Беатриса в Венеции. Ее величество королева - Макс Пембертон
— Го! Капитану... Полковник целый...
— Не в том дело. Это, пожалуй, даже похвально, что он взял чин ниже того, какой нам надлежит. А дело в том, как он осмелился созывать нас от имени королевы. Явился ко мне с этим приглашением Пиетро Торо... у меня и ноги и руки чесались, чтоб ему трепку задать...
— А не задал-таки? — язвительно вставил Парафанте. — Тебе же лучше.
— Мне лучше? Это ты что же... — свирепо отозвался Бенинказа.
— А то, что Торо в моей шайке капралом служил и на моих глазах однажды схватился с двумя здоровеннейшими нашими молодцами. Да одного в одну, а другого в другую сторону шагов на двадцать, как чурбаны какие, отшвырнул.
— Для этаких... у меня всегда две пули наготове... Да не в том дело!.. Полно вам печенку-то свою раздувать. А вот как он смел от имени ее величества нам приказания рассылать. Ведь его и на собрании-то у королевы не было вместе с нами... Ее величество и не думала, полагаю, нас оскорблять... А приказания от такого молокососа, да еще таким, как мы, людям, оскорбительны... Сущая обида.
— Я не думаю, чтоб королева решилась... А, впрочем, женщина... Каприз такой нашел.
— А мы и подчиняйся капризу?
— Мне сдается, генерал Бенинказа, ты меня прости — мне сдается, что ты суть-то самую не так понял.
«Генерал Бенинказа» был польщен данным ему титулом и приятно улыбнулся. Храбрость его была безупречна; он не сморгнув шел всегда навстречу смерти. Впоследствии он так же спокойно и на виселицу пошел. Но зато и тщеславие его не имело границ.
— Я сути не понял?! — спросил он.
— Нет. Сам посуди: быть только передатчиком приказаний еще не ахти какая честь. Это лакейская обязанность.
— Знаю я это, знаю, — заговорил опять Спакафорно. — Только этот паренек гордый, самолюбивый и лакейского поручения на себя ни за что не взял бы. И храбрый. Это он при кардинале показал... На войне, которую затеяла женщина, он не бесполезен. Там после, может, и дальше пойдет. Потому что он грамоте хорошо обучен. А грамота, я вам опять говорю, дело важнейшее.
В эту минуту поднялся большой шум, приветственный, но почти буйный, сначала вне, а затем и внутри сарая. Сюда вошел вновь прибывший молодой атаман — Вицаро. Он уже был и тогда популярен, успел показать чудеса храбрости шесть лет тому назад. Он и доселе остается едва ли не самым блестящим историческим героем того бурного, революционного и воинственного периода, о котором мы рассказываем. Не так давно известный итальянский поэт описал его подвиги в поэме, исключительно посвященной Вицаро. В горах пелись и поются еще о нем песни, сложенные простонародьем в его честь.
Его конь, сбруя, оружие — все было богато, изящно, черты лица красивы, но выражение свирепо. На вид ему тогда едва было лет тридцать пять.
Он был очень популярен в стране. Но далеко не все старые атаманы его любили. Шумные восторги, встретившие вновь прибывшего, некоторым не по вкусу пришлись.
— Молодец-то он молодец, — с презрительной гримасой пробурчал Бенинказа, — только что ж он такое? Разбойник и больше ничего. Никогда он за короля не сражался, как мы.
— Зато сердце-то у него из стали, — возразил Франкатрипа.
— А у нас из пуху, что ли? Вот коли Господь судит мне быть главным генералом, так увидите, как я его на настоящее место осажу...
Покуда шла в сарае между атаманами описанная беседа, вне его обменивались мыслями податаманы и рядовые добровольцы. До них, конечно, долетали голоса главарей, и они обсуждали возможные результаты сегодняшнего сборища.
— Если наши командиры собрались, чтобы главного генерала выбирать, так, право, нам лучше по домам разойтись, — говорил один опытный податаман.
— А знаете, чем все это кончится? — добавил другой, — передерутся, перережутся они между собой, да и нам придется друг с другом драться.
— А что ж ты думаешь? Любезное бы это было дело! Самое справедливое... Командиром выбирать надо самого что ни на есть сильного человека. А силу надо показать прежде... Лучше этого места не найти; прогалина просторная; есть место не только кинжалу — и пуле разгуляться... Кто верх возьмет, тот и головой быть должен...
Эти рассуждения были прерваны появлением Вицаро со своей свитой. Он, соскочив быстро с коня, прошел прямо в сарай. Вслед за ним проскакал на белом невысоком, но статном коне какой-то юноша. Он бросил поводья сопровождавшему его горцу весьма свирепого, отталкивающего вида, вооруженному двумя топорами за поясом да карабином за плечами. Калабрийское национальное одеяние на молодом человеке было щегольское, даже богатое. Из-под полуконической высокой шляпы, обвитой по местному обычаю разноцветными, развевающимися по ветру лентами, спадали на плечи пышные кудри цвета воронова крыла. Большие черные глаза были поразительно красивы; но взгляд их был жесток, почти свиреп.
Этот красавчик, ни на кого не взглянув, прямо прошел в сарай.
— Ведь это баба, — заметил вполголоса один из податаманов.
Остальные не могли не согласиться: больно красив был этот молодец, а высокая грудь и широкие бедра красноречиво обнаруживали, что это мужчина только по одежде.
— Это, братцы, любовница Вицаро, — пояснял говоривший ранее. — Родители ее дворяне, богачи были. Вицаро у них на конюшне служил; она слюбилась с парнем. Барин узнал, парня избили; девку тоже мучили, в подвале держали. Они оба умудрились сбежать, с тех пор Вицаро и бандитом стал. Ловок он. И пощады от него не жди. Они со своей возлюбленной отца ее родного не пожалели. Замок его сожгли и отца, и мать, и прежнего жениха этой девки, барона какого-то, на тот свет отправили. Вицаро из-за нее целые реки крови человеческой пролил... Любит крепко. А она за ним везде как тень.
— Боже ты мой! Какая важная девка!.. И еще дворянская дочка!.. Богатая!.. Видно, и в овечьем стаде волчица может народиться, — восклицали кругом.
— Красива-то красива, да чего она тут делать будет? На кой она нам черт на войне нужна?
— Э, брат! — отвечал тот, кто, видимо, был более товарищей осведомлен о Вицаро, — она с десятком наших потягается, не уступит. Увидите ужо, какова эта волчица в бою. Перед ней сам Вицаро иной раз пасует. А уж он ли не командир...
Тем временем в сарае продолжали беседовать сами атаманы. Многие — на случай выбора
