Эрнест Хемингуэй - Райский сад

– Да, сэр, – сказал бармен. – Слушаюсь, сэр.

– Пойдем, – сказал полковник, приглашая Дэвида за столик в углу зала. – Ты отлично выглядишь.

– Вы тоже.

На полковнике Джоне Бойле был темно-синий костюм, сшитый из плотной на вид, но легкой ткани, голубая рубашка и черный галстук.

– Я всегда в порядке, – сказал он. – Тебе нужна работа?

– Нет, – сказал Дэвид.

– Так уж сразу и нет. Даже не спрашиваешь, что за работа. – Голос его звучал так, словно у него пересохло в горле.

Принесли вино, официант наполнил два стакана и поставил блюдце с вымоченными в чесночном соусе оливками и фундуком.

– А где анчоусы? – спросил полковник. – Что это за fonda[12]?

Бармен улыбнулся и пошел за анчоусами.

– Прекрасное вино, – сказал полковник. – Первоклассное. Я всегда верил, что когда-нибудь и у тебя будет хороший вкус. Итак, почему же тебе не нужна работа? Книгу ты уже закончил.

– У меня медовый месяц.

– Глупое выражение, – сказал полковник. – Мне не по душе. Звучит как-то слащаво. Почему не сказать: «Я недавно женился»? Впрочем, разницы никакой. Все равно проку от тебя теперь не будет.

– Что за работа?

– Без толку рассказывать. На ком женился? Я ее знаю?

– Кэтрин Хилл.

– Я знал ее отца. Очень странный малый. Угробил себя в автокатастрофе. Жену тоже.

– Я их не знал.

– Ты не был с ним знаком?

– Нет.

– Странно. Впрочем, понятно. Тесть он все равно никакой. Мать, говорят, была одинока с ним. Глупо. Взрослые люди, и так погибнуть. Где ты с ней познакомился?

– В Париже.

– У нее там дядька, тоже бестолковый. Полное ничтожество. Ты с ним знаком?

– Видел на скачках.

– В «Лоншане» или «Отее»? Как тебя угораздило?

– Я женился не на родственниках.

– Конечно, нет. Но так уж получается. Женятся и на родственниках, живых и мертвых.

– Не на дядях и тетях.

– Да ладно. Получай удовольствие. А знаешь, книга мне понравилась. Покупают хорошо?

– Очень хорошо.

– Она меня задела за живое, – сказал полковник. – А ты не так-то прост, сукин сын.

– Как и вы, Джон.

– Надеюсь, – сказал полковник.

Дэвид заметил в дверях Кэтрин и поднялся. Она подошла к ним, и Дэвид сказал:

– Это полковник Бойл.

– Как поживаете, моя милая?

Кэтрин взглянула на него, улыбнулась и села за стол. Дэвиду показалось, что она возбуждена.

– Ты устала? – спросил Дэвид.

– Кажется.

– Выпейте стаканчик вина, – сказал полковник.

– Можно я выпью абсент?

– Конечно, – сказал Дэвид. – Я тоже.

– Мне не нужно, – сказал полковник бармену. – В этой бутылке вино уже не то. Поставьте ее охлаждаться, а мне налейте стакан из холодной бутылки.

– Вам нравится чистый перно? – спросил он Кэтрин.

– Да, – ответила она. – Я очень стеснительна, а перно помогает.

– Чудесный напиток, – сказал полковник. – Я бы присоединился к вам, но мне еще работать после обеда.

– Прости, я забыл сказать тебе, где мы встретимся.

– Очень мило.

– Я был в банке, взял почту. Там много писем тебе. Я оставил их в номере.

– Мне нет до них дела.

– Я видел вас в «Прадо» в греческом зале, – сказал полковник.

– Я тоже вас видела, – сказала она. – Вы всегда смотрите на картины так, точно они принадлежат вам и вы прикидываете, как их лучше повесить.

– Возможно, – сказал полковник. – А вы смотрите на картины глазами молодого вождя воинственного племени, удравшего от старейшин, чтобы полюбоваться скульптурой Леды с Лебедем?

Загорелые щеки Кэтрин вспыхнули, и она взглянула на Дэвида, а потом на полковника.

– Вы мне нравитесь, – сказала она. – Расскажите еще что-нибудь.

– И вы мне, – сказал он. – Я завидую Дэвиду. Неужели кроме него вам никто не нужен?

– А как вы думаете?

– Я сужу только о том, что вижу, – сказал полковник. – А теперь выпейте-ка еще этой горькой, как полынь, настойки истины.

– Сейчас не хочу.

– Больше не стесняетесь? Все равно выпейте. Вам на пользу. Вы самая темнокожая из белых женщин. Правда, ваш отец был очень смуглым.

– Должно быть, я в него. Мама была белокурая.

– Я не знал ее.

– А отца вы хорошо знали?

– Пожалуй.

– Каким он был?

– Очень неуживчивый, но обаятельный человек. Вы правда стесняетесь?

– Правда. Спросите Дэвида.

– Вы очень быстро справляетесь с этим.

– С вашей помощью. Каким был мой отец?

– Необыкновенно стеснительным, но мог быть и очень обаятельным.

– Ему тоже нужен был перно?

– Ему все было нужно.

– Я похожа на него?

– Нисколько.

– Это хорошо. А Дэвид?

– Нисколечко.

– Еще лучше. Как вы догадались, что в «Прадо» я чувствовала себя мальчиком?

– А почему бы вам не быть им?

– Я вошла в роль только вчера вечером. Почти целый месяц я была женщиной. Спросите Дэвида.

– Вам незачем отсылать меня к Дэвиду. Кто же вы теперь?

– Мальчик, если не возражаете.

– Мне-то что. Только это не так.

– Просто хочу, чтобы так думали, – сказала она. – А быть им не обязательно. Но в «Прадо» было замечательно. Вот мне и захотелось рассказать об этом Дэвиду.

– У вас еще будет время поболтать с Дэвидом.

– Да, – сказала она. – У нас на все хватает времени.

– Где вы так загорели? – спросил полковник. – Знаете, какая вы черная?

– Еще в Ле-Гро-дю-Руа, а потом недалеко от Ла-Напуль. Там была бухточка, к которой вела скрытая соснами тропинка. С дороги ее не видно.

– Долго загорали?

– Месяца три.

– И что теперь будете делать с таким загаром?

– Носить его, – сказала она. – Прекрасно смотрится в постели.

– Тогда не стоит терять время в городе.

– Пойти в «Прадо» не значит терять время. И потом, я вовсе не прикидываюсь. Я такая и есть. У меня действительно очень смуглая кожа. Солнце только помогает. Мне бы еще потемнеть.

– Ну, вы своего добьетесь, – сказал полковник. – А еще чего хотите?

– Просто жить, – сказала она. – С нетерпением жду каждого дня.

– А сегодня день удался?

– Да. Конечно. В нем были вы.

– Вы с Дэвидом пообедаете со мной?

– С удовольствием, – сказала Кэтрин. – Я поднимусь переодеться. Вы подождете?

– Может, допьешь? – сказал Дэвид.

– Мне теперь ни к чему, – сказала Кэтрин. – Не беспокойся за меня. Я не буду стесняться.

Она пошла к выходу, и они оба посмотрели ей вслед.

– Я был не слишком груб? – спросил полковник. – Надеюсь, нет. Очень славная девочка.

– Хочется верить, что я ей подхожу.

– Подходишь. Сам-то ты как?

– По-моему, хорошо.

– Ты счастлив?

– Очень.

– Помни, все хорошо, пока не становится плохо. Сам почувствуешь, когда будет плохо.

– Думаете?

– Уверен. А не почувствуешь, значит, так и надо. Тогда все едино.

– И как скоро это случится?

– Я ничего не говорил о сроках. Что это ты?

– Простите.

– Ты сам этого хотел. Так наслаждайся жизнью.

– Мы наслаждаемся.

– То-то я вижу. Одно тебе скажу.

– Что?

– Смотри за ней как следует.

– И это все?

– Кое-что добавлю. Потомство не заводи.

– Пока не намечается.

– Великодушнее будет обойтись без него.

– Великодушнее?

– Лучше.

Они еще немного поговорили о знакомых, и полковник очень распалился. Дэвид увидел в дверях Кэтрин в белом костюме из плотной ткани, который еще больше подчеркивал ее загар.

– Вы и вправду необыкновенно красивы, – сказал полковник, обращаясь к Кэтрин. – И все же постарайтесь загореть еще.

– Спасибо. Постараюсь, – сказала она. – Нам незачем идти куда-то в такую жару, правда? Посидим здесь, в прохладе? Можем поесть тут в гриль-баре.

– Я приглашаю на обед, – сказал полковник.

– Нет. Мы приглашаем вас.

Дэвид неуверенно поднялся. В баре теперь было больше посетителей. Взглянув на стол, он заметил, что выпил не только свой абсент, но и Кэтрин. Он совершенно не помнил, как это получилось.

Было время сиесты. Они лежали в постели, и Дэвид читал при свете, проникавшем в комнату с левой стороны через приподнятые на треть высоты жалюзи. Свет попадал в комнату, отражаясь от дома на противоположной стороне улицы. Жалюзи были подняты невысоко, так что неба видно не было.

– Полковнику понравился мой загар, – сказала Кэтрин. – Пора снова ехать к морю. А то загар начнет сходить.

– Поедем куда ты захочешь.

– Вот будет хорошо! Можно, я скажу тебе что-то? Ну можно?

– Что?

– Знаешь, за обедом я по-прежнему оставалась мальчишкой. Я хорошо себя вела?

– Нет.

– Нет? Тебе не нравится? Зато теперь я – твой слуга и готова исполнить все, что пожелаешь.

Дэвид продолжал читать.

– Ты сердишься?

– Нет. – «Я просто отрезвел», – подумал он.

– Все стало проще.

– Не думаю.

– Что ж, буду осторожнее. Сегодня утром все, что я ни делала, казалось мне таким правильным и удачным, таким чистым, хорошим и ясным, как день. А теперь можно?

– Лучше не надо.

– Дай я поцелую тебя, и рискнем?

– Только без превращений.