Светлана Кайдаш–Лакшина - Княгиня Ольга
Княгиня Ольга так и не смогла дознаться у рассказчиков, когда побывал в Киеве философ Константин–Кирилл — по дороге в Хазарию или когда возвращался обратно, но все были уверены, что братья посетили город, обрадованные встречей в Херсонесе с человеком, благодаря которому они узнали о русских письменах!
После Моравии, где они провели сорок месяцев, братья отправились в славянское княжество в Паннонию, где правил князь Коцел[240] (уже потом оно было захвачено уграми–венграми), и дальше в Венецию. Там на Константина–Кирилла опять накинулись «триязычники». И опять философ говорил о древности русских книг. Ему кричали: «Ведь в древности никто не обрел их — ни апостол, ни Папа Римский, ни Григорий Богослов, ни Иероним, ни Августин. Знаем мы лишь три языка, на которых подобает славить Бога: еврейский, греческий и латинский». Но философ увещевал противников, уверяя, что другие народы также имеют свои грамоты и воздают Богу на своих языках, назвал армян, персов, абхазов, грузин, согдийцев, готов, авар, турок, хазар, арабов, египтян: «Знаем же мы много народов, понимающих книги (и славяне в их числе!)!»
Призвал к себе братьев папа римский. В Риме он принял книги славянские и освятил их. Возможно, это были манускрипты, писанные как глаголицей, так и кириллицей. Подтверждает эту гипотезу и то, что ученики не успели бы переписать за короткий срок столько книг.
Славянские книги папа римский освятил в храме Санта Мария Маджоре, а в храме Апостола Петра отслужили литургию на славянском языке. Пели потом и в храме Святого Андрея, который ходил по русской земле, и в храме Апостола Павла. Философ же Константин внезапно расхворался, принял иночество с именем Кирилл и скончался в Риме в возрасте сорока двух лет[241]. Существовала легенда, что в Хазарии ему дали ядовитое зелье, но оно на него не подействовало; ходили упорные слухи и о том, что в Риме он был отравлен. Перед смертью Кирилл сказал Мефодию: «Ну вот, брат, были мы оба в одной упряжке, прокладывая одну борозду, теперь падаю я на ниве, окончив день свой. А ты сильно любишь гору, но не оставляй ради нее учительства, ибо чрез него достигнешь ты спасения». Гора — это был уединенный монастырь, где жил Мефодий, пока не призвал его брат (гора Олим в Малой Азии).
Вместе с Кириллом в Моравии они перевели Евангелие, Псалтырь, да еще «Апостол» и избранные службы и Номоканон. Оставшись без брата, Мефодий усадил двух своих лучших учеников, и они перевели на славянский язык почти весь Ветхий Завет. Номоканон же — это Кормчая книга.
На Руси знали о трагической участи Мефодия, постигшей его после смерти брата в Риме. Знали, что он сражался с немецкими епископами, выступавшими против него несмотря на то, что римский папа рукоположил его в архиепископа Моравии и Паннонии; как был Мефодий отправлен на суд и послан в тюрьму в Швабию, где пробыл около трех лет…
Он скончался 6 апреля 885 года и был погребен в соборе Велеграда. Отпевали же Мефодия на трех языках — греческом, латинском и славянском. Ученики Мефодия ушли в Болгарию, где их принял радушно князь Борис….
Неожиданно в памяти княгини Ольги всплыла Азбучная молитва, которую твердил князь Святослав, заучивая в детстве глаголицу:
Аз словом сим взываю к Богу:Боже, всего сущего создатель,Видимого и не видимого!Господня Духа живого ниспошли мне,Дабы вложил Он в сердце мое Слово.Есть оно благо для всех нас,Живущих по заповедям Твоим…
Святослав артачился, но память у него была преотличная, и выучил он азбуку мгновенно, учитель был христианин–болгарин…
Давно, давно это было…
Особо ему нравилась своей непонятностью строка:
Шестикрылую мощь восприму я…
Он всегда хотел быть сильным и восприять любую мощь!
Сколько всего пронеслось, сколько ожило в памяти и лишь только потому, что Аноза–Фарид начертал ей свое письмо старой глаголицей.
Глава 26
Богомилы на Руси, или красный мак
Для княгини Ольги было полной неожиданностью, что Святослав после своего быстрого возвращения так скоро согласился на отъезд Малуши. Княгине казалось, что Малуша забудет о своем намерении, оно растворится в супружеском согласии, как только Святослав окажется рядом. Но — нет!
Все развивалось стремительно. Она даже не успела толком представить, как Малуша сумела уговорить не слишком покладистого Святослава. Они вошли к ней оба — сияющие, ласковые, согласные во всем друг с другом — сердце у княгини подкатило к горлу, на глазах выступили слезы. «Дети мои!» — только и сумела вымолвить…
Святослав обнял Малушу за плечи и сказал:
— Мамо, эта умная «кукушка» перекуковала меня, и я согласился, чтобы воевода Борич отвез ее в Малушино и оставался бы там с ней до той поры пока, как он посчитает… будет в этом нужда. Все, кого назовет Малуша, также поедут с ней и будут там прерывать, чтобы ей помогать и облегчать жизнь, способствовать ее удовольствию…
Малуша взглянула на него, и Святослав улыбнулся:
— Ну, не столько удовольствию, сколько ее радости увидеть любимое село…
«Умная, умная Малуша, — вспомнила княгиня Ольга нянькины слова, — не просто умная, а разумная, что гораздо выше… Почему — выше? Не знаю, но выше… Ум может жизнь не охватывать, а разум всегда в ней разберется… И потом для разума всегда нужен и характер, чтобы себя и свои желания обуздать с тем, что хочется, — с этим совладать. Вот это и есть разум…»
Глаза Малуши были ясные–ясные, и княгиня Ольга поняла, как было для нее важно сделать все, чтобы будущему ее дитяти обеспечить лучшее, что в ее силах.
Она взяла Малушу за руку и ощутила, как горяча ее ладошка.
— Спасибо тебе, что ты так смотрела за мной во время моей болезни! — сказала княгиня Ольга.
Она повернулась к сыну: ведь он мог уже не помнить, захваченный вихрями настоящего. Но тот опять обнял жену:
— Она славная моя…
И Малуша зарделась как девочка.
Они крепко обнялись с княгиней Ольгой, и, уже тяжело ступая, Малуша вышла из горницы.
Князь Святослав и княгиня Ольга долго молчали, наконец он сказал, будто отвечая на ее вопрос:
— Не хочу перечить Малуше, если у нее столь сильное желание, нечего ее волновать, ведь так?
И вот этот вопрос в конце утешил княгиню.
Он означал для нее то, что князь Святослав дорожил мнением матери, и даже, возможно, принимал решение, заботясь об этом.
— Мамо, мне предстоят большие походы, и я не хочу, чтобы Малуша была в постоянном ожидании… Вечные отъезды и приезды — это не полезно ей сейчас, наверное?
И опять в его словах прозвучала неожиданная для княгини Ольги робость.
«Он любит, и волнуется, и ждет!» — подумала княгиня о бремени своей невестки с нежностью, которую с радостью ощутила в сыне.
— А что же — твой болгарский царевич Боян останется здесь? — спросила она. О Марине они молчали.
Когда Святослав находился в горнице, то все вокруг становилось маленьким, тесным и узким, его стремительные и резкие движения словно сокращали пространство вокруг него.
Святослав взглянул на мать совершенно прямо, и она с болью припомнила эту же привычку князя Игоря:
— Царевич Боян не только маг и певец. Он еще и историк Болгарии, знает о прошлом народа, что труднее… чем знать прошлое… княжества… царства…
Два поворота — и Святослав уже у окна.
Княгиня Ольга любовалась сыном:
— Не пойму — ты скачешь, словно заяц: прыг — и ты уже далеко…
Святослав усмехнулся:
— Боян рассказывал мне, что болгаре — это такой же славянский народ, как поляне, древляне, радимичи, северяне, а жили они изначально по реке Болве, она впадает в Десну, а еще в междуречье между Десной и Сеймом, где стоит главный город северян Рыльск, там много древних–древних курганов — так вот все они болгарские… Болва–Болга — болгаре… От этой реки и пошло название народа… Не все там можно понять… Боян говорит, что Рыльск на речке Рыло, впадающей в Сейм, старый–престарый город, со старых времен… И Рильская пустынь в Болгарии как‑то связана с этим местом. Знаешь, Боян сказал мне, что знаменитый у них христианский святой Иоанн Рыльский. Он умер в год смерти отца!
Ольга удивленно про себя вскинулась…
— Так вот потом правая рука этого святого была перенесена из Болгарии сюда в Рыльск, и здесь с почестями ее положили в христианском храме… А я и не знал, что он стоит в Рыльске… Это потому, что болгаре — хотя и не все — знают свою исконную родину. Христиане же вечно носятся с мертвыми и даже частями их… Вот руку и привезли к нам на Русь… А по дороге к Рыльску, чтобы паломники не заблудились, стоит городок Плиски… почти по прямой на Рыльск… А Плиска в Болгарии была первой столицей… Наши Плиски недалеко, как Сейм впадет в Десну… А уж Рыльск — на Сейме… Не спутаешь…
