Алан Милн - Влюбленные в Лондоне. Хлоя Марр (сборник)
– О, понимаю. А теперь мы выиграем три гинеи на двоих. Это приз за рассказ.
– Договорились. Что за рассказ?
– Он должен отражать романтическую сторону жизни и живые эмоции. Он должен изобиловать… – Она глянула в газету. – Где же это? Он должен чем-то изобиловать… А, вот! Он должен изобиловать живыми эмоциями.
– Уже изобилует, – перебил я.
– Ах, не туда посмотрела! Вот: «изобиловать легким юмором». Видите, как все просто. Так какой выберем сюжет?
Она придвинула свой стул поближе к моему. Мне ничего не оставалось, как пододвинуть ближе свой.
– Сюжет… – задумчиво протянул я.
Большинство моих рассказов имеют тенденцию избегать того, что хотя бы приблизительно напоминает сюжет. Делают они это исключительно по своей воле, не считаясь с желаниями автора. Я часто сожалею об этом, желая все исправить. Почему я не такой, как все? Почему никогда не выходит у меня никакого сюжета – сюжета, которым можно похвастаться перед внуками, удалившись на покой в старости? Ах, из всех печальных слов пера и речи[46] печальнее всего «Могло бы быть…».
И тому подобное. Потом я беру себя в руки. «Все, перестань, – говорю я себе, – конец бесплодным сожалениям. Прошлое не изменить. И нет причин остаться без сюжета в будущем. Будь решительнее со следующим рассказом. Добейся, чтобы в нем был хотя бы намек на логику и последовательность…»
Но теперь я вижу, что ничего не выйдет. Я человек слишком мягкий и покладистый. В моих работах нет ничего «жесткого», ничего такого, что требует яростного всплеска эмоций со стороны моих героев. Сомневаюсь даже, что в моих историях появится хоть одна подозрительная канарейка…[47]
Прошу простить за столь личную интерлюдию. Ее я использовал, лишь чтобы пояснить, почему, в третий раз пробормотав: «Хм, сюжет, ну да…», я приблизился к нему не больше, чем… чем есть сейчас!
– Ну что, у вас есть идеи?
– Нет. Но к чему спешить? Давайте сначала придумаем героя, а потом посмотрим, что с ним может случиться.
– Идет! – ответила Амелия. – Во-первых, он должен быть чисто выбрит.
У меня, кстати, аккуратные усики. Что ж, женщины неисправимы.
Я достал карандаш и стал черкать на манжете: «У героя тонкие усы».
– Тедди! Я же сказала «чисто выбрит».
Я поправил написанное: «У героя усы, как у моржа».
– Осторожнее, – предупредил я, поднимая голову, – а то у него отрастет и борода.
– Тедди! – грозно сдвинула брови Амелия.
– Вы что, серьезно?
– Мне кажется, вы грубите.
– Хорошо, как вам такое? «Герой, чьими изящными усиками не без оснований восхищалась прекрасная половина человечества, потерял их в железнодорожной аварии за несколько дней до начала описываемых событий».
Амелия рассмеялась.
– Будь по-вашему. Но в любом случае его зовут Джек.
Имя моего героя – Эдвард. Да, рассказ не выйдет таким, как должен.
– И он окончил Корнелл, – продолжала Амелия.
(Ее брат учится в Корнелле! Кор-нелл! Кор-нелл! У-ра! У-ра! У-ра! По крайней мере я решил, что дело именно в нем.)
– Но вы теперь в Англии, – запротестовал я. – В виде уступки мне герой должен быть англичанином.
– Идет! Оксфорд.
– Кембридж.
– Ни вам, ни мне – Дарем.
– Какая же получается отвратительная личность.
– Ну хорошо, пусть Эдинбург.
– Простите, не умещается на манжете. Места хватит только для Дарема. Вы испортили ему жизнь. Надеюсь, теперь вы довольны.
– Это не имеет особого значения, потому все приключения начались уже потом.
– Моя дорогая Амелия, – сказал я, – если пишете рассказ вы, то я не могу претендовать на половину денег.
– Да, но я еще ничего не написала. Я только подаю идеи, а писать будете вы. Кроме того, поправляйте меня, если я где-нибудь ошибусь. Вы же знаете, я американка.
– Продолжайте.
– Так вот, Джек после участия в Бурской войне был представлен к медали и приобщился к…
– Какой-то он у нас слишком представительный и общительный, – вставил я. – Слишком слащаво, никто его не полюбит.
– Это только начало. Не перебивайте, пожалуйста. После этого он стал адвокатом.
– Ах вот как.
– А потом он влюбился в красивую, но бедную девицу.
– Такое часто бывает в Англии, равно как и в Америке.
– Но Джек, хоть и хорошо одетый и все такое, в деньгах полностью зависел от своей тетушки.
– В Англии это обычно дядюшки… Ах да! Простите.
Амелия стала объяснять, что тетушка Джека на самом деле моложе, чем он, что, разумеется, имеет право на существование, хотя и несколько смущает. Она, в свою очередь, влюблена в того самого человека, в которого влюблена девица, которую любил Джек. Сразу не воспринимается, отчего смущает еще больше. Но понять возможно. Вполне возможно. А человек, в которого влюблена девица, которую любит Джек, влюблен в девушку, которая любит Джека. Ситуация осложнялась абсурдным отказом Амелии давать героям имена.
– Это не рассказ, – прервал я ее. – Это какое-то мучение. И в конце читаем: «Джек сделал себе харакири».
– Ну зачем же так… Хорошо, а вы что скажете?
Я обдумал пару фраз.
– Тема слишком неправдоподобна. К тому же слишком усложнена. Сюжет банален, если не сказать старомоден. Чересчур проявляется религиозная составляющая, кульминация затянута, диалоги не жизненны, убийство в пятой главе слишком вымученное, а…
– Я полагаю, вам это говорят про ваши работы?
– Увы, – признался я.
Амелия улыбнулась.
– Это замечательный сюжет, – продолжил я, – но общество к нему не готово. Пока не готово. В общем, нам еще работать и работать.
– Давайте попробуем, – взмолилась Амелия. – Я так хочу выиграть приз.
И мы попробовали. Заставили Джека говорить на шотландском. Его первой фразой стала «Тьфу ты, я и впрямь парень не промах». Он получился смекалистый. Все остальные герои были аристократами.
Мы отправили рассказ, подписав его именем Амелии, и выиграли приз.
Верить в это вам совершенно необязательно.
Глава XVI
Двое в Тауэре
В последний раз Амелия посетила Тауэр в возрасте шести лет, я – восьми. Судя по всему, мы были там в одном и том же году, и наш общий возраст сейчас составляет четыреста тридцать семь лет. А теперь ответьте: сколько лошадей в конюшне?
Прошу прощения. Вспомнилась логическая задачка.
Итак, мы не были в Тауэре с детства. Впрочем, так как я уже раскрыл вам возраст Амелии, не стану больше заострять на этом внимание.
Сначала нужно пересечь ров. Какие-то солдаты играли в нем в футбол, но мы бы предпочли увидеть там воду. Один из них, конечно, сделал красивую передачу крайнему левому нападающему, но и что с того?.. Да, были времена, когда кто-нибудь неслышно нырял в воду и плыл, чтобы спасти даму своего сердца! (Сняв камзол, разумеется.) У меня нет должных исторических доказательств подобных свершений, но я предполагаю, что они имели место.
Хотя Амелия не согласна. Она считает, что на самом деле дама лишь махала лилейной рукой из окна башни и бормотала: «И снова он нейдет, сэр Гай». Она намекает, что я все выдумал. Ха, если бы!
Однако же все это было много лет назад. Вчера мы пересекли ров посуху и проследовали мимо отряда бифитеров в оружейную палату. И на входе натолкнулись на обычного полицейского! Амелия умоляет подать официальную жалобу за возмутительное несоответствие стилей!
В оружейной палате нас ошеломило обилие подарков, преподнесенных Генриху VIII восхищенными друзьями – в особенности императором Максимилианом.
– Не знал, что он был так популярен, – удивился я. – Наверное, я его недооценивал.
– Глупенький, – улыбнулась Амелия. – Это ведь подношения на свадьбу. Если бы вы женились шесть раз, то и у вас было бы столько же подарков.
Конечно.
Среди подарков жениху мы заметили великолепные доспехи, украшенные замысловатой чеканкой, витиеватым клеймом Нюрнбергской гильдии оружейников, бургундским крестом и прочими символами.
«От Максимилиана жениху, шлем с забралом».
И так далее.
Бедный Макс уже давно устал от всего этого.
Мы представили себе картинку: император в саду, в приятном уединении, и тут врывается гонец.
– Сир, его величество король Генрих Восьмой полагает, что вы, вероятно, забыли, что завтра он сочетается браком.
– Что, опять?
– Да, ваше величество.
– Послушай, так больше продолжаться не может. Передай ему, если это еще раз повторится, я подам на него в суд. Он меня разоряет.
Однако, будучи человеком добросердечным, он притащил из кладовки шлем. Который вы теперь можете увидеть в оружейной палате слева от входа.
Но если Анна Болейн хоть раз видела Генриха в этом шлеме… В общем, Амелия считает, что в таком случае участь Анны стала для бедняжки спасением.
В этом же зале находится «пыточный испанский воротник». Лично я предпочитаю обычные, пристежные, они чище и удобнее. Впрочем, мода меняется.
Если бы сейчас был век доспехов, насколько интереснее стал бы поход по магазинам. «Два летних костюма из кольчуги, пожалуйста».
