Герберт Бейтс - Как горестна тщеславия цена

Герберт Бейтс

Как горестна тщеславия цена

Со стороны моря дюны ослепительно сверкали на солнце, словно присыпанные сахарным песком. Бело-желтый пляжный мяч беззвучно, с обманчивой неторопливостью перекатывался с места на место, тычась в островки высохшей травы, как большая разомлевшая улитка; но вот он взвился, подхваченный свежим ветерком, и понесся по берегу, высоко подпрыгивая.

Уже в третий раз юноша по имени Фрэнклин побежал за мячом, догнал его и вернул рыжеволосой женщине в открытом изумрудно-зеленом купальнике, сидевшей там, где начинались дюны. Она в третий раз взмахнула рукой с розовыми ногтями, как бы порываясь остановить его, и одновременно улыбнулась такими же, как ногти, розовыми губами.

– Вам это, наверное, страшно надоело. Кому хочешь надоест. Спасибо вам большущее, но в следующий раз, право же, пусть себе катится куда угодно.

– Ничего-ничего, мне все равно нечего делать, я…

– Вы случайно не видите, где там мои дети и чем занимается эта бестолковая немка? Следить за мячом – ее дело.

– Кажется, они вон туда пошли, к соснам. По-моему, они собирали ракушки.

– Ну да, лишь бы бить баклуши. Эти девчонки все такие. Лишь бы бить баклуши.

Он стоял перед ней, немного смущаясь, по-прежнему сжимая в руках полосатый мяч. На вид ей было лет сорок, ее красивое, точеное тело покрывал ровный золотой загар, на изящном плоском животе дивной раковиной темнел пупок. Рядом с ней на песке стояла корзина, из которой выглядывало розовое полотенце, желтые пляжные тапочки и желтый платок, и еще одна корзина с низкими бортами была наполнена бананами, персиками и грушами. Ее пальцы с длинными розовыми ногтями похлопали по песку.

– Хотите фруктов? Должна же я вас хоть как-то вознаградить. Да вы садитесь, садитесь.

Он заколебался, опять смутившись, не зная, что делать с мячом.

– Да бросьте вы этот мяч. Как он мне надоел! Видеть его больше не желаю!

Поискав глазами, он сказал:

– Я его вот тут, в ямку положу. Отсюда, наверное, не унесет…

– Да оставьте же вы его!

Он опустил мяч в заросшую травой ложбинку и набросал по сторонам песка. Она подождала, а когда он собрался сесть, сказала:

– Ой, пока вы не сели, можно вас еще кое о чем попросить?

– Конечно.

– Будьте ангелом, принесите мне из киоска бутылку молока. Весь мой обед – это фрукты и молоко.

Как слишком послушный слуга, он в ту же секунду повернулся, готовый бежать.

– Подождите, подождите. Вот деньги. Может, и себе что-нибудь купите? Пива, например? Или не хотите перебивать аппетит?

– А я в гостиницу обедать не хожу. Обычно тут что-нибудь перехвачу, и готово.

– Ну, купите себе что хотите. Я тоже не хожу обедать. Дети с Хайди возвращаются в отель – и слава богу! Хоть пару часов их не вижу.

Когда минут через пять он принес молоко, две бутылки пива и четыре бутерброда с ветчиной, она лежала на животе, вытянув красивые длинные ноги. Что-то такое в чистой сморщенной белизне ее пяток так сильно подействовало на него, что на мгновение он весь будто оцепенел.

Внезапно она перевернулась и поймала его взгляд. Он слегка покраснел, как будто его уличили в чем-то нескромном; она села и проговорила:

– Вы просто метеор. Я думала, вас еще сто лет не будет.

– Я купил себе пива и бутербродов, ничего?

– Ну конечно ничего. Вы, должно быть, жутко проголодались.

Несчетные сахарные песчинки испещрили ее руки, бедра, купальник, груди. Смахивая их руками, один раз даже запустив пальцы между грудей, она посетовала, что песок – ужасная вещь. Попадает буквально всюду. Смотрите, чтоб не попал вам на бутерброды. Он сел и поставил бутылку молока и две бутылки пива на песок.

– Черт! Забыл открывалку.

– Это не страшно. Я человек опытный. У меня все есть.

Тем временем наступил полдень, и пляж с удивительной быстротой начал пустеть. Там и тут французские семейства поспешно вытирались, собирали свое имущество и устремлялись прочь.

– Где мои дети и эта горе-нянька, вы их не видите? Наверное, пошли другой дорогой. Мы остановились в «Англетере». А вы?

– В «Сальдоре».

– Один?

– С родителями.

Вдруг она помахала длинными пальцами и предложила ему взглянуть на пляж. Все-таки французы – удивительный народ, все у них по расписанию. После полудня на пляже ни души. Как чумой покосило. Все врут, что французы взбалмошные, легкомысленные, непостоянные и так далее. На самом деле они, как никто, чтут условности.

– Вы согласны? Как вам вообще Франция?

– Вообще скучновато.

Она впервые посмотрела прямо ему в глаза, и его поразили ее удивительные зрачки. Точно экзотические птичьи яйца, все в зеленых и оранжево-бурых проблесках и разводах. Она секунд пятнадцать не отрываясь и не мигая глядела на него и лишь потом сказала:

– Так. Выходит, мы единомышленники.

Сильно разволновавшись, он опустил глаза и слишком торопливо стал откупоривать пиво. Брызнувшая из бутылки пена потекла у него по бедрам.

– Вот, возьмите салфетку, – сказала она и тут же сама стала вытирать пену неторопливыми, уверенными движениями.

Он ощутил мгновенный прилив сильнейшего возбуждения. Казалось, кровь в жилах вот-вот закипит на обжигающе жарком морском воздухе. Он поспешно отхлебнул пива. А она, будто и не замечая, что он чем-то растревожен, вынула из корзины красный пластмассовый стакан и до краев наполнила его молоком. При виде молока, которое казалось розовым сквозь пластмассовую стенку, и ее оранжево-розовых губ, прильнувших к стакану, он испытал новый приступ возбуждения, еще сильнее первого.

– Вы не сказали, как вас зовут.

– Фрэнклин. А проще Фрэнки, меня все зовут Фрэнки.

– Так чем же вам наскучила Франция?

Он отхлебнул еще пива и ответил, что сам точно не знает. Может быть, дело в родителях. Они уже довольно старые и помешаны на гастрономических удовольствиях: вечно отыскивают какие-то ресторанчики, пробуют новые блюда, ну и так далее. Это же скучно. По крайней мере, если только этим и заниматься. Ему лично вполне хватает пива с бутербродами и чтоб купаться с утра до вечера.

– Вы, надо сказать, чудесно загорели.

– Вы тоже. Удивительно хорошо.

– Это, знаете ли, целое искусство. Тут главное – не торопиться. Сегодня уж до вечера буду лежать в тени.

Он начал есть бутерброд, запивая пивом. Она достала серебряный ножичек и принялась чистить персик, изящными движениями срезая тонкую нежно-розовую кожицу и аккуратно, почти педантично, укладывая ее кусочки на салфетку. Когда же наконец она вонзила зубы в спелую персиковую плоть, он впервые заметил, какие у нее полные губы. Рядом с чистой белизной зубов и зеленовато-кремовой мякотью персика они казались особенно сочными и яркими, и когда по ним потек сок, она сладострастно слизнула его кончиком языка.

– Обожаю эти персики, – произнесла она и внезапно смолкла, причем на лице ее появилось выражение крайней досады. В то же мгновение он услышал детские голоса и, повернувшись, увидел метрах в тридцати мальчика с девочкой и высокую блондинку в простом белом купальнике с синим пляжным полотенцем в руках. Несмотря на расстояние, ему показалось, что вид у девушки холодно-аристократический, пожалуй даже высокомерный.

Мальчонка, на котором не было ничего, кроме коротких голубых плавок, возбужденно подбежал к ним.

– Знаешь, что мы нашли? Старый якорь, он весь оброс ракушками, и еще канат, и здоровенного краба. Я краба хотел взять, но Хайди и Джун говорят, что он слишком мертвый…

– Хорошо, хорошо, милый, теперь марш обедать. – Она раздраженно повернулась к высокой девушке. Крапчатые зелено-карие зрачки смотрели прямо в бледно-голубые, почти прозрачные глаза немки с нескрываемой неприязнью. Ответный взгляд холодных голубых глаз был неподвижен, спокоен и столь же враждебен. – Я же вам столько раз говорила, к двенадцати дети должны быть в гостинице. А сейчас почти половина первого. Сами знаете, как эти алчные французы штурмуют ресторан.

– Это верно, миссис Пелгрейв, но иногда дети получают такое удовольствие, что…

– Ладно, идите. И заберите этот дурацкий мяч. Он нам до смерти надоел.

– Я его сейчас принесу, – вызвался Фрэнклин. Он вскочил на ноги и кинулся за мячом, сжимая в руках бутылку с пивом.

Когда он вернулся, немка посмотрела сначала на него, потом на пиво и вдруг – он этого никак не ожидал – широко и тепло улыбнулась. В то же мгновение он заметил, что волосы у нее точно такого же цвета, как песок, – легкие и почти белые, выжженные солнцем.

Она взяла у него мяч.

– Спасибо. Ваше пиво выглядит очень заманчиво.

– Правда? Угощайтесь! У меня тут еще бутылка…

– Ну, ну, не балуйте ее. Ступайте, Хайди. Джун вон уж куда ушла.

Девушка быстро, как бы даже по-заговорщицки улыбнулась ему и пошла прочь. Мальчишка крикнул: «Оревуар! Гудбай!» – и побежал впереди нее, радостно подпрыгивая, но внезапно вспомнил о сыновнем долге и припустил назад, чтобы чмокнуть маму.