Бернард Маламуд - Помощник
— Как бы там ни было, — предложил он, — почему бы не покататься: тряхнем стариной, вспомним нашу дружбу?
Она поколебалась с минуту, прижала палец в перчатке к щеке; но это был наигранный жест: на самом деле она чувствовала себя слишком одинокой, чтобы отказаться.
— Тряхнем стариной — где?
— Полностью к твоим услугам: выбирай.
— Кони-Айленд?
Он поднял воротник пальто.
— Брр, такая холодина, да к тому же и ветер! Ты хочешь промерзнуть насквозь?
Но видя, что она вот-вот откажется, он быстро добавил:
— Ладно, где наше не пропадало! Когда за тобой заехать?
— Позвони мне сразу после восьми, и я выйду.
— Решено! — сказал Луис. — В восемь.
И вот они шли к Морским Воротам, где кончалась аллея. Элен с завистью смотрела на палисадники больших освещенных домов, выходивших фасадами к океану. На Кони-Айленде было пустынно, только тут и там попадались ресторанчики, где подавали сэндвичи со шницелями, да стояли игорные автоматы. Зонтик розового света, который заливал это место в летние месяцы, исчез, и на небе стали выступать звездочки. На горизонте виднелись очертания большого «чертова колеса», похожего на остановившиеся часы. Они остановились у перил и стали вглядываться в черное, бурное море.
Все время, пока они ехали, а потом шли по парку, Элен думала о своей жизни, о том, как она сейчас одинока и как все было иначе в школьные годы, когда она всегда была окружена подругами и приятелями, проводила лето в оживленной компании ребят на пляже. Но теперь все ее школьные друзья переженились, повыходили замуж и постепенно перестали с ней видеться. А некоторые уже кончили колледж, и Элен им завидовала, ей было совестно, что она ничего не достигла, и самой не хотелось с ними видеться. Сначала было больно терять друзей, но потом она привыкла, и это ее больше не трогало. Теперь она почти никого из них не видела — только иногда встречалась с Бетти Перл; Бетти понимала ее, но не настолько, чтобы это имело для Элен большое значение.
Лицо Луиса раскраснелось от ветра; он чувствовал, в каком она настроении.
— Элен, что тебя угнетает? — спросил он, обняв ее за плечи.
— Трудно объяснить. Весь вечер я думала о том времени, когда мы школьниками резвились на пляже. А помнишь наши вечеринки? Наверно, мне грустно потому, что мне уже не семнадцать лет.
— Ну, и что? Чем плохо, что тебе двадцать три?
— Это уже много, Луис. Жизнь так быстро проходит. Ты знаешь, что такое молодость?
— Конечно! И я не собираюсь от нее отказываться. Я еще достаточно молод.
— У молодого уйма возможностей. С тобой могут произойти самые чудесные вещи: просыпаешься утром и чувствуешь — вот оно! Это и есть юность. А у меня этого больше нет. Теперь я думаю, что каждый новый день — такой же, какой был вчера и, что еще хуже, такой же, как будет завтра.
— Ну, ты уже говоришь как бабушка!
— Чего-то во мне нет.
— А кем ты хочешь стать — наследницей фирмы «Пиво Рейнгольд»?
— Я хочу жить лучше, интереснее, так, чтобы в жизни было что-то значительное. Чтобы у меня были возможности, надежды…
— Например?
Она схватилась за поручень — холод передавался рукам даже сквозь перчатки.
— Образование, — сказала она. — Надежда на что-то интересное. То, чего я хотела, но чего у меня никогда не было.
— И мужчина?
— И мужчина.
Он обхватил ее за талию.
— Стоять и разговаривать так холодно, детка. Может, поцелуемся?
Она легко коснулась его холодных губ и отвернула голову. Он не настаивал.
— Луис, — сказала Элен, глядя на далекий огонек, мерцавший на воде, — чего ты хочешь от жизни?
Он все не отнимал руку.
— Того, что уже есть, плюс…
— Плюс — что?
— Плюс немного больше, так, чтобы моя жена и дети тоже могли хорошо жить.
— А что, если твоей жене захочется чего-то другого, не того же, что и тебе?
— Все, что ей захочется, я охотно предоставлю.
— А если ей захочется стать лучше, расширить свой кругозор, жить более интересно? Жизнь так коротка, и все мы беспомощны перед смертью. У жизни должен быть какой-то высший смысл.
— Я не против, чтобы кто-то становился лучше, — сказал Луис. — Это личное дело каждого.
— Наверно, — сказала Элен.
— Вот что, детка, давай оставим на время философию и пойдем, сжуем по сэндвичу со шницелем. У меня в животе урчит.
— Подождем еще минутку! Я здесь целый век не была в такое время.
Он похлопал себя по рукам.
— Черт, ветрила так под брюки и задувает! Ну, по крайней мере, еще один поцелуй!
Он расстегнул пальто.
Элен позволила Луису поцеловать себя. Он прижался к ее груди. Она отступила и высвободилась из его объятий.
— Не надо, Луис.
— Почему не надо?
Вид у него был растерянный и обиженный.
— Мне это не доставляет удовольствия.
— Может быть, я первый, кто тебя чмокнул?
— А ты что, статистику собираешь?
— Ладно, — сказал он, — прости. Ты знаешь, Элен, я не такой уж плохой парень.
— Конечно, только, пожалуйста, не надо делать того, что мне не нравится.
— Когда-то ты относилась ко мне лучше.
— Что было, то прошло; мы были детьми.
Смешно! Она вспомнила радужные мечты, которые возникали раньше, когда она обнималась с парнями.
— А потом, когда мы стали старше и когда Нат Перл поступил в колледж, у тебя что-то было к нему. Небось, ты его держишь про запас, на будущее?
— Во всяком случае, мне ничего об этом не известно.
— Но ты думаешь о нем, правда? Интересно, что у этого пижона есть, кроме образования? Я работаю и зарабатываю себе на жизнь…
— Нет, Луис, я о нем не думаю.
Но это была неправда, она думала о нем. Что, если бы Нат признался ей в любви? О, в ответ на волшебные слова девушка и сама способна стать волшебницей.
— Ну, если так, то чем же я плох?
— Ничем. Мы просто друзья.
— Друзей-то у меня хватает!
— А чего тебе не хватает?
— Ладно, Элен, хватит ходить вокруг да около! А что ты скажешь, если я хочу жениться на тебе?
У него самого дух захватило от собственной смелости.
Она была удивлена и тронута.
— Спасибо, — пробормотала она.
— Спасибо — этого мало. Скажи: да или нет?
— Нет, Луис.
— Так я и думал!
Он тупо уставился на океан.
— Мне даже в голову не приходило, что ты хоть сколько нибудь мной интересуешься. Ты гуляешь совсем не с такими девушками, как я.
— Ты же не знаешь, о чем я думаю, гуляя с ними.
— Конечно, нет.
— Со мной тебе будет лучше, чем сейчас. Я дам тебе то, чего у тебя нет.
— Конечно. Но, видишь ли, я хочу, чтобы жизнь у меня была другая, не такая, как моя сейчас, и не такая, как у тебя. Я не хочу быть женой лавочника.
— Вино и виски — это совсем не то же, что бакалея.
— Знаю.
— Может быть, это потому, что твой старик недолюбливает моего?
— Нет, не потому.
Она слушала, как под порывами ветра ревел прибой.
— Ладно, пойдем и съедим по шницелю, — предложил Луис,
— С удовольствием.
Она взяла его за руку, но уже по тому, как его рука напряглась, поняла, что он обижен.
Когда они ехали домой по Парквею, Луис сказал:
— Если ты не можешь получить всего, что хочешь, постарайся взять хотя бы часть. Не будь такой заносчивой.
— Что я должна взять, Луис?
Он помолчал.
— Довольствуйся хотя бы частью.
— Никогда.
— Люди идут на компромисс.
— На компромисс со своей мечтой? Нет.
— Так что ж, ты хочешь остаться в старых девах? Быть этакой сушеной сливой? Этого ты хочешь?
— Нет.
— Так что ж ты будешь делать?
— Ждать. Мечтать. Что-нибудь случится.
— Чепуха!
Он высадил ее перед бакалейной лавкой.
— Спасибо за все.
— Ты меня смешишь, — сказал Луис и дал газ.
Лавка была закрыта, свет наверху выключен. Наверно, отец спит после долгого, трудного дня, и ему снится Эфраим. «Для кого я себя берегу?» — подумала она. «Семейная невезучесть Боберов!»
На следующий день выпал первый легкий снежок — Ида пожаловалась, что никогда еще не было снега так рано. Он вскоре растаял, но потом выпал снова. Одеваясь поутру, в темноте, бакалейщик сказал, что вот он откроет лавку и потом расчистит снег перед домом. Он любил чистить снег. Это напоминало ему детство. Однако Ида запретила ему возиться со снегом: он все еще неважно себя чувствовал, и его иногда поташнивало. Когда он попытался подтащить прямо по снегу ящик с бутылками к двери лавки, это ему не удалось. А Фрэнка Элпайна не было, чтобы помочь: вымыв у Морриса окно, Фрэнк исчез.
Ида спустилась вниз следом за мужем; на ней было тяжелое, теплое пальто, толстый шерстяной головной платок и галоши. Она расчистила лопатой снег, и они вместе подтащили ящики с молоком. Только тогда Моррис заметил, что в одном из ящиков не хватает бутылки.
