Христоверы - Александр Владимирович Чиненков
Андрон, слегка покачиваясь, подошёл к нему.
– Ну? – глянул он на Кондрата. – Видишь, дубина, болен я?
– Так, а я что могу поделать? – уводя глаза в сторону, ответил тот. – Я, что ли, вливал тебе в рот зелье стаканами?
Покачав укоризненно головой, старец язвительно ухмыльнулся.
– Чего застыл, будто к месту прирос, олух? – крикнул он, сужая глаза. – Водку давай, лечи своего Христа, прощелыга, покуда я не проклял тебя!
Кондрат поморщился и отвернулся.
– Ты чего, оглох, олух? – закричал ещё громче Андрон, страдая от приступа головной боли. – Накрывай стол и похмеляй меня, слышишь? Я тебе не хрен с горы, а христоверов кормчий!
– Хорошо, в последний раз, – буркнул Кондрат, направляясь к лазу в подпол. – Так больше нельзя, кормчий, помрёшь ведь.
Сопровождаемый тяжёлым пристальным взглядом старца, он достал из подпола пол-литровую бутылку самогона и поставил её на стол.
– И это всё? – не поверил Андрон. – Да у тебя запаса – половина подпола забита была.
– Вот именно, была, – усмехнулся Кондрат, направляясь в сени за закуской. – Я без тебя глотка не выпил, кормчий.
– Так я тебе и поверил, рыло каторжанское, – наливая в стакан самогон, ухмыльнулся Андрон. – С твоим-то прошлым и… из душегубов в праведники?
Кондрат вернулся с тарелкой, на которой лежали вперемешку ломтики мяса и сала.
– И продукты тоже заканчиваются, – сказал он, ставя ее на стол. – И мука на исходе, и картошка. Скоро хлебушек не из чего выпечь будет.
Выпив и закусив, старец с минуту сидел, зажмурившись, наслаждаясь жжением растекающейся по внутренностям горячительной жидкости.
– Чего ты только что сказал? – спросил он, потянувшись рукой к бутылке. – Водка закончилась и еда тоже?
– Мне бы одному надолго хватило, – угрюмо огрызнулся Кондрат. – А сейчас нас трое.
Заметно захмелев, старец добрел на глазах.
– И чего на меня зверюгой зыркаешь? – взглянул он на набычившегося Кондрата с ухмылкой. – Забыл, кто я и кто ты? А ты вспомни, когда к нам, в Зубчаниновку, за спасением явился? Не к попам в рясах, а к нам, божьим людям.
– Деваться мне некуда было, – вздохнул сокрушённо Кондрат. – Со всех сторон ведь обложили. Ежели свои бы до меня добрались, то ножами заколбасили, а ежели в руки полицейских или жандармов попал, то, наверное, уже бы на виселице болтался.
– А я вот пригрел тебя, приласкал и сюда спрятал, – хмыкнул Андрон. – Пожалел, приголубил… Ты живой вот сейчас, ни клят ни мят, живёшь и в ус не дуешь, как у Христа за пазухой.
– Спасибо тебе за всё превеликое, – встал и отвесил поклон Кондрат. – Только вот другим тебя вижу я сейчас и от того сердце щемит.
– Ишь ты! – рассмеялся Андрон. – И почему это вдруг я другим стал? Облысел, облез или живот до колен у меня вырос?
Кондрат вздохнул и покачал головой.
– Внешне ты тот же самый, а вот внутри… – Он провёл по лицу руками и закончил: – А вот внутри ты совсем другой.
– Да, там, в Зубчаниновке, я один, а здесь, в глухом урочище, я другой, – согласился старец. – Там в меня дух святой вселяется, понял, долдон? А здесь он из меня выселяется, так-то вот.
– Видя тебя во время радений, слушая твои проповеди задушевные, я уверовал, что ты и правда Христос во плоти, – продолжил Кондрат, хмуро наблюдая, как старец пьет самогон. – Думал, вот счастье привалило-то. Тогда я решил с жизнью своей босяцкой распроститься и новую начать, праведную.
– Если решил с прошлым расстаться, так расставайся, – отрыгнув, посоветовал старец. – У тебя своя башка на плечах. Человек венец всему, понял, дурень? Как начнёшь жизнь свою выстраивать, не на Бога, а на себя надеясь, так дальше и заживёшь.
В избу вошёл Савва Ржанухин с лопатой в руках.
– Подходи к столу, присаживайся, – позвал его Андрон. – Покушай, что бог послал, и меня послушай.
Ржанухин послушно подошёл, сел за стол, сложил перед собой руки, но к пище не притронулся.
– Эй, чего ты? – нахмурил брови Андрон. – Ешь, кому говорю, а то вон на глазах сохнешь!
Савва опустил голову, но к еде не притронулся.
– Не можно мне эдакое есть, – сказал он. – Мясо и сало в пищу божьим людям негоже.
– Извиняй, а здесь больше ничего другого нет, – пьяно ухмыльнулся Андрон. – Скит – это тебе не Самара, голубок. Ни лабазов, ни базаров здесь нет. Да и та снедь, что ты на столе видишь, уже заканчивается.
– Да-а-а, – вздохнул Кондрат. – Скоро лапы сосать будем.
Выпив ещё полстакана самогона, Андрон обвёл Ржанухина и Кондрата осоловелым взглядом, после чего изрёк:
– Эдак дело не пойдёт. Собирайся в Самару, Савва. Муку вези побольше, картошку, самогона тоже побольше вези. А ещё… А ещё всё то, что Агафья положит.
Кондрат недоумённо посмотрел на старца.
– Как же Савва всё это привезёт? – сказал он. – Ты столько наказал, кормчий, что и коню не справиться. В лесу снега вон сколько выпало, только на лыжах можно сюда дойти.
– Ведаю о том, сам на лыжах сюда шёл, – усмехнулся Андрон. – Но Савва пробьётся. Уже не раз бывало такое, что он зимой, по глубокому снегу из Самары сюда хаживал.
– Пройти-то пройдёт, согласен, – недоумевал Кондрат. – Он вместе с тобой на лыжах сюда пришёл. Только как он целый воз груза потащит? На себе, что ли?
– Я на санках груз повезу, – ответил Ржанухин. – Не раз возил уже, как, знаю.
– Ну вот, видишь? – рассмеялся Андрон. – Собирайся в путь-дорогу, Савва и… Прямо сейчас и ступай.
– Может, завтра, с утреца? – заступился за Ржанухина Кондрат. – До Самары отсель путь неблизкий, да и нелёгкий тоже.
– Нет, сейчас пойду, – вышел из-за стола Савва. – Вечером в городе буду, не привыкать.
– Ты это, Агафье про меня ничего худого не говори, ежели спрашивать будет, – с тоской посмотрел на опустевший стакан Андрон. – Скажи, что по лесу гуляю и скучаю по кораблю нашему.
– Это всем так говорить, кто спрашивать будет? – взглянул на него исподлобья Ржанухин.
– Только Агафье, дурень! – поморщился Андрон. – Для всех я на Араратской горе с царём тамошним балакаю, ясно тебе?
* * *
Когда рано утром поручик Шелестов вошёл в кабинет, он увидел привязанного к стулу Власа Лопырёва и его распухшее до неузнаваемости лицо, превращённое старательным унтер-офицером Семечкиным в кровавое месиво.
– Ты что, с ума сошёл, осёл? – посмотрел он на стоявшего с закатанными до локтей рукавами подчиненного.
– Так он это, признаваться не хотел, – ответил обескураженный унтер-офицер. – Вы же вчерась, уходя, приказали мне, чтобы я любыми путями
