Нид Олов - Королева Жанна. Книги 1-3
Улица Прэ, вьющаяся почти по самому берегу моря, была черна, как могила. Но Респиги был здесь своим: он безошибочно угадал нужную дверь и постучал. В дверной решетке сверкнули старушечьи глаза; его осмотрели изнутри, и дверь открылась. Факел погас, брави остались на страже. Граф коршуном взлетел по крутой лестнице.
Он очутился в комнате, едва освещенной жалкой свечой. Девушка лет восемнадцати поднялась ему навстречу. Честное слово, она мало чем уступала Аннунчиате Корелли. Респиги оторвал от пояса увесистый кошелек, швырнул его на стол и тут же обнял девушку. Она с готовностью ответила на его поцелуй.
— Какая противная у вас помада, — прошептала она.
Это на миг отрезвило графа.
— Да, да, — сказал он, снимая шляпу и плащ. — Дай воды, Франческа, я умоюсь.
Девушка отвела его за занавеску и дала ему умыться. Пока Респиги фыркал, отмывая помаду и грим, она сняла с него шляпу и поставила на стол вино и апельсины.
Выйдя из-за занавески, граф схватил ее, как кот голубку. От неожиданности она разбила стакан.
— Ой, я порежу ноги!
Он поднял ее и отнес на постель. Он ловко раздел ее, и, хотя ему не терпелось, он все-таки сначала принялся оглаживать и целовать ее. Как подобает дворянину, Респиги в свое время читал и «L'art d'aimer»[118] и несравненного Брантома[119], посвятившего специальную главу вопросу о касаниях в любви. Впрочем, сейчас он действовал не по книжке — ибо даже мужикам, не читавшим никаких книг, отлично известно, что прикосновение необходимо, предшествует наслаждению.
Франческа сладострастно извивалась в его руках. Внезапно она приподнялась на постели. Он нетерпеливо надавил ей на плечо, понуждая лечь, но в этот момент Франческа издала душераздирающий крик. Респиги вздрогнул и поднял голову. В затылок ему уперлось дуло пистолета.
— Джерми, Рикардо, болваны! — взревел граф.
— Они мертвы, — сказал чей-то уже слышанный голос. Респиги обернулся и увидел над собой человека в кожаном колете. На него уставились ненавидящие глаза на изможденном, небритом лице.
— Монах! — в ужасе закричал Респиги.
— Я маркиз Плеазант, — по-виргински сказал монах. — Именем Ее Величества я арестую вас, Джулио Респиги, за государственную измену. Указом королевы наместником в Генуе назначен я.
Респиги обмяк, перед глазами поплыли какие-то пятна. Все же он разглядел за спиной монаха суровое лицо полковника Горна. Он не сопротивлялся, когда двое телогреев рывком подняли его, закрутили ему руки и заткнули рот. Франческа тихо скулила, дрожа так, что тряслась вся кровать.
— Возьмите девчонку и старуху, — распорядился Горн.
А в палаццо Паллавичино все еще звучала музыка и шумели ряженые. Свитские «черти», покинутые своим главой, веселились, как могли. Один Гуарнери неприкаянно бродил по залам и кусал губы.
Наконец он не выдержал и обратился к маркизу Паллавичино.
— Не находите ли вы странным, ваше сиятельство, что полковник Горн со своим монахом исчезли в то же время, что и граф Респиги?
— Разве графа Горна нет? — удивился Паллавичино — Я как-то не заметил… — Он осмотрелся и вдруг воскликнул: — У вас плохое зрение, синьор Гуарнери вот граф Горн!
Гуарнери обернулся и увидел Горна Монаха с ним не было.
— Где же ваша мрачная тень, граф? — любезно спросил маркиз Паллавичино.
— Увы, маркиз, он сбежал, — ответил Горн. — Увидев нагую Венеру, он вырвался от меня, хотя я и держал его. Вот, видите, — Горн показал разорванный рукав.
— Какая жалость, — сказал маркиз Паллавичино. — Вы лишили себя лавров победителя в спорах о лучшем костюме вечера, Граф Респиги, видите ли, утверждал, что монах является частью вашего маскарадного костюма…
— Остроумие графа Респиги всегда восхищало меня, — сказал Горн. — Его догадка была верна. Но, поскольку лавров мне уже не снискать, я прошу простить мне, что я оставлю ваш великолепный праздник. Итак, я свидетельствую вам мое почтение.
Горн церемонно поклонился, жестом подозвал своего адъютанта и вышел.
Этот эпизод успокоил Гуарнери. Уже под утро он беззаботно возвращался к себе В последнем переулке перед его домом путь ему преградили выступившие из мрака телогреи.
— Ни звука, синьор Гуарнери, — сказал офицер. — Именем королевы я арестую вас за государственную измену.
Новый день — пятнадцатое ноября — медленно занимался над миром. Спал Толет, наплакавшись за день, спала и Генуя, наплясавшись и нахохотавшись за ночь. В Генуе, впрочем, спали не все. В Толете тоже не все спали: в западной кордегардии Аскалера желтели волчьи глаза караульных свечей, в камине потрескивали дрова — но обогреть это огромное помещение было все равно невозможно. У стола стоял Грипсолейль, дыша на руки. Ди Маро шевелил кочергой угли; на плаще его тускло светились лейтенантские галуны. Мушкетеры неплохо выпили за упокой души сиятельного принца Отена, и сейчас, перед рассветом, их отчаянно клонило в сон.
— Кончина великого человека влечет за собою необъяснимые последствия, — говорил Грипсолейль. — Вы посмотрите: вдруг исчезает неизвестно куда наш дорогой командир, лейтенант Алеандро де Бразе. С ним исчезают Макгирт и Анчпен, оба довольно нудные ребята, но отличные бойцы, этого у них не отнимешь. Зачем, почему — не понимаю даже я. Кто-нибудь понимает?
Грипсолейль подождал ответа, не дождался и продолжал:
— Мне понятно только одно: раз ди Маро получил галуны, значит, наш лейтенант больше к нам не вернется. Он полетел наверх или вниз. Скорее наверх — ему не за что лететь вниз, да еще прихватив с собой двоих наших. Почему галуны получил ди Маро, а не я, скажем, — это мне тоже понятно… Лейтенант, вы не спите?
— Нет, — хмуро отозвался ди Маро. Тон его показывал, что он не слушает Грипсолейля, а думает о своем.
— А вот еще одно обстоятельство, — снова заговорил Грипсолейль. — Представьте, господа: позавчера… или третьего дня… в общем, хорошо помню, что одиннадцатого, после караула, встречаю я на улице господина Монира, ну, помните этого хиляка из красных колетов, мерзкий такой тип. При меховом плаще, при кирасе, и сзади два солдата несут какое-то его барахло. Венгерский князь, да и только! Что с вами, Монир? — спрашиваю его, уж не наследство ли вы получили? Так пойдемте, говорю, скорее выпьем, тут недалеко можно получить вот такой коньяк! Он преучтиво ответил мне: да, сударь, я воистину получил наследство, но ах, выпить с вами, говорит, не могу, я должен ехать в Сепеток, вступить в права… Меня ждут там как можно скорее, ах, до свидания! Ну, что вы на это скажете, господа?
— В Сепетоке? — обернулся ди Маро. — На самом севере? Но я отлично помню, как он похвалялся древностью своего рода, происходящего из Тразимена…
— Это еще не так плохо, — сказал Грипсолейль. — Можно получить наследство и в Сепетоке. Но почему он получает его именно на другой день после убийства Вильбуа?
— Пора сменять караулы, — сказал ди Маро и встал.
Глава XXXIV
ВОЛКИ ВО ВЕКИ ВЕКОВ
Motto: Я, князь Вернер фон Веслинген, вождь большой шайки, враг Бога, милосердия и справедливости.
Рыцарский девизКак только стало известно о смерти принца Отенского, Лига Голубого сердца собралась в замке Фтирт на экстренное заседание. Рассевшись в кабинете Уэрты, лигеры поджидали вождя. Настроение было повышенно-возбужденное; Кейлембар, сидя в стороне от всех, позевывал в кулак.
Герцог Фрам появился с необычной для него театральностью: он был в блестящих латах и держал в руке пылающий факел.
Все невольно встали, глядя на его лицо и на факел, извергающий клубы черного дыма.
— Господа, — возвестил герцог Фрам, — очень кстати, что все мы вместе. Получено неприятное известие: граф Респиги арестован.
Послышалось общее «о-о-о». Генерал Уэрта скорчил болезненную гримасу. Старый барон Респиги медленно поднес руки к вискам. Присутствующий здесь же фригийский посланник граф Марче инстинктивно потянулся за шляпой. Один Кейлембар, сардонически подняв бровь, привычно заправил в рот бороду.
— О сын мой! Porca madonna[120]! — прошептал барон Респиги.
— Положение скверное, — спокойно сказал Фрам. — Граф может выдать нас на пытке. Возможно, это слишком грубо сказано, однако это реальная опасность.
— Известие достоверное? — деловито спросил Кейлембар.
— Думаю, что да, — ответил Фрам. — Я получил его только что, из Толета. Отправлено сегодня на рассвете.
Он поискал глазами, куда бы деть факел, и швырнул его в камин.
— Я всегда предрекал ему такой конец, — заявил Кейлембар. — Не сейчас, так через неделю его схватили бы, как пареного цыпленка, когда он вылез бы со своим мятежом.
— Я вижу, вы ждете объяснений, господа, — сказал Фрам — Предлагаю вам сесть, не вдаваться в панику и не хвататься за шляпы. Это некрасиво, а главное, бесполезно Итак, принц Отена скончался в ночь на десятое ноября. Сегодня у нас тринадцатое. В полученной мною депеше сказано, что на трупе Вильбуа было найдено письмо с приказом об аресте Респиги, подписанное королевой. Были найдены также заметки Вильбуа, из коих явствовало, что Респиги на посту наместника сменит граф Менгрэ Названный сеньор находится в Толете по сию пору. И тем не менее автор депеши совершенно уверен, что королева отправила в Геную другого человека с тайными и, вероятно, самыми широкими полномочиями. Он пишет, что знает, кто этот человек, но не называет его имени, ибо оно якобы ничего не скажет никому из нас… Пусть так. Ergo, помянутое неизвестное лицо выехало в Геную в один из последних дней, когда именно — автор депеши не знает, но предлагает исходить из допущения, что данное лицо выехало непосредственно десятого. Если так, то в данный момент он находится недалеко от Генуи. Быстрее он ехать не может, если только он не ангел Господень… Итак, пока мы здесь беседуем, Респиги еще наверняка не арестован, однако столь же наверняка это произойдет завтра-послезавтра Положим сутки на то, чтобы он полностью во всем признался… что, мало? Надо мыслить реально, господа. Положим еще четыре дня на то, чтобы донести его признания до ушей королевы. В итоге у нас есть еще по крайней мере неделя, для того, чтобы поступить так, как мы посчитаем нужным. Как видите, господа, положение не такое уж безнадежное. Теперь же я желаю выслушать ваши мнения.