоро мои подозрѣнія подтвердились; я увидѣлъ престарѣлаго родителя, который входилъ въ церковь, ведя подъ руку какую-то даму.
— А! воскликнулъ Уемикъ. — Вотъ миссъ Скифинзъ! Сыграемъ-ка свадебку!
Эта скромная дѣвица была одѣта по обыкновенному, только идя перемѣняла свои зеленыя перчатки на бѣлыя. Престарѣлый родитель приготовлялся принести подобную же жертву Гименею. Однако, онъ никакъ не могъ сладить съ своими перчатками, и Уемикъ долженъ былъ, наконецъ, прислонить его спиною къ колоннѣ, а самъ, ставъ за нее, старался напялить ему перчатки. Я же, съ своей стороны, держалъ почтеннаго джентльмена за талію, чтобъ онъ не потерялъ равновѣсія. Благодаря этому ухищренію, перчатки были благополучно надѣты.
Съ появленіемъ пастора и дьячка, мы выстроились передъ роковою загородкою алтаря. Уемикъ такъ хорошо вошелъ въ свою роль, показывая видъ, что все это случилось неожиданно, и не было приготовлено заранѣе, что я слышалъ, какъ онъ, вынимая передъ вѣнчаніемъ кольцо изъ кармана, пробормоталъ:
— А! вотъ кольцо!
Я исполнялъ роль шафера жениха, а какая-то церковная прислужница, маленькая старушка, въ дѣтскомъ чепчикѣ, представляла закадышную подругу миссъ Скифинзъ. Отдавалъ невѣсту самъ престарѣлый родитель, и это обстоятельство повело въ небольшому скандалу. Когда пасторъ спросилъ: «Кто даетъ сію женщину въ замужество сему мужчинѣ?» почтенный джентльменъ не подозрѣвая до какого момента въ церемоніи мы уже дошли, очень-пріятно глазѣлъ на заповѣди, написанныя на стѣнахъ. Пасторъ опять повторилъ:
— Кто отдаетъ сію женщину въ замужество сему мужчинѣ?
Старикъ все еще находился въ какомъ-то безсознательномъ состояніи, и женихъ своимъ обыкновеннымъ тономъ воскликнулъ:
— Ну, престарѣлый родитель, ты знаешь, вѣдь, кто ее отдаетъ?
На это престарѣлый родитель очень-живо отвѣчалъ, какъ слѣдовало, но предварительно замѣтилъ: