Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом - Пэлем Грэнвилл Вудхауз
Джилл слушала его добродушную болтовню с нетерпением.
— Так это вы написали пьесу? — не выдержала она наконец.
Незнакомец кивнул.
— Хорошо понимаю, — вздохнул он, — почему вы спрашиваете с таким ужасом. Отвечу, но строго между нами, при условии, что вы не встанете и не изобличите меня. Да, пьесу написал я.
— Ох, извините, мне так жаль!
— А уж мне как жаль!
— То есть, я ни за что не стала бы…
— Да ну, бросьте! Вы не сказали ничего такого, чего я не знал бы сам. — Люстры стали тускнеть, и он поднялся с кресла. — Начинается! Простите, но я больше не в силах присутствовать на этих похоронах. Если захотите чем-нибудь занять себя во время второго акта, попробуйте вспомнить мое имя.
Сосед исчез. Джилл вцепилась жениху в локоть.
— Дерек, какой ужас! Я только что говорила с человеком, который написал эту пьесу, и сказала ему, что ничего хуже в жизни не видела!
— Серьезно? Что ж, пора было кому-нибудь его просветить на этот счет. — Дерек вдруг нахмурился. — А кто он? Я не знал, что вы знакомы.
— Мы не знакомы, я даже не знаю его имени.
— Если верить программке, зовут его Джон Грант. Не слыхал о таком… Не заводила бы ты, Джилл, бесед с посторонними, — добавил Дерек с ноткой раздражения, — мало ли на кого нарвешься!
— Но…
— Особенно при моей матери. Тебе следует быть осторожнее!
Занавес поднялся, но сцена перед Джилл была как в тумане. Она с детства тяжело переносила резкости от любимых людей, не в силах избавиться от такой досадной чувствительности. Укоры всех прочих она выдерживала стойко, но впадала в уныние от самого легкого неодобрения со стороны близких — когда-то отца, теперь Дерека.
Даже объяснить не успела! Дерек не смог бы возразить против ее разговора с другом детства, пускай тот прочно забыт и даже имя вспомнить не удается. Как она ни старалась, память детских лет не подсказывала ни одного Джона Гранта.
Ломая голову, Джилл почти пропустила начало второго акта. Ее отстраненность охотно разделила бы и остальная публика, ибо после неудачного старта возвышенная драма окончательно рушилась в пучину скуки. Кашель в зале практически не смолкал. Партер, спаянный когортами приятелей сэра Честера, стоически держался, изображая интерес, но задние ряды и галерка явно оставили всякую надежду.
Критик малотиражного еженедельника, прозябавший на балконе, мрачно нацарапал на программке: «Пьесу приняли вяло». Он пребывал в мрачном настроении, поскольку обычно сидел в бельэтаже. Внезапно его осенило, и он снова взялся за карандаш. Начало рецензии смотрелось изумительно свежо: «В театре «Лестер», где сэр Честер Портвуд представлял «Испытание огнем», скука царила безраздельно».
Как знать, как знать. Не стоит объявлять вечер скучным, пока он не закончился. Каким бы пресным ни казалось все поначалу, этому вечеру суждено было стать воистину зажигательным, развеяв уныние самой взыскательной публики, и оставить по себе долгую память. Не успел критик из «Лондонских сплетен» нацарапать в полумраке свой уничтожающий вердикт, как по театру разнесся непонятный, но очень знакомый запах.
Вначале принюхался партер, затем принюхался бельэтаж. Поднимаясь все выше, запах накрыл безмолвную галерку, и та, пробудившись к жизни в едином порыве, внезапно обрела голос:
— Пожар!!!
Продираясь сквозь длинный монолог, сэр Честер запнулся и бросил опасливый взгляд через плечо. Его шепелявая партнерша, внимавшая монологу с притворным вниманием, истошно завопила. Громоподобный голос из-за кулис велел невидимому «Билли» пошевелить задницей. А от декораций уже лениво расползались по сцене зловещие клубы черного дыма.
— Пожар!!! Пожар!!!
— Как раз огня-то, — раздался голос в темноте справа от Джилл, — пьесе и недоставало.
Таинственный автор вновь сидел на своем месте.
Глава 3. Джилл и незнакомец спасаются бегством
1
В наши дни власти пристальнее следят за благополучием общества и не устают повторять в печатных объявлениях, что зрительный зал освобождается всего за три минуты, если публика не спасается бегством, а спокойно выходит через ближайшие двери. В результате пожар в театре теперь уже не вызывает былого ужаса. Тем не менее, трудно утверждать, не погрешив против истины, будто на премьере новой пьесы в театре «Лестер» зрители сохраняли полное спокойствие. Противопожарная завеса уже опускалась, что должно было их подбодрить, но эти асбестовые полотнища не слишком надежны на вид — так и кажется, что сами вот-вот вспыхнут. Кроме того, инженер у распределительного пульта не сообразил включить в зале свет, и темнота действовала на нервы.
Впрочем, надо сказать, что в разных частях зала поведение публики отличалось. На галерке мигом поднялась суматоха, и топот почти заглушал крики. Минуту назад представлялось невероятным, что зрители когда-нибудь выйдут из сонной апатии, но инстинкт самосохранения сотворил чудо.
С другой стороны, обитатели партера далеко не сразу потеряли выдержку. Тревога повисла в воздухе, но еще некоторое время они балансировали на грани между паникой и достоинством. Паника толкала их на решительные действия, достоинство советовало выждать. Поскорее оказаться на улице им хотелось не меньше, чем зрителям с галерки, но бежать и толкаться было бы дурным тоном. Мужчины подавали дамам шубы, заверяя, что все в порядке и пугаться нечего, однако новые клубы дыма, ползущие из-под асбестового занавеса, лишали их уверения убежденности. Движение к выходу еще не обернулось паническим бегством, но сидевшие ближе к сцене уже начинали полагать, что счастливчики из задних рядов чертовски медленно освобождают проход.
Наконец, словно получив общий толчок, дрогнуло и самообладание партера. Глядя сверху, можно было бы заметить, как толпа встрепенулась и каждый в ней задвигался быстрее.
Чья-то рука взяла Джилл под локоть. От руки исходило ощущение надежности, она явно принадлежала тому, кто еще не потерял голову. Прозвучавший из темноты голос был приятен и подкреплял это чувство:
— Не стоит лезть в толпу, могут помять. Опасности нет, во всяком случае от пьесы — с ней покончено.
Джилл была в смятении, но боевого духа не растеряла и старалась не выказывать своих переживаний. Хоть паника и стучалась в душу, достоинство отказывалось уступать место.
— Тем не менее, — с трудом выдавила она улыбку, — неплохо бы как-то отсюда выбраться.
— Как раз и хотел предложить, — произнес мужчина, стоявший рядом. — Мне в голову пришла та же мысль. Мы можем спокойно уйти своим собственным путем. Пойдемте.
Джилл оглянулась через плечо: Андерхиллы затерялись где-то в толпе беглецов. В сердце кольнуло
