Чарльз Диккенс - Оливер Твист
— Конечно, послужитъ, — отвѣтилъ мистеръ Броунлоу. — Я совѣтую вамъ привыкнуть къ этой мысли и вдобавокъ радоваться, что вы такъ дешево отдѣлались.
— Но это все изъ за жены. Она рѣшила это сдѣлать, — оправдывался мистеръ Бембль предварительно осмотрѣвшійся, чтобы убѣдиться въ отсутствіи супруги.
— Это не извиненіе, — возразилъ мистеръ Броунлоу. — Вы присутствовали, когда эти вещицы были преданы уничтоженію, и къ тому же, съ точки зрѣнія закона, вы являетесь наиболѣе виновнымъ изъ двухъ, такъ какъ законъ предполагаетъ, что ваша жена дѣйствуетъ по вашимъ указаніямъ.
— Если законъ предполагаетъ это, — сказалъ мистеръ Бембль выразительно сжимая шляпу обѣими руками, — то законъ — оселъ, идіотъ! Если такова точка зрѣнія закона, то законъ — холостякъ; и вотъ мое злѣйшее пожеланіе закону — пусть онъ но опыту узнаетъ, гдѣ правда, — по опыту!
Произнеся послѣднія слова съ большимъ удареніемъ, мистеръ Бембль туго надвинулъ на голову свою шляпу и, засунувъ руки въ карманы, послѣдовалъ внизъ за своей супружницей.
— Молодая леди, — обратился мистеръ Броунлоу къ Розѣ:- дайте мнѣ руку. Не пугайтесь:- ничего нѣтъ для васъ страшнаго въ тѣхъ немногихъ словахъ, которыя осталось еще выслушать.
— Если они… я не знаю, какимъ образомъ это могло бы случиться, — но если они имѣютъ… какое либо отношеніе ко мнѣ, - сказала Роза, — то позвольте мнѣ выслушать ихъ въ другое время Я теперь не нахожу въ себѣ достаточной бодрости.
— Нѣтъ, — возразилъ старый джентльменъ, беря ее подъ руку, — я увѣренъ, что у васъ больше силъ, чѣмъ вы думаете. Знаете вы эту молодую дѣвушку, сэръ?
— Да, — отвѣтилъ Монксъ.
— Я никогда васъ раньше не видѣла, — слабымъ голосомъ произнесла Роза.
— Я видѣлъ васъ часто, — возразилъ Монксъ.
— У отца несчастной Агнесы были двѣ дочери, — сказалъ мистеръ Броунлоу. — Какая судьба постигла другую, которая тогда была еще ребенкомъ?
— Дѣвочка, — отвѣтилъ Монксъ:- когда ея отецъ умеръ въ незнакомомъ мѣстѣ, подъ вымышленнымъ именемъ, не оставивъ ни письма, ни книги, ни клочка бумаги, которые могли бы послужить хоть малѣйшимъ указаніемъ для разыскивавшихъ его друзей или родственниковъ — дѣвочка была взята бѣдными поселянами, которые воспитали ее, какъ свою.
— Дальше, — сказалъ мистеръ Броунлоу, знакомъ подзывая мистриссъ Мэйли:- дальше!
— Вы не могли найти мѣстожительства этихъ людей, — продолжалъ Монксъ. — Но гдѣ дружба оказывается безсильной, тамъ ненависть часто пробиваетъ себѣ дорогу. Моя мать нашла ихъ послѣ года тщательныхъ поисковъ, и добралась до дѣвочки.
— Взяла ли она ее къ себѣ?
— Нѣтъ. То были очень бѣдные люди и ихъ человѣколюбіе начинало ослабѣвать; но крайней мѣрѣ, это можно было сказать про мужа. Поэтому она оставила ребенка при нихъ, оставила небольшую сумму денегъ, которыхъ не могло хватитъ надолго, и обѣщала прислать еще, но, конечно, вовсе не собиралась сдѣлать это. Ихъ недовольство судьбой и бѣдность могли служить ручательствомъ за то, что дѣвочка будетъ несчастна, но моя мать не сочла этого достаточнымъ и разсказала имъ съ нужными прикрасами исторію позора ея сестры, совѣтовала имъ быть съ нею построже, потому что она изъ дурной семьи, и убѣдила ихъ, что она незаконнорожденная и рано или поздно собьется съ пути. Обстоятельства соотвѣтствовали ея разсказу, они ей повѣрили и дѣвочка начала влачить существованіе достаточно жалкое, чтобы удовлетворить даже насъ. Но однажды какая то дама, вдова, жившая тогда въ Честерѣ, случайно увидѣла дѣвочку, сжалилась надъ ней и взяла къ себѣ. Вѣроятно противъ насъ дѣйствовало какое то проклятое волшебство, такъ какъ, несмотря на всѣ наши усилія, дѣвочка осталась въ домѣ этой дамы и была счастлива. Я потерялъ ее изъ виду два или три года тому назадъ и послѣ того увидѣлъ ее только за нѣсколько мѣсяцевъ до настоящаго дня.
— Видите вы ее сейчасъ?
— Да. Она опирается о вашу руку.
— И ты все попрежнему моя племянница! — вскричала мистриссъ Мэйли, обнимая близкую къ обмороку дѣвушку:- попрежнему мое дорогое дитя! Я ни за какія сокровища въ мірѣ не согласилась бы разстаться съ тобой теперь. Моя кроткая подруга, моя дорогая дѣвочка!
— Мой единственный другъ! — воскликнула Роза, прильнувъ къ ней. — Добрѣйшій безцѣнный другъ. Сердце мое готово разорваться на части. Я не въ силахъ перенести все это.
— Ты перенесла гораздо больше и все таки оставалась самымъ прекраснымъ и нѣжнымъ существомъ, когда либо озарявшимъ счастьемъ всѣхъ окружающихъ, — сказала мистриссъ Мэйли, съ любовью прижимая ее къ сердцу. — Но взгляни, дорогая, кто это ждетъ, чтобы обнять тебя, бѣдное дитя! Посмотри, посмотри, голубушка!
— Только не тетя! — вскричалъ Оливеръ, бросаясь ей въ объятія. — Я никогда не буду звать ее тетей, но сестрой, моей дорогой сестрой, которую мое сердце почему то съ самаго начала полюбило такъ горячо! Роза, дорогая, милая Роза!
Да будутъ священны тѣ слезы и тѣ отрывки словъ, которыми сопровождалось это тѣсное и долгое объятіе сиротъ. Въ теченіи этой одной минуты были найдены и снова потеряны отецъ, сестра и мать. Слезы радости и скорби смѣшались вмѣстѣ, но то не были горькія слезы, потому что и сама скорбь выплывала такъ нѣжно и была смягчена такими кроткими и дорогими воспоминаніями, что преобразилась въ какую то торжественную отраду и потеряла всѣ черты страданія.
Долго, долго они сидѣли вдвоемъ. Легкій стукъ въ дверь возвѣстилъ, что что то пришелъ. Оливеръ отворилъ, выскользнулъ изъ комнаты и далъ мѣсто Гарри Мэйли.
— Я знаю все, — сказалъ онъ, садясь рядомъ съ прекрасной дѣвушкой. — Дорогая Роза, я знаю все.
— Я не случайно здѣсь, — продолжалъ онъ послѣ продолжительнаго молчанія, — и услышалъ я это не сегодня вечеромъ. Я узналъ это вчера, только вчера. Догадываетесь ли вы, что пришелъ напомнитъ вамъ объ одномъ обѣщаніи?
— Погодите, — сказала Роза. — Вы все знаете?
— Все. Вы позволили мнѣ въ теченіи года вернуться къ предмету нашего послѣдняго разговора.
— Да.
— Не для того, чтобы склонять васъ къ измѣненію рѣшенія, но чтобы услышать отъ васъ его повтореніе, если вы останетесь при своемъ. Я обѣщалъ положить къ вашимъ ногамъ то общественное положеніе или состояніе, которымъ буду обладать и если бы вы все таки настаивали на своемъ первомъ рѣшеніи то я обязался въ этомъ случаѣ ни словомъ, ни поступкомъ не пытаться разубѣдить васъ.
— Тѣ же самыя соображенія, которыя были у меня тогда руководятъ мною и теперь, — твердо сказала Роза. — Если я когда либо сознавала свой ясный и опредѣленный долгъ передъ тою которая своей добротой спасла меня отъ нищенства и страданій то когда же, какъ не сегодня, должна я его чувствовалъ съ особенной силой? Это тяжелая жертва, но я горжусь ею; это мученіе, но мое сердце перенесетъ его.
— Но разоблаченія сегодняшняго вечера… — началъ Гарри.
— Разоблаченія сегодняшняго вечера, — мягко прервала его Роза:- ничѣмъ не измѣнили моего положенія по отношенію къ вамъ.
— Вы ожесточаете свое сердце противъ меня, — замѣтилъ онъ.
— Ахъ, Гарри, Гарри! — сказала дѣвушка, разразившись слезами:- я хотѣла бы, чтобы это было для меня возможно. Я избавила бы себя отъ страданій.
— Но тогда зачѣмъ ихъ призывать на себя? — сказалъ Гарри и взялъ ее за руку. — Подумайте, дорогая Роза, подумайте о томъ, что вы услышали сегодня вечеромъ!
— А что же я услышала? Что? — воскликнула Роза. — Что сознаніе своего глубокаго безчестія такъ подѣйствовало на моего отца, что онъ укрылся отъ людей… Ну, довольно, Гарри, довольно намъ говорить объ этомъ.
— Подождите, подождите, — сказалъ молодой человѣкъ, удерживая ее, когда она хотѣла встать. — Мои надежды, виды на будущее, чувства, всѣ мои жизненные помыслы, кромѣ любви къ вамъ, совершенно измѣнились. Теперь я не предлагаю вамъ блистанья среди шумной толпы, сліянія съ тѣмъ міромъ злобы и клеветы, гдѣ добродѣтельно стыдятся всего, кромѣ настоящаго безчестія и позора; я предлагаю вамъ родной уголокъ и сердце — да, дорогая Роза, это все, все, что я могу вамъ предложить.
— Какъ мнѣ понять васъ? — съ трепетомъ произнесла она.
— Я хочу только сказать, что когда я въ послѣдній разъ разстался съ вами, то я уѣхалъ съ твердымъ намѣреніемъ устранить всѣ мнимыя преграды между вами и мною. Я рѣшилъ, что если мой міръ не можетъ быть вашимъ, то вашъ будетъ моимъ, и что никакіе знатные гордецы не будутъ задирать носа передъ вами, потому что я отъ нихъ отвернусь. Я это сдѣлалъ. Тѣ, кто отшатнулись изъ за этого отъ меня, отшатнулись въ то же время и отъ васъ и доказали, насколько вы были правы. Покровители и власть имущіе, вліятельные родственники и сановники, которые прежде встрѣчали меня улыбками, теперь смотрятъ на меня съ холодностью, Но зато улыбаются поля и манятъ вѣтвями деревья въ одномъ изъ самыхъ процвѣтающихъ графствъ Англіи; и близъ деревенской церкви — моей, Роза, моей церкви! — стоитъ сельскій домъ, которымъ, если вы согласитесь, я буду гордиться въ тысячу разъ больше, чѣмъ всѣми тѣми надеждами, отъ которыхъ я отрекся. Вотъ мое теперешнее положеніе въ обществѣ, и я кладу его къ вашимъ ногамъ!
