Уильям Коллинз - Женщина в белом

— Да, да, я понимаю! Но как добыть это доказательство?

— Отчет миссис Майклсон подсказывает мне два пути. Один из них — расспросить доктора Доусона, который должен знать, какого числа он прибыл в Блекуотер-Парк после того, как Лора уехала. Второй: расспросить всех в гостинице, где сэр Персиваль остановился в ту ночь, когда уехал. Мы знаем, что его отъезд последовал через несколько часов после отъезда Лоры, и таким путем мы установим дату. Во всяком случае, стоит сделать эту попытку, и я сделаю ее завтра, я так решил.

— А если ваша попытка ни к чему не приведет? Я предполагаю худшее, Уолтер, но буду верить в лучшее, даже если сначала у нас будут одни только разочарования и неудачи. Предположим, никто не сможет помочь вам в Блекуотере?

— Остаются два человека в Лондоне, которые могут помочь и помогут: сэр Персиваль и граф. Люди ни в чем не виновные могут забыть дату, но эти двое виновны, и они ее помнят. Если завтра я ничего не добьюсь, в будущем я намерен заставить одного из них или их обоих признаться во всем.

На лице Мэриан отразилась вся ее женская сущность.

— Начните с графа, — шепнула она нетерпеливо, — ради меня, начните с графа!

— Мы должны начать ради Лоры там, где у нас больше шансов на успех, — отвечал я.

Она побледнела и грустно покачала головой.

— Да, — сказала она. — Вы правы. Я стараюсь быть терпеливой, Уолтер, и теперь это мне удается лучше, чем в счастливые прошлые дни, но во мне осталось еще немного от моей прежней вспыльчивости, она дает себя знать, когда я думаю о графе!

— Наступит и его черед, — сказал я. — Но помните: в его прошлом мы еще не открыли темных пятен. — Я подождал немного, а потом произнес решающие слова: — Мэриан! Мы с вами знаем о темном пятне в биографии сэра Персиваля.

— Его тайна!

— Да! Его тайна. Это наше единственное оружие. Только раскрыв эту тайну, я смогу достичь цели, принудив его признаться в своем злодеянии. Что бы ни сделал граф, сэр Персиваль согласился на заговор против Лоры не только из-за денег. Вы сами слышали, как он сказал графу о своей уверенности, что его жена знает достаточно, чтобы погубить его? Вы сами слышали, как он сказал, что он конченный человек, если тайна, о которой знала Анна Катерик, станет известной?

— Да, да! Я слышала!

— Ну так вот, Мэриан, если нам ничего другого не останется, я намерен раскрыть его тайну. Мое старое предчувствие не оставляет меня. Я снова говорю, что женщина в белом и посмертно играет решающую роль в нашей общей судьбе. Развязка предрешена, развязка приближается — и Анна Катерик из гроба указывает нам путь!

О результатах моих поисков в Хемпшире я могу рассказать в нескольких словах.

Уехав из Лондона рано утром, я был у мистера Доусона еще до полудня. Наше свидание не дало никаких результатов, не прибавив ничего нового к тому, о чем я хотел знать.

С помощью дат, записанных в памятной книжке мистера Доусона, можно было установить, какого числа он возобновил свои визиты к мисс Голкомб в Блекуотер-Парке, но рассчитать по этим записям, какого именно числа леди Глайд уехала в Лондон, можно было только с помощью миссис Майклсон, а, насколько мне было известно, эту помощь миссис Майклсон оказать не могла. Она не могла припомнить (кто из нас мог бы припомнить на ее месте?), сколько дней прошло со дня отъезда леди Глайд до вторичного появления доктора в Блекуотер-Парке. Она была почти уверена, что рассказала мисс Голкомб об отъезде ее сестры на следующий же день после этого, но не могла сказать, какого это было числа. Не помнила она также, хотя бы приблизительно, через сколько дней после отъезда миледи было получено письмо от графини Фоско. И, наконец, в довершение неудач сам доктор, будучи нездоров в те дни, не записал, какого числа садовник из Блекуотер-Парка передал ему приглашение миссис Майклсон.

Убедившись, что дальнейшие расспросы мистера Доусона ни к чему не приведут, я решил попытаться установить дату прибытия сэра Персиваля в Нолсбери.

В этом было что-то роковое! Когда я приехал в Нолсбери, сельская гостиница была заколочена, и на ее стенах были наклеены объявления о продаже. Мне объяснили, что, с тех пор как провели железную дорогу, дела в Нолсбери пришли в упадок. Приезжие останавливаются в новом отеле, у вокзала, а старая гостиница (где, как мы знали, ночевал сэр Персиваль) была закрыта вот уже около двух месяцев. Хозяин гостиницы уехал со всеми своими пожитками и домочадцами, а куда — неизвестно. Четверо жителей, которых я расспрашивал в Нолсбери, рассказали мне четыре разные версии о дальнейших планах и проектах хозяина гостиницы, когда тот покидал город.

До отхода поезда в Лондон оставалось несколько часов. Я нанял экипаж, чтобы снова вернуться в Блекуотер-Парк и расспросить садовника и привратника. Если они тоже ничем не смогут помочь, мне оставалось только вернуться в Лондон.

Я расплатился с возницей, не доезжая до поместья, и, пользуясь его указаниями, направился к дому.

Свернув с шоссе, я увидел человека с саквояжем в руках, быстро шедшего передо мной по дороге к домику привратника. Он был маленького роста, в поношенном черном костюме и в шляпе с большими полями. Я предположил, что это какой-нибудь клерк из юридической конторы, и остановился, чтобы увеличить расстояние между нами. Он не слышал моих шагов и скрылся из глаз, ни разу не обернувшись. Когда немного спустя я вошел через ворота, его нигде не было — очевидно, он был уже в доме.

В коттедже привратника я застал двух женщин. Одна из них была старуха, в другой я сразу узнал по описаниям Маргарет Порчер.

Сначала я осведомился, у себя ли сэр Персиваль, и, получив отрицательный ответ, спросил, когда он уехал. Кроме того, что это было летом, они обе ничего не могли мне сказать. Маргарет Порчер только бессмысленно улыбалась и качала головой. Старуха оказалась более сметливой, и я сумел навести ее на разговор об отъезде сэра Персиваля. Она прекрасно помнила, как хозяин напугал ее, разбудив среди ночи криками и ругательствами, но какого это было числа, по ее собственным словам, «ей было невдомек».

Выйдя из домика, я увидел садовника, работавшего неподалеку. Вначале, когда я к нему обратился, он посмотрел на меня не очень приветливо, но, услышав вежливый отзыв о миссис Майклсон и о самом себе, он охотно разговорился. Описывать, о чем мы говорили, не стоит — наш разговор ни к чему не привел. Я опять-таки не узнал даты. Садовник помнил только, что хозяин уехал в конце июля.

Во время разговора я заметил человека в черном — он вышел из дома и наблюдал за нами.

Кое-какие подозрения по поводу его появления в Блекуотер-Парке уже приходили мне в голову. Они усилились оттого, что садовник не мог (или не желал) сказать мне, что это за человек. Я решил подойти и заговорить с ним. Самым простым вопросом было, разрешается ли посетителям осматривать дом. Я подошел и спросил его об этом.

Его взгляд и манеры сразу выдали, что ему известно, кто я, и что он ищет ссоры со мной. Он ответил мне так дерзко, что могла бы произойти ссора, если бы я был менее осторожен. Но я вел себя с ним чрезвычайно вежливо, извинился за мое «вторжение», как он выразился, и ушел. Все было так, как я и предполагал. Меня узнали, когда я уходил от мистера Кирла, сообщили об этом сэру Персивалю Глайду, и человек в черном был послан в Блекуотер-Парк на случай, если я появлюсь около дома или где-нибудь поблизости. Если бы я дал ему малейший предлог для жалобы на меня, местные власти могли бы меня задержать и разлучить с Лорой и Мэриан, во всяком случае, на несколько дней.

Я был готов к тому, что за мной будут следить на моем обратном пути из Блекуотер-Парка, как это было накануне в Лондоне. Но на этот раз я так и не смог выяснить, следили за мной или нет. Человек в черном не появлялся ни на станции, ни на вокзале в Лондоне, куда я прибыл вечером. Я дошел до дому пешком, из предосторожности — по самым безлюдным улицам, и останавливался, чтобы оглянуться назад и подождать, не идет ли кто за мной. Я научился ходить таким образом в дебрях Центральной Америки, боясь нападения со стороны диких индейских племен, а теперь делал это с такой же опаской в самом сердце цивилизованной страны — в Лондоне!

В мое отсутствие дома все обстояло по-прежнему благополучно. Мэриан засыпала меня вопросами. Когда я рассказал ей обо всем, она не могла скрыть своего изумления по поводу моего равнодушия к безуспешности моих расследований.

По правде сказать, меня мало трогало, что мои расспросы ни к чему не привели. Я предпринял их из чувства долга и ничего от них не ожидал. В том состоянии, в котором я тогда находился, меня даже радовало, что все сводилось теперь к поединку между мной и сэром Персивалем. Чувство мести тоже примешивалось к моим лучшим чувствам, и признаюсь — я был глубоко удовлетворен тем, что мне оставался только один путь, самый верный: прижать к стенке негодяя, который женился на ней.