Сьюзан Кулидж - Что Кейти делала
То, насколько улучшилось состояние Эми за время их пребывания в Альбано, было совершенно удивительным. Миссис Свифт следила за ней, как рысь, никогда не ослабляя бдительности. Эми заставляли есть, спать, гулять и отдыхать с регулярностью часового механизма, и эта строгая система в сочетании с хорошим воздухом творила чудеса. Девочка набиралась сил с каждым часом. Было явно видно, что она прибавляет в весе, — так утверждала ее мать. Лихорадка, если она не приводит к смерти, действует порой как костер, разводимый весной в саду: сжигает все плохое и ненужное и оставляет почву свободной для прекраснейших растений, И Эми обещала со временем стать лишь здоровее и сильнее благодаря этому тяжелому испытанию.
Когда пришло время отправляться во Флоренцию, Эми казалась уже настолько окрепшей, что они почти не боялись предстоящего путешествия, однако результат оказался хуже, чем они предполагали.
Они не смогли получить отдельное купе и были вынуждены ехать в одном отделении с двумя англичанками и тремя католическими священниками, одним старым и двумя молодыми. Пожилой священник был, по всей видимости, важным лицом, так как провожать его пришло довольно много людей, которые встали на колени, чтобы получить его благословение, когда поезд тронулся. Молодые люди, как догадалась Кейти, были студентами духовной семинарии и находились под его опекой. Главным развлечением для нее во время этой долгой неинтересной поездки было наблюдать за тем, какие мучения доставляет одному из молодых семинаристов его собственная шляпа. Это был большой черный треугольный предмет с острыми углами и невероятно жесткий, и казалось, вечная борьба идет между ним и его владельцем, который был явно несчастен, когда шляпа находилась у него на голове, и еще более несчастен, когда она находилась в любом другом месте. Если он клал ее себе на колени, она непременно соскальзывала и с глухим стуком падала на пол, откуда он поднимал ее, отчаянно при этом краснея. Затем он клал ее на сиденье, когда поезд останавливался на очередной станции, и выскакивал из вагона с видом облегчения, но, вернувшись, неизменно забывал о шляпе и садился на нее и тут же с ужасом вскакивал, услышав издаваемый ею громкий треск. После этого он заталкивал ее в сетку для багажа, висевшую над головой, откуда она вскоре слетала — как правило, прямо на колени одной из степенных англичанок, которая с глубоко оскорбленным видом вручала ему его шляпу, замечая при этом своей спутнице:
— Такого со мной еще никогда не было. Вообрази! Это уже четвертый раз, как его шляпа падает на меня. Этот молодой человек — сущее веретено! В жизни не видела никого, кто бы так вертелся.
Молодой семинарист не понимал ни слова из того, что она говорила, но по ее тону все было ясно и без переводчика, и бедняга краснел еще отчаяннее.
Короче, мысли о шляпе не выходили у него из головы. Кейти видела, что он думает о ней, даже когда листает свой требник и делает вид, что читает.
Наконец поезд вышел из долины Арно, и их глазам открылась прекрасная Флоренция среди холмов, покрытых оливковыми рощами, с великолепной колокольней Джотто и огромным разноцветным, неярких оттенков, собором, квадратной башней Старого дворца и удивительными мостами через реку, точно такими, какими они выглядели на фотографиях, и Кейти была бы в восторге, несмотря на дорожную пыль и усталость, если бы Эми не казалась такой измученной и осунувшейся. Они были серьезно обеспокоены ее состоянием и в эту минуту не могли думать ни о чем другом. К счастью, утомление не имело тяжелых последствий, и день или два отдыха помогли девочке оправиться.
По счастливой случайности в самый день их приезда в современном квартале города освободилась хорошенькая маленькая квартирка, и миссис Эш сняла ее на месяц с мебелью и всеми удобствами, включая горничную по имени Мария, обслуживавшую только что уехавших жильцов.
Мария была очень высокой женщиной, ростом не меньше шести футов и двух дюймовnote 184, и имела прекрасный голос — глубокое контральто, который иногда упражняла, занимаясь в кухне своими кастрюльками и сковородками. Было так странно слышать все эти торжественные арии и речитативы из маленькой кухоньки, что Кейти приложила все усилия к тому, чтобы удовлетворить свое любопытство на этот счет. С помощью словаря и благодаря настойчивым расспросам удалось выяснить, что в юности Мария получила некоторую вокальную подготовку, но в конце концов было решено, что она слишком высокая и тяжеловесная для сцены, и бедная «великанша», как окрестила ее Эми, была вынуждена отказаться от карьеры певицы и постепенно из подающей надежды вокалистки превратилась в обычную служанку. Кейти подозревала, что неповоротливость ума, так же как и тела, стала, должно быть, препятствием для Марии, так как хоть та и была добродушной великаншей, сообразительностью не отличалась.
— Мне кажется совершенно замечательным то, как люди здесь могут поселиться на новом месте через пять минут после того, как дадут объявление, что ищут квартиру, — воскликнула Кейти в конце первого дня ведения их нового домашнего хозяйства. — Хорошо бы, то же самое было у нас в Америке. Как здесь уже уютно!
Было и в самом деле уютно. Их новые владения состояли из угловой гостиной с мебелью, обитой ярко-желтой парчой, и с окнами, обращенными на юг и запад; очаровательной маленькой столовой; трех спален с кроватями под канифасовыми пологами; квадратной передней, по вечерам освещаемой высокой изящной медной лампой, сдвоенные фитили которой были пропитаны оливковым маслом; и уже упомянутой крошечной кухни, позади которой находилась спаленка, уютная, но слишком уж маленькая, чтобы подходить служанке-великанше. В комнатах были обеспечены всевозможные удобства: кресла, диваны, множество комодов и туалетных столиков и угловой камин, в котором в холодные дни жгли необычную растопку, состоявшую из сосновых шишек, брикетов прессованных опилок, похожих на нарезанный ломтиками черный хлеб, и нескольких деревянных палочек, уложенных для экономии особым образом, так как топливо во Флоренции на вес золота. Спальня Кейти была самой маленькой, но нравилась ей больше всех по той причине, что ее единственное большое окно выходило на железный балкончик, возле которого рос куст вьющихся роз со стеблем в руку толщиной. Как раз в это время он был покрыт множеством мелких белых цветочков, аромат которых был невыразимо восхитителен, так что каждый вдох, сделанный поблизости от них, становился наслаждением. Солнце лилось со всех сторон в маленький домик, стоявший на сужающемся клине земли в том месте, где сходились три улицы, и из разных окон можно было бросить взгляд на отдаленные горные вершины — Сан-Миниато в одном направлении, Белло-Сегуардо в другом, а в третьем — на длинный, поросший оливами склон Фьесолы, увенчанный серыми башнями собораnote 185.
Удивительно, как легко и быстро наладилось все в их маленьком хозяйстве. Каждое утро, в шесть часов, англичанин-булочник оставлял у их двери две маленькие буханки душистого черного хлеба и десяток булочек. Следом являлся молочник и приносил свежесбитое масло, маленькие кусочки которого имели форму листиков, большую бутылку молока и две маленькие бутылки густых сливок, каждая была закупорена туго скрученным виноградным листом. Затем приходил contadinonote 186 с бутылкой красного вина кьянти, залитого сверху для сохранности тонким слоем оливкового масла. Во Флоренции все вынуждены пить вино, хотят они этого или не хотят, поскольку употреблять без какой-либо примеси местную воду, насыщенную известью, небезопасно для здоровья.
Обед приносили из trattorianote 187 в жестяном ящике, в котором стоял и горшочек с горячими углями, чтобы блюда не остыли по дороге; этот ящик слуга нес на голове. За установленную плату они ежедневно получали суп, два мясных, два овощных и одно сладкое блюдо, при этом всего было так много, что всегда что-нибудь оставалось на другой день к завтраку. Салат, фрукты и свежие яйца Мария покупала для них на рынке. От кондитера они получали pane santonote 188— нечто вроде легкого пирога, для которого вместо муки использовали аррорутnote 189, а иногда, в виде особого угощения, квадратный кусок pan forte de Sienanote 190, изготовленного из меда, миндаля и шоколада — смеси столь же вредной, сколь и вкусной, которая могла бы получить медаль где угодно за гарантированное обеспечение ночными кошмарами.
Эми скоро научилась узнавать магазины, из которых поступали эти лакомства. Были у нее и свои любимцы среди разносчиков, торгующих апельсинами и мелким, очень сладким инжиром, который сушат на солнце без добавления сахара и которым издавна славится Флоренция. Они в свою очередь тоже стали узнавать ее и поджидали, когда в окне появится ее маленькая головка в чепчике рядом с пышной белой шевелюрой Мейбл. Завидев ее, они принимались расхваливать свой товар с самыми мелодичными интонациями, столь просительными, что Эми тут же бежала к Кейти, выступавшей в роли экономки, и умоляла ее «пожалуйста, купить» что-нибудь: «Потому что это мой старый знакомый и он так хочет, чтобы я у него что-нибудь взяла».
