Хаджи-Мурат Мугуев - Буйный Терек. Книга 1
— От искусства военачальника и мужества наших солдат, ваше высокопревосходительство, — ответил Небольсин.
Паскевич, уже раздраженный словами Вельяминова и не ожидавший от простого поручика такого ответа, нахмурился:
— Странные цифры! Противника убито свыше тысячи пятисот человек, а у нас ничтожные потери. — Он недоверчиво продолжал: — Сказочные богатыри из русских былин воевали подобным образом.
— А они, Иван Федорович, и есть те самые чудо-богатыри, которых создал Суворов. Это дети тех, которые перемахнули через Альпы и Чертов мост, — возразил Ермолов. — Среди них есть солдаты, совершившие весь европейский поход, и нужно удивляться геройству и умению этих людей.
— Возможно, но я сегодня видел егерей, встречавших меня у въезда в город, и, признаюсь, Алексей Петрович, не был удовлетворен ни их выправкой, ни умением производить маневр, ни даже внешним видом. Они скверно одеты, ходят в строю, как мужики на рыбалке, и не думаю, чтоб точно разумели полковое или даже батальонное учение.
— Это точно. Шагистике да плац-парадам они обучены плохо, но штыком и боевым маневром владеют отменно. Солдаты старой суворовской школы, кутузовской выучки, да и времени не было заниматься церемониум-парадом… воевать, ходить в штыки, защищать родину приходилось. Где уж тут до шагистики и немецких фрунтовых маршир-учений, — язвительно сказал Ермолов.
Все молчали, и даже Небольсину, еще не знавшему придворных новостей и слухов, привезенных Паскевичем и его свитой, стало понятно, что генералы недовольны друг другом.
— Надо думать, что Аббас теперь снимет осаду Шуши и пойдет на Мадатова. Нужно немедля всеми имеющимися у нас силами помочь князю, — сказал Ермолов.
— Немного у нас их, но помочь нужно, — ответил Вельяминов.
— Завтра после обеда обратно в отъезд, а теперь иди отдыхай. Передай своему унтеру, что просьба его уважена, пусть и он помнит о моей.
Ермолов пожал руку Небольсину. Поручик благодарно взглянул на него, поняв, что мечта Саньки уже свершилась.
Вечером 4 сентября обстрел крепости прекратился. Настала тишина, сменившая немолчный грохот орудий. Это было тягостно и подозрительно.
— Наверное, опять штурм, — говорили солдаты.
Тактика персиян была однообразна. Они уже дважды пробовали таким образом овладеть крепостью. Реут приказал гарнизону удвоить бдительность, он отменил отдых ротам, несшим дневной караул. Армянские женщины опять кипятили воду и готовили тюки с пропитанным нефтью тряпьем. Гарнизон ожидал штурма, но его не было, и только не прекращавшийся всю ночь отдаленный шум да не затухавшие в городе огни говорили о том, что Аббас-Мирза что-то задумал.
Утром, часов в десять, к стенам крепости подошла группа горожан, несших белые флаги и еще издали махавших снятыми с головы кулохами[109].
— А где же персы? Это одни шушинцы. Вон, впереди наш таджир-баши, за ним его зять мошенник Абдул-баши, вон меняла Тахмас-ага. Чего им надо? — разглядывая в подзорную трубу толпу, сказал Реут.
Персов не было, и это наводило на подозрение, что это какая-нибудь ловушка, военная хитрость. Голоса подходивших уже явственно были слышны на стенах, как вдруг по дороге из Тази-Кенда с барабанным боем, держа ружья «на плечо», вышла русская полурота, оставленная Реутом в помощь армянам. Впереди полуроты бежали жители Тази-Кенда, стреляя в воздух, подбрасывая вверх шапки и что-то радостно крича.
Несколько конных армян, размахивая обнаженными кинжалами, мчались в карьер к крепости, и вдруг мощное «ура» огласило воздух. Со стен, у ворот, из бойниц, стоя и размахивая шапками, защитники крепости кричали «ура».
Всем стало ясно, что Аббас снял осаду и внезапно оставил Шушу.
Обозленный долгим стоянием под крепостью и упорной защитой русских, Аббас-Мирза назначил в ночь на 6 сентября генеральный штурм, для чего подтянул к Шуше еще две батареи тяжелых орудий.
Но вечером 4 сентября прискакавшие из Елизаветполя гонцы сообщили, что десятитысячный авангард Аббаса-Мирзы под командованием его сына Мамеда и сардара Амир-хана наголову разбит Мадатовым, а сам Амир-хан убит.
Аббас-Мирза рассвирепел. В ярости он приказал пороть вестников несчастья, но татары, жители Шуши подтвердили донесение, добавив, что царевич уже бежал за русскую границу и что Мадатов занял Елизаветполь.
Аббас-Мирза растерялся. Он понял наконец, какую роковую ошибку совершил, простояв под стенами этой проклятой крепости целых пятьдесят два дня. Горсточка русских задержала его на такой огромный срок в Шуше. Он мрачно оглянулся на Майлза, стоявшего вместе с сановниками в почтительной позе невдалеке от него. Ему показалось, что англичанин смотрит на него с усмешкой. Аббас отвернулся и долго читал присланное ему донесение.
— Что теперь делать? — наконец спросил он, ни на кого не глядя.
Сановники молчали. Новость ошеломила их. Только теперь поняли они, что война с русскими лишь начинается и что о легком захвате Тифлиса не приходится и мечтать. Они молчали, боясь сказать что-либо неугодное наследнику и не совпадающее с его мыслями.
— Думать не о чем, ваше высочество! Надо сейчас же сниматься с места, бросить осаду и со всеми силами идти на Елизаветполь. Мадатов сейчас слаб, нам доносят, что у него не более трех тысяч человек. Надо настичь его и уничтожить. Нас шестьдесят тысяч, у него три. У нас пятьдесят орудий, у него двенадцать. Мы истребим Мадатова и только этим восстановим положение дел, — выступая вперед, сказал Майлз.
Англичанин был раздосадован и не старался скрыть этого. Говорил он резко, без обычной придворной осторожности и льстивости.
Аббас-Мирза нерешительно обвел глазами остальных.
— Сардар Майлз говорит верно. Надо идти к Гандже, — сказал Аллаяр-хан, и все закивали.
Царевич Измаил, второй сын Аббаса-Мирзы, почтительно склонился перед отцом.
— Отец, идем на Ганджу. Мы выпустим кровь из проклятого армянина и закуем его солдат в цепи.
Аббас резко поднялся с кресла.
— Утром идем на Ганджу! Приготовить войска к уходу!
Персидская армия ушла из Шуши утром 5-го, но, верный своим правилам, Аббас шел вперед подобно черепахе — медленно, осторожно. Его армия делала в сутки не свыше пятнадцати-шестнадцати километров. Майлз, возмущенный таким «наползом на русских», посоветовал Аббасу ускорить движение, но разгневанный валиагд в тот же день приказал ему выехать в Тавриз.
Высланные Мадатовым лазутчики донесли:
— Аббас-Мирза со всей своей армией движется к Елизаветполю. Шуша свободна, но персиян много, как песчинок в море.
Донесения шли из разных мест, и все о-ни говорили о несметности иранской армии.
«Земля стонет от копыт кизилбашских коней. Верблюды с зембуреками тянутся на пять верст, пушек у Аббаса больше ста, а пехота, как саранча, заполняет степь», —
писал один из татарских беков.
— Я знаю этого прохвоста, — засмеялся Мадатов. — Его сообщения надо делить на три и только одна часть будет соответствовать истине.
— Но, ваше сиятельство, если даже у Аббаса не сто, а тридцать три орудия и не восемьдесят, а сорок тысяч войска, то и тогда это во много раз больше всего нашего отряда, — сказал полковник Абхазов.
— А кавалерии у него действительно много, — добавил донской есаул Бакланов.
— Так что же, давайте решать, — предложил Мадатов.
— Выведем наш отряд из города и будем ждать помощи из Тифлиса, — предложил Мищенко.
— Правильно. Именно об этом думаю и я. В городе нам запираться незачем, наш солдат умеет наступать и любит сам атаковать врага. Выведем отряд в степь. Пока Аббас ползет сюда, расположимся лагерем, найдем место для сражения, подойдут наши, и мы сами нападем на персов, — решил Мадатов.
Военный совет был кончен. Утром весь отряд вышел из города.
— Ваше высокопревосходительство, полученные штабом донесения говорят о том, что персы оставили Шушу и скопом идут к Елизаветполю. Там произойдет решительное сражение, и нам надо теперь же со всеми резервами идти на помощь Мадатову.
— Я готов, Алексей Петрович, — ответил Паскевич.
— Думаю, Иван Федорович, что делать это надо завтра, иначе помощь может запоздать и Аббас по частям раздавит нас. Берите с собой херсонцев два батальона, грузинцев[110] полтора во главе с полковником графом Симоничем — это лучший из моих офицеров; батальон карабинеров, четыре роты ширванцев, егерей батальон, шестнадцать орудий, фальконетные и ракетные взводы, нижегородских драгун семь эскадронов во главе с Шабельским — тоже старым кавказцем и испытанным бойцом; донских казаков два полка — Костина и Иловайского и три сотни грузинской милиции во главе с князем Дадешкелиани. Это лучшее из лучших, что можем дать. Итого под вашим началом будет семь с половиной тысяч отборных кавказских воинов, каждый из которых стоит четырех персиян. Доверяйтесь им, ваше высокопревосходительство, и они не подведут вас. Это все, что могу дать. Два батальона пехоты и три сотни казаков с двумя орудиями остаются у меня для охраны всей Грузии, — сказал Ермолов.
