Время умирать. Рязань, год 1237 - Баранов Николай Александрович
Тем временем стрелы из темноты летели все гуще. Воины в центре строя вскинули вверх щиты. Дальше ждать было нельзя.
– Вперед! – приказал Ратислав и шагнул вниз с насыпи.
Весь передний ряд, в центре которого стояли он и Первуша, сбив щиты в единую линию, шагнул вместе со своим воеводой.
– Бегом! – добравшись до середины склона, крикнул Ратьша.
Чтобы пробить плотно сомкнувшихся татар-пешцов, бить нужно было только с разбега, вложив в удар всю тяжесть строя. Ратьша почувствовал, что в спину ему уперся щит воина из заднего ряда, надавил, заставляя ускорить бег. Он знал, что в спину этого заднего воина уперся своим щитом воин, бегущий следом, а за этим – следующий, и так до конца строя. Все они теперь составляли единое целое, готовое пробить своей сокрушающей массой любое живое препятствие.
Удар! Первые три ряда татар рязанцы просто сбили с ног и затоптали. Еще ряда три-четыре, сохраняя набранный разбег, опрокинули, перекололи мечами. А вот дальше… Врагов оказалось очень много, и они тоже знали секрет глубокого пехотного строя. Движение рязанского ежа замедлилось, а потом и вовсе остановилось. Татары окружили его со всех сторон.
Соратники, находящиеся позади, продолжали всей массой давить Ратиславу в спину. Но встречь ему давила такая же масса булгарских воинов. Щит, упершийся в щит противостоящего ему противника, впился рукоятью в грудь, стало трудно дышать. Правую руку, сжимавшую меч, придавил левым боком Первуша, тоже стиснутый в смертельной давке.
Неимоверным усилием освободив руку, Ратьша умудрился в обход щита противостоящего булгарина уколоть того острием меча в шею, целя в незащищенное место. Попал! Булгарин захрипел, забился, брызгая кровью из шейной жилы. Потом затих, но не упал, повис, подпертый своими и рязанцами. Чтобы убитый упал и не мешал добраться до следующего врага, Ратислав уперся ногами в утоптанный снег и умудрился, хоть и с хрустом в спине, податься назад.
Как только труп сполз под ноги, давая хоть какой-то простор, Ратьша рванулся вперед, ткнул ставшим свободным мечом в бок булгарина слева, на обратном ходе рубанул по шлему того, что справа. Бронь левого не пробил, но заставил согнуться от боли, и его добил рязанец, стоявший в строю слева от Ратислава. Правому попал хорошо, замаха хватило, шлем разрубил. Первуша тут же столкнул булгарина в сторону, туда, где расчистил немного места Ратьша. И его, и Ратислава тут же толкнули вперед, прижав к новым противникам соратники, давящие им в спины. Спереди нажали булгары, и снова Ратислава стиснуло в жуткой давке, в которой и вдохнуть-то было можно, только приложив усилие.
Не пробиться, понял Ратьша. Что ж, оставалось продать жизнь подороже. И вот тут… Тут впереди, куда пытались пробиться остатки рязанцев, послышался шум боя. Помощь? Откуда? Как откуда? А сотня? Та, что не успела пролезть через надолбы до начала обстрела с татарской городни! Стрелять по ним стало некому, и отставшие наконец-то преодолели надолбы, перелезли через частокол и ударили в спины булгарам, зажавшим отряд Ратьши.
Ко времени подоспели, ничего не скажешь. Очень скоро натиск врагов спереди заметно ослаб, зато прорывающиеся рязанцы, понявшие, что помощь идет, нажали с удвоенной силой. Булгары подались, смешали ряды, начали растекаться в стороны, пытаясь уйти с дороги прущих с двух сторон навстречу друг другу русских.
Ратьша, стиснув зубы, рубил направо и налево заметно потяжелевшим мечом, отбивал удары совсем уже неподъемным пехотным щитом. Упал ничком очередной враг, срубленный косым ударом в основание шеи, и из-за него возник распаренный, забрызганный кровью Годеня, под чьим началом в этой вылазке был десяток воинов.
– Жив, боярин! – воскликнул он, скаля из-под усов в радостной улыбке белые крупные зубы.
– Живой… – устало помотал головой Ратислав.
– Добро! Что дальше делать? Приказывай!
– В город! – возвысил голос Ратьша. – Возвращаемся в город. И не мешкая!
Годеня оборотился к своим воинам, крикнул:
– Развертайся! За стены уходим! За стены!
Его послушались. Видно, сотенный начальник был убит или ранен, и Годеня принял оставшихся под свою руку. Воины, ударившие булгарам в спину, развернулись, прикрылись щитами и быстрым шагом двинулись к татарской городне. Люди Ратьши поспешили следом, отбивая наскоки булгар с боков и сзади.
Через городню по снежному приступку перевалили быстро, но все равно потеряли около двух десятков отступающих последними. Не захотели хоробры быть убитыми в спину преследователями, перелезая частокол, а предпочли полечь лицом к врагу, прикрывая своих соплеменников.
Заминка произошла опять при преодолении первой линии надолбов. Но татарские стрелки подтянуться еще не успели, а булгары, получившие свое, преследовать рязанцев дальше городни не стали. Потому это препятствие преодолели без потерь. Вторая линия надолбов скрывалась в темноте. Прошли ее, потеряв двух человек ранеными: татары начали стрелять, но стреляли наугад, потому и зацепили только двоих.
Попрыгали горохом в ров. Теперь здесь места хватало всем. Уф! Можно было вздохнуть, последний рывок вымотал окончательно. Ратьша сбросил с онемевшей руки щит, сунул, не вытирая, окровавленный меч в ножны, расстегнул подбородочный ремень, стащил с головы шлем вместе с подшлемником, остужая голову. Сел, прислонившись спиной к бревенчатой стенке рва. Давно он так не выматывался. Немного отдышавшись, поднялся на подрагивающие ноги, осмотрелся. Рядом тут же возник Первуша, встревоженно оглядывающий своего боярина: не ранен ли?
– Все в порядке со мной, – похлопал по плечу верного слугу Ратислав. – Сам-то как? Не зацепили?
– Ништо, – махнул рукой парень. – Так, попятнали сквозь бронь чуток, но не пробили. Только синяки и будут.
– Гунчака не видел? Жив ли?
– Живой. Чего ему сдеется в середке-то строя. Вон там, чуток подале сидит, отпыхивается. – Первуша махнул куда-то вправо в темноту рва.
Подошел Годеня, размазывая кровь по лицу.
– Поранен? – спросил Ратьша.
Годеня глянул на измазанную кровью руку, вытер о полу полушубка, торчащую из-под короткой, но просторной копытной брони, сказал только:
– Чужая.
– Ладно, – кивнул Ратислав. Помолчав, добавил: – Уводите людей в город по тайным ходам.
Первуша и Годеня кивнули, повернулись, чтобы идти исполнять приказ.
– Погоди, Годеня, – остановил десятника Ратислав.
Тот остановился, обернулся.
– Пойдешь ко мне под руку?
– Кем, боярин?
– А при мне будешь. Меченошей.
– Пойду, – просто сказал Годеня, повернулся и скрылся в темноте рва, скликая отдыхающих ратников.
Ушли за стену довольно быстро, что не слишком-то радовало: мало осталось людей после самоубийственной вылазки. Пока проходили по тайным ходам, посчитались. Живых осталось всего две сотни и полтора десятка. Из них два с лишним десятка раненых. По счастью, не тяжело. Тяжелораненые остались за татарской городней, так как вынести их не было ни сил, ни времени.
За городской стеной Ратислава встречал сам великий князь. Был он угрюм и подавлен. Спросил хрипло:
– Сколько людей осталось?
Ратьша ответил. Юрий помолчал, потеребил заидевевшую бороду. Спросил еще:
– Видел, сумели все же пороки пожечь. Сколько?
– Три всего лишь… – Ратислав виновато склонил голову.
– Ты хоть три, да сжег. Остальные до них даже не добрались.
– Что, вернулись уже?
– Вернулись раньше тебя. – Князь откашлялся, сплюнул на снег. – Те, что напротив Ряжских ворот вылезали, даже городню перелезть не смогли: ждали их.
– Всех ждали. Я говорил о том, – не слишком почтительно встрял в речь Юрия Ратислав.
– Знаю! – вскинулся великий князь. И уже тише: – Теперь знаю… – Помолчал, продолжил: – Те, что у Ряжских, потеряли полторы сотни. Всех от стрел. Вернулись, не добравшись до городни. А вот те, что у Исадских, городню перелезли, вот только до пороков их не пустили, да еще и от города отрезали… Пять десятков всего назад пробились…
