Абиш Кекилбаев - Плеяды – созвездие надежды
— Нету у этих чудаков разума, право слово, нету! Каждый оборванец украшает, видите ли, луку седла серебром! Каждый напяливает на голову лисью или кунью шапку! Даже ремни для порток украшают серебром, надо же, а? Небось не понимают, дурни этакие, что седла под ними, камча в руках, пояса да шапки подороже стоят, чем они сами!
... Славно, что был айт и что русские и башкиры из посольства побывали на празднике во многих аулах! Казахские аулы тоже стали понемножку привыкать к иноземцам, узнали многих из них. Обходительного, неторопливого Сергея Костюкова они наградили прозвищем Рыжий Верблюжонок, плутоватого, стремительного Юмаша назвали Гончим Псом, а коротконогого, с круглым брюшком Цапаева удостоили клички Песчаник. А уж коли казахи дали кому прозвища и клички, стало быть, признали за своего.
***Вскоре после айта Юмаш принес Тевкелеву известие: разграбленный русский караван послала сюда сама императрица. Люди султана Батыра специально его выследили и ограбили, чтобы караван не дошел до этих мест, не мог встретиться с русским посольством. Заинтриговала Тевкелева и новость Цапаева.
— Вчера я ходил в ханскую орду, к слугам, попросить табачку, — неторопливо докладывал казак послу. — И что же я там увидел, в каморке для слуг? Девушку с толстыми светлыми косами, такими, какие у наших русских девушек бывают! Не успел я рот открыть, словом с ней перемолвиться, как в каморку пулей влетел ханский туленгут. «В дом, где нет мужчины, входить нельзя. Запомни это! Иначе беду на себя накличешь», — рявкнул он — и хвать девушку за руку! Вот так-то!
— Это известие стоит того, чтобы о нем подумать, — изумленно заметил Тевкелев. — Зря там не появляйтесь, не дразните гусей, но присматривайтесь, нет ли где в казахских аулах русских пленных. Постарайтесь быть внимательным! Однако действовать надо с особой осторожностью. С особой! — подчеркнул он.
Вскоре из Уфы во главе с Маулетом Илимбетовым прискакали семеро посланцев — воеводы. Илимбетов передал послу письмо от Коллегии иностранных дел. Там была инструкция — встретиться с полковником артиллерии Гарбером, вместе с ним и его караваном отправиться в Хиву и Бухару для ведения переговоров о принятии этими ханствами российского подданства.
Информация Юмаша оказалась, увы, точной. Где теперь полковник Гарбер с его подчиненными, что с ними? Инструкция Коллегии иностранных дел осталась невыполненной, не успев далее попасть в руки посла. А сам он не только лишен всякой возможности встретиться с Гарбером и его караваном, но и выбраться отсюда.
Выходит, сетования и уверения султана Батыра и впрямь были фальшивыми. Недаром казахи не верили султану, спорили с ним, а главное, давали ясно понять послу, что не верят клятвам и слезным объяснениям Батыра...
«Откуда в этом человеке столько хитрости и коварства? — размышлял Тевкелев. — Послушать его речи — надменный, пустой человек. Вглядишься в лицо — тупица, до которого медленно доходит все, что ему толкуешь. Вялый, медлительный, будто спит на ходу. И нате вам — такое коварство и хитрость! Вся эта история с его походом и якобы непокорным и вздорным Бактыбаем — сплошной обман. Кстати, это, наверное, он грозил мне, проезжая мимо. А эти угрозы? Что в них — действительно вздорность глупца, задиристость недалекого человека или злоба? Направленная, нарочно вызванная злоба? И ненависть? И что они сулят нам в будущем, чем обернутся? Не зря приезжал сюда султан Батыр. Хотел создать впечатление, что он — друг и сторонник наш. Он в курсе всех дел. Более того, он их направляет. И, конечно, он заранее знал о русском караване, возможно, знал даже до того, как наши выступили в путь. Узнать обо всем он не мог через каких-то своих осведомителей из туркмен или калмыков. Свой поход на туркмен среди зимней стужи Батыр затеял, чтобы перехватить наш караван. Хотел перехитрить всех на свете, был уверен, что замысел его останется тайной, не поддастся расшифровке. Теперь-то все открылось, стало явным, как шов на одеяле, стеганном неряшливой бабой! Только замысел свой султан, увы, осуществил!
Угрозы, запугивание... Не исключено, что они бьют по двум целям сразу — в меня и в Абулхаира. Ибо моя гибель прежде всего ударит по Абулхаиру и его великому делу. Припоминаю теперь — Букенбай как-то в разговоре со мной сказал: «Батыр хочет стать ханом вместо Абулхаира»! Какой путь, кроме кровавого, доступен Батыру, чтобы стать ханом? Никакого! Потому он может решиться на самые крайние меры».
На следующий день после приезда уфимских посланцев у Тевкелева появились хан, батыр Букенбай и большая группа биев.
Поздоровались и сразу же спросили:
— С чем прибыли, с какими новостями гости из Уфы? Есть известия от наших послов, отправившихся в Россию?
Букенбай так и впился в лицо посла взглядом. Тевкелев знал, что один из казахских послов Бакай приходится родным братом жене Букенбая. «Наверное, беспокоится о нем!» — отметил про себя Тевкелев и произнес спокойно и уверенно:
— Послы ваши добрались благополучно. Под опекой русской императрицы им печалиться не придется.
— Хорошо, если так, — пробормотал Букенбай, хмурое лицо его не просветлело.
Тевкелев удивился и покосился на Абулхаира.
— Мы слышали, что снова произошло столкновение между казахами и башкирами, — то ли спросил, то ли сообщил хан.
— Напали казахи на башкир, которые охотились, отобрали добычу, ранили около двадцати человек, увели коней. Может быть, есть и убитые. Пленников взяли, —ответил Тевкелев.
— Нехорошее дело, нечистое! — удрученно покачал головой Абулхаир. — Но до общего съезда казахов в мае мы ничего не сможем предпринять. Все, что мы сейчас можем, — это поставить условие биям Среднего жуза, чтобы они утихомирили своих людей и возместили башкирам потери.
Посол обвел взглядом казахов. Все они были мрачны.
— Господин посол, — обратился к нему Букенбай. — Случай с русским караваном нас печалит, поверьте нам. Сделанного, однако, не воротишь. Связываться сейчас с разбойниками, требовать от них, чтобы они вернули награбленное, не время. Не будет от этого толку. Народ живет в страхе, находится на перепутье. Ему время нужно, привыкнуть еще надо... Нам выгоднее, чтобы на нашу сторону перешли те, кто пока от нас бежит.
— Разве мы с вами не решили это еще в прошлый раз? Зачем беспокоиться понапрасну? — Тевкелев искрение недоумевал по поводу этих тревог и опасений казахов. — Русские не принимают поспешных мер без выяснения всех обстоятельств дела. И на этот раз не отступят от своего правила.
У казахов просветлели лица. У всех, кроме хана и Букенбая. Оставшись один, Тевкелев пытался разгадать причину подавленности и мрачности своих ближайших соратников. Может быть, они знают что-нибудь о планах противной стороны?
***После айта Костюков стал особенно часто захаживать в гости к Зердебаю — мастеру на все руки. Абулхаир собирался сыграть свадьбу одной из своих сестер и потому среди других кузнецов, ювелиров, разных умельцев пригласил в свой аул и Зердебая.
Четырехстворчатая юрта Зердебая стояла неподалеку от посольства, в стороне от юрт остальных мастеров. Зердебай, словно испуганный, нахохлившийся воробей, находился все время в юрте. Обставил Зердебай своими сундуками и полками многие юрты баев, украсил своими поделками наряды многих девушек и женщин, но свою юрту обставить ему никак не удавалось. Зердебаю и скот доставался за работу, и иное добро, да только жена его Жаныл была плохой хозяйкой. Все у нее проходило мимо рук, уплывало сквозь пальцы.
Жаныл обычно сидела возле своей ободранной жалкой юрты, теребила шерсть, мыла кожу, но куда потом деваются и шерсть эта, и кожа — никому не известно. Кошмы на юрте рваные, торь пустой, тонкий коврик на полу всегда сморщен, как лоб сварливой женщины.
Зердебай раздувал мехи, дымил саксаулом, стучал молоточками. Костюков смотрел на ювелира, на его проворные руки, ловкие пальцы. Вынимал бумагу и что-то писал или рисовал. Время от времени оба восторженно цокали языками. Русский парень поражался мастерству смуглого рябого казаха, который, задыхаясь от дыма, творил вещи поразительной красоты. Ювелир изумлялся закорючкам, которые так легко и быстро выводил своей волшебной тоненькой палочкой нескладный скромный джигит с добрыми светлыми глазами. Когда же Сергей нарисовал на бумаге браслет, Зердебай и вовсе онемел от изумления.
Зердебая удивляло и то, как русский джигит прост в обхождении. Не важничает, не задирает нос, как это принято у казахов, а ведь он приехал из неведомых краев, из могущественного царства! А уж любознателен! Не стесняется спрашивать, не боится обнаружить, что чего-то не знает. И как растет саксаул, и как казахи шьют шубы из меха разных зверей, и как удается ему, Зердебаю, так тонко вить серебряную нить — все ему интересно.
