Элисон Уэйр - Брачная игра
Его слова не убедили Елизавету.
– Подумайте о ваших подданных, – уже совсем другим голосом продолжал Бёрли. – Они потрясены и напуганы недавними событиями. Они легко верят любым слухам, и этим могут воспользоваться ваши враги. В конце концов, позвольте Тайному совету обсудить участь Марии.
– Пусть обсуждают, – согласилась Елизавета.
Она чувствовала: ее загоняют в угол, откуда не выйдешь, сохранив лицо.
Страхи Елизаветы подтвердились. Советники единодушно склонялись к заключению Марии в Тауэр.
– Нет! – возмутилась Елизавета. – Я никогда на это не соглашусь.
Елизавете очень не хотелось, чтобы Мария повторила судьбу Анны Болейн. Вспомнились и ее собственные дни, проведенные в Тауэре.
Королеве называли другие крепости, но она качала головой и говорила «нет».
– А как насчет Фотерингейского замка? – предложил Бёрли.
Елизавета задумалась. Фотерингей казался ей хорошим выбором. Родовое гнездо ее предков из дома Йорков. От Лондона далеко, убранство вполне достойно опальной королевы, а главное – замок имел надежную охрану.
– В последние сто лет там почти не жили, – сказала Елизавета. – Лет двадцать назад я там побывала. Покои вполне королевские, хотя ветхости достаточно. И плесени тоже… Решено, Фрэнсис. Королева Мария отправится в Фотерингей.
– А судить ее тоже будут там? – гнул свое Уолсингем.
Елизавета по-прежнему сомневалась:
– Конечно, ее вина очевидна. Но королева Мария – иностранка и не подпадает под английские законы. И потом, будучи законной королевой, она за свои деяния отвечает только перед Богом.
– Ваше величество, вопрос вашей правомочности судить Марию обсуждался самыми опытными нашими юристами. После долгих споров они пришли к выводу, что такое право у вас есть. Вы готовы отдать приказ?
На лицах всех советников не было ни следа сострадания к Марии. Только решимость судить эту авантюристку. Они убрали все преграды на пути к судебному процессу и теперь хотели поскорее его начать. У Елизаветы все внутри похолодело от страха. От нее ждали решения, и она понимала, что излюбленный трюк с оттягиванием времени здесь не пройдет.
– Что ж, любезные лорды. Я уполномочиваю вас составить комиссию присяжных. Подберите людей достойных и честных. Трех дюжин хватит с избытком. Я хочу, чтобы это действительно был суд, а не судилище. Ты, Уильям, и вы, Фрэнсис и Кристофер, тоже войдете в число присяжных.
И будто нарочно, чтобы добавить ей страданий, она получила письмо от Роберта.
«Настоятельно тебя прошу: не вмешивайся в правосудие, – писал он. – Эту женщину должны судить по всей строгости наших законов. Суд необходим, прежде всего, для твоей же безопасности. Справедливость должна восторжествовать, даже если она идет вразрез с политикой».
Дочитав письмо, Елизавета заплакала. Она чувствовала себя очень одинокой. Такова была ее плата за королевскую корону.
Комиссия присяжных приехала в замок Фотерингей. Мария встретила их надменно и отказалась признать их право ее судить. Ей пригрозили, что тогда суд состоится без нее. Мария напомнила им, что не является английской подданной и предпочла бы тысячу раз умереть, чем таковой стать.
Узнав об этом, Елизавета отправила Марии холодное, категоричное письмо: «Ты неоднократно изобретала средства и способы лишить меня жизни и разрушить мое королевство, потопив его в крови. Объявляю тебе свою волю: отвечать перед посланной мной комиссией присяжных так, если бы это была я».
Письмо заставило Марию уступить. Начались судебные разбирательства. Мария весьма красноречиво выступала в собственную защиту, но даже она, опытная интриганка, не могла опровергнуть предъявленных доказательств собственной вины.
– Ее вина полностью доказана, – объявил Бёрли.
Присяжные сочли свой долг исполненным. Но раньше, чем они успели зачитать Марии обвинительный приговор, в замок прискакал гонец с письмом от Елизаветы. Королева лишилась сна, мучаясь от собственной неуверенности. Она приказывала суду переехать в Лондон, а заседания проводить в Звездной палате Вестминстерского дворца.
Комиссия послушно вернулась в Лондон, оставив Марию в Фотерингее. Дальнейшая ее судьба была неизвестна ни ей самой, ни им. Собравшись теперь уже в Звездной палате, судьи поняли, зачем королева потребовала перенести слушания сюда. Здесь ничто не мешало ей постоянно вмешиваться в ход процесса.
– Я молю Бога, чтобы королева позволила судьям заниматься своим делом, – признался Уолсингем.
Он подозревал, что королева опять тянет время.
Никого не удивило, что судьи вынесли обвинительный приговор. Против был лишь один. Остальные признали Марию Стюарт виновной в преступном замысле с целью лишить королеву Елизавету жизни и узурпировать власть.
По закону преступление такой тяжести каралось смертью. Однако суд не имел полномочий выносить приговор. Такие вопросы решал парламент и королева.
Елизавета не находила себе места. Произошло то, чего она больше всего боялась. Жизнь еще не сталкивала ее с необходимостью принимать решения такой важности и такой тяжести. Должна ли она распорядиться, чтобы Марию – такую же королеву, как она, – казнили? Мария считалась помазанницей Божьей, неприкосновенной особой. Смеет ли Елизавета судить равную себе, даже если вина Марии неопровержимо доказана и закон требует казни?
Елизавета ворочалась без сна. Слезы лились сами собой. Ну почему судьба заставляла ее принимать столь жестокое решение? Разве мало, что более пятидесяти лет назад казнили ее мать и что она сама чуть не лишилась жизни? Елизавета не понаслышке знала, каково встречать день, который может стать последним в твоей жизни, когда тебя могут разбудить среди ночи и объявить, что утром тебе отрубят голову. Она помнила, скольких душевных сил ей стоило отправить на смерть герцога Норфолкского. Но тот не был правителем.
Если она сделает то, что от нее требовал парламент и советники, кем она станет в глазах мира? Вызовет ли ее решение бурную волну ненависти? А вдруг католики объединятся и поднимут мятеж? Вдруг после казни Марии король Филипп усмотрит в этом повод, чтоб послать к берегам Англии свою Армаду? Да и французы могут вдруг вспомнить, что Мария когда-то была их королевой, и даже объединиться с Испанией против Елизаветы. Наконец, как к этому отнесутся шотландцы? Якову Шестому, сыну Марии, было уже двадцать лет. Его воспитали кальвинисты. Мать он не видел с младенчества и не симпатизировал ее католическим устремлениям. Вырос, зная, что она предала и погубила его отца. Яков тоже входил в число преемников Елизаветы и потому всегда боялся вызвать ее недовольство. Но если Марию казнят, то даже в нем могут проснуться сыновние чувства.
Елизавета чувствовала себя зайцем, по следу которого шли неумолимые гончие. Ее покинули здравый смысл и способность непредвзято рассуждать. Если бы Господь подал ей сейчас знак, подсказав, как надо поступить!
Интуиция – единственное, что еще не поддалось в Елизавете хаосу, – буквально кричала: сохрани Марии жизнь. И тем не менее… Сохранить Марии жизнь. Марии, которая хладнокровно замышляла ее убийство и захват власти. Этой цели были подчинены все интриги, которые она строила на протяжении своей взрослой жизни. Вот уже девятнадцать лет подряд само существование Марии отравляло жизнь добропорядочным подданным Елизаветы. Мария неутомимо плела нити заговоров, как магнит притягивая к себе тех, кто ненавидел Елизавету и протестантизм. Елизавете она не раз представлялась громадным черным пауком, сидящим в Шеффилде и ткущим опасную паутину государственной измены. Если оставить Марию в живых, она ведь не успокоится. Найдет себе новых сообщников, начнет обдумывать новые, более изощренные способы расправы с Елизаветой. Слишком уж глубоко укоренилась в Марии уверенность, что английский трон принадлежит ей. И враги Елизаветы будут стекаться к ней. Словом, пока Мария жива, жива и опасность заговоров.
Эти мысли не давали Елизавете покоя ни днем ни ночью. Она не знала, как разрешить внутренние противоречия. А тут еще советники. Каждый день они находили новые доводы, оправдывающие казнь Марии. Как не хватало Елизавете Роберта. В основном его присутствия, поскольку Елизавета знала, что и он не сказал бы ни слова в защиту Марии.
Мысли о Роберте были единственным лучиком света, позволявшим Елизавете не потонуть в мрачной действительности. Он одержал крупную победу под Зютфеном, где в сражении отличились молодой граф Эссекский и сэр Филипп Сидни. Последний показал себя настоящим героем. Его ранили. К счастью, легко. Елизавету тронуло великодушие, проявленное сэром Филиппом. Лежа на поле сражения, страдая от боли и жажды, он отдал воду, какая была при нем, умирающему солдату, сказав: «Твоя нужда сильнее моей». Елизавета написала ему восторженное письмо, рассчитывая устроить торжественный прием. Но вскоре пришла трагическая весть. Сэр Филипп – лучший из ее придворных, талантливый поэт, храбрый солдат – умер от заражения крови. Его смерть была тяжелым ударом для его родителей – Генри и Мэри, давних друзей Елизаветы. Нервы королевы были напряжены до предела. Она приказала объявить при дворе траур по сэру Филиппу – этому образцу мужественности и долга. Вместо торжественного приема пришлось устраивать торжественные похороны в соборе Святого Павла.
