Абиш Кекилбаев - Плеяды – созвездие надежды
Как-то Батыр заметил движущиеся вдалеке черные точки: словно коршуны взлетали и махали крыльями. Сердце его ёкнуло. Значит, там стоят на карауле люди, увидели их и теперь машут шапками, дают знак опасности своим людям...
Когда войско Батыра обогнуло гору Айракты, перед ним оказался большой аул.
Жители аула ко всему привыкли, к любым напастям и набегам притерпелись, однако теперь были в растерянности: никогда прежде враги не наведывались к ним зимой, как тут было не растеряться?
Женщины и дети попрятались, забились в юрты, старики вышли навстречу всадникам. Они дрожали от страха и холода, но старались держаться с достоинством. Согбенные, жилистые, но еще крепкие, как карагачи, старики собрались первыми принять на себя все удары и беды.
— Господи, да никак это Менлибай-бек? — раздался вдруг из окружения Батыра недоумевающий голос Таниберды.
Таниберды и Менлибай бросились друг к другу, обнялись. Казахи тотчас же опустили копья. Из юрт высыпали люди.
— Эй, объясните, в чем дело! — повелительно прикрикнул на стариков султан Батыр.
— Это же бек туркменского рода бозаши! Я встретился с ним давным-давно, в Хорезме в годы великого бедствия. Менлибай подал мне в трудную минуту руку помощи. Стал моим тамыром по трапезе... Один из десяти сыновей бека, Хаким, находится, оказывается, сейчас на территории, подвластной Хиве! — захлебываясь от радости, сообщил всем Таниберды.
— Ну что ж, хорошо! Спроси у своего тамыра, не проходил ли здесь русский караван на Хиву?
Менлибай знал о караване, который искал Батыр! И не просто знал! Церен Дондук просил именно его повести этот караван в Хиву и Бухару, да вот скрутил старика ревматизм и он отправил вместо себя сына Кыдыра. Ничего не подозревая, бек назвал маршрут, по которому должен был двигаться караван.
У Батыра засияли глаза: наконец-то долгожданная удача! Наконец-то!
Он обнаружил караван среди огромных барханов. И среди русских — Бактыбая с его отрядом!
— Как дела? С добычей возвращаетесь? — осведомился с ехидцей Бактыбай.
— А ты сам? — ответили ему сразу несколько нетерпеливых голосов.
— Вы что, ослепли? — широко, торжествующе заулыбался Бактыбай.
В караване оказалось пятьсот верблюдов, до отказа нагруженных разным добром, сотня длинноногих аргамаков.
Воины Бактыбая рассказали, что они обнаружили караван по следам на песке. Им пришлось связать туркмен, потому что они никак не хотели отдавать на разграбление караван, порученный им беком, отдавать в плен русских. Туркмены готовы были драться, да русский вельможа не велел. «Не будем зря проливать кровь! — сказал он. — В крайнем случае откупимся!» Бактыбай решил не трогать русских и туркмен до тех пор, пока не появится Батыр, — он был уверен, что рано или поздно султан появится здесь. Пусть тогда и приказывает, что делать с добром и с людьми.
Воины Батыра завидев упавшую с неба добычу, не верили своим глазам. Джигиты щупали руками вьюки, мешки и возбужденно, жадно спрашивали друг у друга:
— Что бы там могло быть такого?
— А сколько всего! Повезло так повезло!
Они поплевывали на ладони в предвкушении даровых рабов и добра.
Батыр увидел среди казаков в лохматых шапках и белых тулупах рослого человека с острым, пронзительным взглядом. «Это, наверное, и есть тот самый вельможа, —подумал Батыр. — Казаков много, схватись они с Бактыбаем, он бы их не одолел. Значит, калмыки сказали правду! Кто станет слушать тех, кто пролил кровь на пути своем! Не будут внимать их словам Хива и Бухара, если они разгромят казахов. Однако и мне лучше с этими русскими не знакомиться. Зачем мне представать в их глазах разбойником, встретившимся им в степи в недобрый час? Пусть лучше Таниберды сам ведет все переговоры и с караваном и с Бактыбаем. Ясное дело, разумнее всего было бы поступить так: оставить каравану половину верблюдов с грузами, а самих отпустить восвояси. Куда они поедут наполовину пустыми? В Хиву и Бухару не поедут, а в казахские улусы их не пустят...
Однако Бактыбай поднял шум из-за добра. Разве мог он упустить всю добычу? Он и слушать не желал Таниберды. Орал во все горло: «Вам жаль отдать мне такое богатство — пятьсот верблюдов, сто коней, сто туркмен да пятьдесят русских! Никогда не поверю, чтобы вы вдруг стали такими жалостливыми к неверным!»
Русские и туркмены с удивлением взирали на двух яростно спорящих казахов. И если один из них еще как-то сохранял выдержку, хотя и говорил громко, то другой уже принялся размахивать камчой.
Батыр не вмешивался в спор. Послал широкоплечего, спокойного Абагая унять спорщиков:
— Скажи Бактыбаю, чтобы прекратил базаритъ. Хватит с него добычи и в полкаравана. Остальных надо отпустить, да и самим пора трогаться в путь. Намекни, что у меня есть на то причины...
Однако и Абагаю не удалось успокоить разгневанного Бактыбая. Пришлось все-таки самому султану вмешиваться. Он приблизился вплотную к Бактыбаю и процедил сквозь зубы:
— Хватит, прекрати!
Волоча по земле длинный кнут, Бактыбай подошел к туркменам и вдруг завизжал, будто его резали:
— Дьявол с ними, их, может, и отпущу, но вот этого щенка ни за что!
Он рвался к стройному джигиту с синяками и кровоподтеками по всему лицу.
— Или увезу этого как своего раба, или горло ему перережу!
Джигит оказался сыном бека Менлибая. Измученный, как и его попутчики, десятью днями плена, он понял, что все беды они терпят из-за надменного, крикливого Бактыбая. Он вытащил нож и собрался бросить его в спину врага, но ему помешали. Связали и беспощадно избили...
Тут уж выдержка оставила Таниберды. Он подскочил к Бактыбаю и загородил собой юношу. Бактыбай не унимался, напирал на Таниберды. Пришлось опять вмешаться султану Батыру:
— Ладно, пусть Бактыбай пока забирает парня себе. Но пусть только попробует хоть пальцем тронуть его!
На другой день Таниберды обменял сына своего друга на причитавшихся ему двадцать верблюдов с грузом. Он решил отвезти юношу в свой аул, подлечить, а потом возвратить отцу.
Когда проклятый караван повернул назад, Батыр вздохнул с облегчением. Разграбление каравана на совести Бактыбая. Батыр выступил в роли спасителя. Ведь это он спас караван от разбойника Бактыбая. Слух об этом надо будет пустить по степи.
Джигиты султана были счастливы, шумели, каждый хвастал своей добычей. Больше других суетился Сагал-бай, всем подряд показывал продолговатый черный футляр, в котором находился какой-то блестящий предмет. Однако, что это такое и для чего он, никто не знал. Сгорая от любопытства, Сагалбай решил обратиться к самому султану, показать ему загадочную вещь. Батыр долго в нее вглядывался, потом изрек:
— Я слышал, русские едят пищу, протыкая ее железом. Это штуковина, видать, и есть та самая...
«Вот что значит тюре! Все знает! — восхитился в душе счастливый обладатель редкостной вещи. — И правда, на два жала насаживается мясо, удобно! Воспитанный человек, наверное, нанизывает еду на одно острие, а жадный — сразу на два! — Сагалбаю не терпелось добраться поскорее до дому и попробовать свое приобретение в деле. — Наверное, сподручно будет выхватывать из котла баранью ножку!»
Войско вышло к пескам Барсуков. Батыр пытался представить себе, что творится сейчас в улусах. Живы ли хан и посол? Или...
Наступил наконец день, когда они подъехали к месту, где находились ханский аул и посольство. «Что там кричит Бактыбай, гордо восседающий на коне впереди своей добычи — пятидесяти верблюдов? Изрыгает угрозы и проклятия русскому послу? Неужто он... О аллах, выходит, посол еще жив? Значит, и Баби ничего не сделал? Простил русским гибель джигита из его рода? Чудеса! О ужас! Послу теперь станет известно, что они ограбили русский караван! Нельзя, нельзя допустить этого! Я сам должен обо всем рассказать ногайцу, представить события так, что если бы не я то караван был бы уничтожен! Пришлось-де откупиться от Бактыбая добром! Нет, лучше сначала послать к ним Абагая, пусть он сообщит им об этом, а потом уж настанет моя очередь ехать к послу». Батыр подозвал к себе Абагая.
***Зима под напором весны наконец отступила. Их схватка терзала степь целый месяц и снегопадами, и холодными дождями, и песчаными бурями.
Степь успокоилась, вздохнула с облегчением. Начали пробиваться первые травы. Дни стали теплее, позеленели холмы, напоминавшие до этого старые кошмы. Около юрт заблеяли только-только появившиеся на свет ягнята.
С утра до вечера казахские аулы пребывали в суете и заботах. Начался окот, и люди были заняты новорожденными, не державшимися на ногах жеребятами и верблюжатами, не обсохшими еще ягнятами и козлятами...
Две недели никто не беспокоил русское посольство. И лишь в конце месяца мимо него промчались какие-то всадники с кучей добра, выкрикивая угрозы:
— Ну, погоди, посол, недолго осталось тебе жить!
