Григорий Мирошниченко - Азов
Султан, сжав кулаки, вскочил и закричал:
– Все ложь! Зачем ты привел сюда этого краснорожего?
– Царь царей, выслушай до конца.
Визирь прочел вслух письмо кафинского паши. В письме сообщалось, что донские казаки, выйдя в море совместно с запорожскими казаками, осадили Азов, разбили стены, подорвали башни, воровским способом проникли в крепость, умертвили Калаш-пашу, приступом взяли город и перебили весь гарнизон…
Султан напряженно слушал; ему вдруг стало страшно. Он произнес невнятно, слабым голосом:
– Город?.. Крепость?.. Железные ворота?.. Где доказательства?
Магомет-паша пояснил:
– Султан султанов и царь царей… Есть доказательства. Кафинский паша выкупил голову Калаш-паши…
Татарин открыл мешок, готовый вытащить из него «доказательство». Султан отвернулся и закричал:
– Кафинскому паше снять голову! Он не пошел на выручку Калаш-паше!.. Татарину срубить голову и отослать в Крым. Джан-бека лишаю ханства! Вместо него ставлю на ханство Бегадыр-Гирея!..
Султанскому гневу не было предела. Он грозил верховному визирю смертной казнью, сместил в войске семь военачальников. А морскому военачальнику Пиали-паше приказал спешно выступить из Стамбула с сильнейшим флотом под Азов.
Не медля ни одной минуты, он написал короткое, но грозное повеление новому крымскому хану Бегадыр-Гирею: «Верните Азов. Разорите все русские окраины!.. Снимите с меня позор перед всем миром».
– Я не пожалею здесь, – говорил султан своим приближенным, – ни сил, ни войска. Со взятием Багдада я получу Месопотамию и город Басру. Когда падет Багдад, я подпишу в Касришерине мирный договор с персидским шахом. Я навсегда покончу с Венецией и тогда пойду всей силою на Русь. А от Азова никогда не отступлюсь! Азов возьму опять!
Султан приказал всем пашам в причерноморских крымских и турецких крепостях готовить большие хлебные запасы для турецкой армии.
Война с Персией занимала сейчас все помыслы самонадеянного и вспыльчивого Амурата. Покорением Багдада надеялся он устрашить всех своих недругов в России, и Персии, в Польше, на Украине, в Валахии, Греции и Месопотамии.
В тот день султан совещался с военачальниками и велел им поскорее сомкнуть железное кольцо вокруг Багдада, разрушить стены города до основания. Донским казакам и царю Амурат послал «устрашающее» письмо. Если не уймутся разбойники на Дону и не возвратят ему Азов, грозил он, то не только русских пленников, но и христиан-греков в турецком государстве истребит он поголовно.
Военачальник Большого султанского полка объявил султану, что в городе Багдаде осталось персидского войска не больше тридцати пяти тысяч.
– Султану нечего печалиться, – говорил он. – Хорошие вести получил я из достоверных уст. Индийский шах Джехан объявил войну персидскому шаху и напал на его землю в другом конце страны.
– Аллах милостив! – воскликнул султан. – То вести добрые.
– Персидский шах, – продолжал военачальник, – оставив в Багдаде малое войско, пошел против войска шаха Джехана! Нам это выгодно.
Все военачальники собрались в султанской палатке.
Гнев Амурата улегся.
В походную палатку вошел высокий грек Мануйло Петров с письмом от русского царя. Султан надменно взял письмо. Читал:
– «…Вы, брат наш, на нас не сердитесь за мир с Польшей: мы его заключили поневоле, потому что от вас помощь замешкалась… С кизилбашским шахом мы в сношениях лишь по торговым делам, других же дел с ним не имеем, ибо земля наша от его земли отстоит далеко».
Султан Амурат зло посмотрел на грека.
«…Вам самим подлинно ведомо, – писал государь, – что на Дону живут казаки-воры и нашего царского повеления мало слушают; мы за этих воров никак не стоим. От казаков мы отступились и помогать им в удержании Азова не станем.
Казаки взяли его воровством, дворянина Степана Чирикова держали у себя под строгой охраной, никуда не пускали и хотели убить. Государь и прежде писал султану и теперь повторяет, что донские казаки – воры, беглые холопи и царского приказания ни в чем не слушают, а рати послать на них нельзя, потому что живут в дальних местах… И вам бы, брату нашему, на нас досады и нелюбья не держать за то, что казаки посланника вашего убили и Азов взяли. Это они сделали без нашего повеленья, самовольством, и мы за таких воров никак не стоим и ссоры за них никакой не хотим… Мы с вашим султанским величеством в крепкой братской дружбе быть хотим…»
Султан Амурат не дослушал письма московского царя. Он вышел из походной палатки, поднял к небу руки:
– К Багдаду!
Турецкие войска вновь пошли на приступ Багдада.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Солнце поднялось высока над Доном. Небо было чистое, синее. Желтели бескрайние степи Дикого поля. Они шумели, волновались, звенели. Каждое растение в степи – блеклый лепесток и пушинка, тонкий степной ковыль и колючий катран, табун-трава и царь-трава – колыхалось и пело. А порыжелые безмолвные курганы, как часовые, внимали этим песням. Степные орлы, поднявшись, замирали с распластанными крыльями. Потом плавно делали несколько кругов и, высмотрев добычу, камнем падали вниз… Маленькие птицы-хлопотуньи, скрываясь в траве, с тревогой смотрели в небо.
На пристани собрались черкасские бабы, старики и старухи, мальчишки и девчонки. На бревнах сидели татарки, закутанные в черное, турчанки в шароварах, персиянки, добытые в походах. На пристань пришли купцы. Снуют торгуются, хохочут, бьют по рукам. Всё грузят на челноки. Челны покачиваются.
Казачки несут на пристань глиняные горшки греческой работы, пустые кади из-под мяса и вина, кувшины всех времен и всех стран с короткими и длинными носами, широкогорлые, с змеиными головками, с птичьими клювами.
Несли казаки на пристань ковры дорогие. Один только ковер из Басры, который несли четыре казака на струг Татаринова, стоил не меньше сорока коней.
Ковер постлали в струге и пригласили сесть на него Варвару.
Подружки вели ее под руки. Подружки были в синем бархате. Пояса жемчужные. Сапожки красные, в таких боярышни в Москве ходят. Платки на них, как воздух, прозрачные и белые. Две одинаковые подружки, как две слезы у матери, – платья синие, глаза черные, косы светло-русые. Резвушки, хохотушки! Одна из них сестра Ивана Каторжного, другая – казака Серьги Данила.
Варвара села в струге на ковер. Бабы глядели на атаманскую женку с умилением – на красоту ее, и на кушак атласный лилово-голубой, и на застежку серебряную на кушаке.
А есаул Карпов, присланный в Черкасск за бабами, покрикивал:
– Живее! Вали, клади!.. Скоро отчалим!
Бабы на пристани засуетились пуще прежнего. Они приносили свое последнее добро и укладывали его на струги. Старики складывали сабли, седла, турецкие пистоли, ружья. Мальчишки вместе с пожилыми казаками тащили по пыли к пристани рыболовные сети, арканы и уздечки.
Когда всё снесли в струги и уложили, когда все уселись есаул Карпов, поглядывая на Варвариных подружек, бросил шапку серую на дно струга и запел любимую песню.
И все подхватили.
А и по край было моря синего,Что на устье Дону-то тихого,На крутом красном бережку,На желтых рассыпных песках –Стоит крепкий Азов-город,Со стеною белокаменною,Земляными раскатами,И ровами глубокими,И со башнями караульными…
И женка Алеши Старого, и малый Якунька, сидевшие в атаманском ковровом струге, тоже пели эту песню.
Потом Ульяна Гнатьевна взялась за длинное весло. Все весла разом вздыбились…
Последним прибежал на пристань босой мальчонка с отцовским седлом – Стенька, сын Тимофея Рази. Он прыгнул в струг с разбегу.
Донские казачки плыли к своим храбрым мужьям в Азов – счастье копить и обживать город у морского простора.
– Отчаливай! – пронесся возглас Карпова.
Ковровый струг отплыл первым от пристани, но остановился посреди реки.
– Отчаливай! Казаки в Азове ждут! Гей, бабы, веселее греби! Сама волна-то гонит!
Весла рубили воду.
На пристани остались люди всякие: купцы, сторожевые казаки и древние старухи и старики. Сзади чернелись землянки.
Старухи плакали.
Восемьсот казачьих женок плыли вниз по Дону, пели бабы песню давнюю, любимую.
Карпов, стоя в легком струге, дал полную волю своему звонкому голосу. Вот где раздолье! Куда ни глянь – простор: река широкая течет величаво, в небе – лазурь да синь, в степи травы шумят, колышутся; и птицам, и табунам коней, и вольным казакам – простор да воля!
А кричит турецкий царьСалтан Салтанович:«Ой ты, гой еси, донской казак!А и как ты к нам в Азов попал?»Рассказал ему донской казак:«А я послан был из каменной МосквыК тебе, царю, в Азов-город,А и послан был скорым послом,И гостинцы дорогие к тебе вез;А на заставах твоих меня ограбили.И мурзы-улановья моих товарищейРассадили, добрых молодцев,И по разным темным темницам…»
Вода тихо плескалась под легкими стругами. Струги плыли, а песни казачьих женок неслись вниз по Дону-реке, не затихая.
