Мария I. Королева печали - Элисон Уэйр
– Возможно, с вашей стороны будет более политично похоронить покойного короля по протестантскому обычаю и уклониться от церемонии, как того требует обычай от правопреемника монарха. После чего вы сможете в частном порядке отслужить заупокойную мессу.
– Очень хорошо, – вздохнула Мария. – Я вас услышала. Однако меня волнует кое-что другое. Дело в том, что я недовольна своими советниками. Они не заслуживают доверия. Меня потрясли их разногласия по вопросу узурпации власти со стороны леди Джейн. Они постоянно обвиняют друг друга или пререкаются и на ходу меняют свои показания, не позволяя докопаться до правды. Тогда как я смогу добиться от них согласия?
Ренар смущенно погладил свою аккуратную бородку:
– Ваше величество, я еще раз призываю соблюдать осторожность. Вашим советникам едва ли понравится, что вы проводите со мной тайные консультации. Это может негативно сказаться на хороших отношениях между Англией и Испанией. Заклинаю вас, вы должны заверить лордов в своем твердом намерении править, опираясь на их советы, особенно в вопросах религии, несмотря на то что вы наполовину испанка и добрый друг Испании.
– Мои советники знают мое отношение к религии. Они знают, что я уже много лет служу мессу, и ожидают, что я восстановлю старое вероисповедание. Я обязана это сделать, ибо должна быть благодарна милостивому Господу, что Он выбрал меня, Его недостойную рабу, на столь высокий пост. Однако мне трудно положиться на тех, кому я не доверяю.
Ренар кивнул:
– Я буду счастлив давать советы вашему величеству, но ваши советники ни в коем случае не должны считать, будто я узурпировал их место.
* * *
На следующее утро Мария выехала из Бьюли в Лондон. Когда ее свита собралась во дворе, в воздухе буквально физически ощущались витавшие там волнение и надежда. Мария и сама чувствовала то же самое, и неудивительно. Она направлялась в столицу, чтобы заявить свои права на престол, – судьбоносный момент, о котором всего несколько недель назад не смела и мечтать. Ее сердце переполняли эмоции, она не уставала возносить хвалу Господу, который охранил ее от врагов и дал возможность насладиться этим триумфом.
По пути следования Марии навстречу выбегали люди, которые приветствовали и благословляли ее. Оказавшись в начале августа в Ванстеде, она по счастливой случайности встретилась с Елизаветой: одетая во все черное и белое, та, словно чудное видение, выехала верхом навстречу старшей сестре. Они спешились, и Елизавета, не боясь испачкать прекрасные шелковые юбки, упала на колени прямо в дорожную грязь. Мария подняла сестру, взяла ее за руки и, нежно поцеловав, сказала:
– Сестрица, я сердечно рада вас видеть.
Мария вгляделась в лицо Елизаветы и немного успокоилась, не увидев коварства в ее глазах под нависшими веками. Какой грациозной она была… и какой молодой, ведь ей еще не сравнялось и двадцати! Мария снова почувствовала себя старой. Не желая портить знаменательный момент, она охотно поприветствовала и расцеловала придворных дам Елизаветы. Затем обе свиты слились в одну для торжественного въезда Марии в Лондон. Елизавета, ехавшая рядом с сестрой, отлично смотрелась на лошади. С крючковатым носом и тонким, умным лицом, она не была канонической красавицей, но ее отличала царственная осанка и невероятное обаяние. Мария заметила, что народ приветствует сестру почти так же горячо, как и ее саму, – казалось, людей неумолимо влекло к Елизавете, в чем не было ничего удивительного.
Мария не винила Елизавету в том, что та, отвечая на громкие приветствия толпы, не обращала внимания на старшую сестру. И все же, какой сигнал она подавала своим строгим нарядом? Может, хотела сказать собравшимся, что она наследница короны, исповедующая протестантскую веру? Теперь Марии было над чем поразмыслить во время празднований.
* * *
Чтобы предстать во всей красоте во время торжественного въезда в город, Мария должна была переодеться в доме преуспевающего торговца в Уайтчепеле. В просторной спальне, в которой радушные хозяева оставили много тонких вин и деликатесов, придворные дамы облачили Марию в платье из пурпурного бархата и атласа во французском стиле, с золотым шитьем и драгоценными камнями. На шею ей надели толстую золотую цепь с жемчугом и самоцветами, на голову – французский чепец, украшенный драгоценными камнями и жемчугом.
Когда Мария, едва живая от страха, вышла из спальни, ее уже ждал жеребец в искусно расшитой попоне из золотой парчи. Рядом стоял сэр Энтони Браун, который должен был ехать сзади и держать шлейф королевы. Она вскочила на коня и выпрямилась в седле. Ей предстоял торжественный въезд в столицу.
Уже ближе к вечеру королевская процессия въехала в Лондон через Олдгейт, где ее встречал лорд-мэр, вручивший Марии городской жезл в знак своей лояльности и почтения. Она с улыбкой произнесла благодарственную речь, услышав которую все стоявшие рядом расплакались от счастья. Зазвучали трубы, небо разорвал салют пушечных выстрелов с пристани Тауэра, зазвонили церковные колокола, заиграла торжественная музыка. Началось прохождение огромной процессии через Сити. Впереди с большим державным мечом шел граф Арундел, за ним – целая армия джентльменов в бархатных плащах, знатных дам и женщин благородного происхождения. Марию встречали толпы восторженных горожан, до хрипоты кричавших: «Боже, храни ее милость!» Улицы были украшены цветами, знаменами и вымпелами, а окна – гобеленами и яркими тканями. Повсюду висели транспаранты с надписью: «Глас народа – глас Божий».
Мария была ошеломлена. Она еще никогда не чувствовала себя такой счастливой, хотя у нее болели щеки от постоянных улыбок, а рука устала махать. По настоянию Марии рядом с ней ехала Елизавета, вся в белом. Она тоже улыбалась и приветствовала народ взмахом руки; за Елизаветой следовала присоединившаяся к ним в Уайтчепеле Анна Клевская, которой организаторы торжества сочли уместным отвести почетное место в процессии, за ней – герцогиня Норфолк и маркиза Эксетер, всегда защищавшая мать Марии, а потому заслуживавшая высочайшей чести. За ними шли иностранные послы и среди них Ренар. Марии очень хотелось, чтобы Шапюи был сейчас здесь, однако он давно ушел в отставку и, как она подозревала, находился в нелучшей форме. Французский посол Антуан де Ноай не принимал участия в торжествах, что было лишь к лучшему, ибо он почти открыто поддержал Нортумберленда.
Возле Тауэра, где Мария должна была находиться в течение следующих двух недель, сто детей обратились к ней с приветственными речами. Мария с улыбкой выслушала их, а затем под громоподобные выстрелы из пушки прошла по подвесному мосту Тауэра, невольно вспоминая свои прежние страхи, что ее могут доставить сюда как узницу.
Внутри Тауэра Марию ждали очередные
