Империя - Конн Иггульден
Стражники во тьме спустились с дорожек, которые шли по верху стен вокруг всего города, выстраиваясь в шеренги вместе со своими командирами и стратегами. Казалось, они рады, что наконец идут в бой. Мирониду было известно, как они досадовали месяц за месяцем, глядя со стен на врагов, которые жгли дома и амбары. В такой безопасности нет чести. Они жаждали сойти вниз и биться вместе с остальными, напасть на тех, кто терзал и ранил их, кто презирал их силу. Миронид дал им шанс поквитаться, и они любили его за это.
Еще не взошло солнце, а Миронид, стоя у огромных ворот Дипилон, видел перед собой улицы, заполненные гоплитами в боевых доспехах. Каждый стратег возьмет под начало две тысячи человек, в каждом подразделении будет по сто командиров-лохагов. Миронид слышал звонкие голоса – шла перекличка. А спартанцы на равнине? Слышат? – задумался полемарх. Какая разница! Он не повторит ошибку персов. Те считали, что численность – самая важная составляющая силы армии. Спарта и Афины показали им, на что способна отборная фаланга, что дает ряд сомкнутых щитов.
Миронид вел в бой лучших афинских солдат, людей, которых тренировали с детства. Много месяцев они копили ярость. Он видел ряды копий, тянувшиеся по дороге до самой Агоры. Эти люди ни за что не побегут от спартанцев. Нет, они разобьют их.
Вставало солнце. Миронид не спал всю ночь, и он был немолод, но в то утро чувствовал себя на удивление бодрым – люди, шедшие с ним, вдохновляли его.
– Откройте ворота! – крикнул полемарх. – Мы выступаем.
* * *
Аспазия пробудилась, как только в комнату упал первый луч солнца. Заснула она на груди мужа, прислушиваясь к его дыханию. Наверное, она меняла позу во сне. Ночь была очень теплая, и она не помнила, чтобы они спали отдельно.
Вдалеке слышался какой-то странный рев, будто волны разбивались о берег или стучали по металлу тысячи молотков. Таких звуков Аспазия никогда не слышала, а потому испугалась. Она села, повернулась к Периклу и замерла, ее лицо подернула печаль. Он умер.
Аспазия медленно склонилась к нему и поцеловала в губы, вздрогнув от того, какие они холодные. Это был он и не он, ее величайшая любовь и просто бренная плоть. Глаза Аспазии вспыхнули. Выскочив из кровати, она кинулась через прихожую в комнату сына.
Когда она влетела в дверь, мальчик сел и спросил:
– Что там? Что случилось?
Ноги у Аспазии подкосились, и она упала на пол. Потом села, обхватив руками колени, сын подошел к ней, попытался утешить. Почти инстинктивно обняв его рукой, она почувствовала, что лихорадка и правда прошла. Глаза у малыша Перикла были ясные, Аспазия удивленно заглянула в них. А потом заплакала от горя и радости.
31
Миронид выстроил своих людей под стенами Афин. Стоявшая впереди армия спартанского царя казалась маленькой в сравнении с войском афинян. Восемь тысяч не так уж много. Если собрать их в восемь рядов, в каждом будет всего по тысяче человек. Однако никто не думал, глядя на воинов в красных плащах, что победа дастся легко. Многие сражались когда-то вместе со спартанцами и видели их необыкновенную выносливость, силу, умение обращаться с оружием. Лица у всех были мрачные, когда афинские стратеги формировали строй.
Спартанцы уже ждали их. И было в этом что-то жуткое: еще не взошло солнце, а они уже выстроились в боевом порядке, словно, услышав за стенами тревожные крики, просто спокойно заняли свои места. Они ничего не предпринимали, чтобы застать врасплох выходившее из ворот войско, как мог бы сделать Миронид. Вместо этого спартанцы ждали в полной тишине, наблюдали, как открылись ворота города, который они осаждали много месяцев, как вылилась из них армия афинян и как после этого ворота вновь закрыли.
У себя за спиной Миронид видел стены, на которых столпились горожане. Стражи наверху не осталось, и никто не мог помешать людям забраться туда. Едва ли он мог винить их, но это вызовет неловкость у тех, кто вышел на бой. Сегодня им придется быть убийцами. Взгляды жен и детей будут отвлекать их, призывая к тому, чтобы они оставались мужьями и отцами. Миронид нахмурился. Мужья и отцы не смогут разбить армию Спарты. Ему нужны солдаты, такие же жестокие и безжалостные, как те, что противостоят им.
Миронид хмуро смотрел на молчаливые ряды воинов спартанского царя. Просто ждут, скоты. Они хотели, чтобы афиняне вышли на бой, ну кончено. Вдруг Миронид засомневался, но было поздно. Ворота заперты, и войско выстроено на поле. Вернуться в город не удастся, разве что с победой.
Двадцать тысяч, напомнил он себе. У него двадцать тысяч афинских гоплитов. Он отказал еще тысячам других, которые хотели оказать поддержку, не имея снаряжения. Нет, персы совершили эту ошибку. Поле битвы – не место для толпы.
Копья вокруг него стояли лесом, и солнце ярко сияло на щитах. Воины были в поножах для защиты голеней и в шлемах, предохранявших от ранений в голову. Со щитом между ними и торчащим наружу копьем они полностью закрыты, неуязвимы.
Миронид тяжело сглотнул, поднимая руку. Все стратеги смотрели на него, готовые разом двинуться вперед. Не успел полемарх подать сигнал, как ряды спартанцев шелохнулись и пошли вперед, враги рвались вступить в схватку. Миронид оскалил зубы и опустил руку.
Он хотел этого, молил об этом. Он был уверен, что это путь чести. Руки у него дрожали, когда он обхватил пальцами рукоять щита и пошел вперед вместе с остальными.
На расстоянии ста шагов оба войска выровняли строй. К этому моменту спартанский царь понял, что уступает противнику в ширине рядов. Воины на флангах, которые перекроют вражеское войско, держали щиты высоко. Они шагали без внутреннего трепета, который легко замечают на лицах врагов опытные солдаты. Спартанцы пришли сюда воевать, наконец это свершилось. Они были спокойны и готовы ко всему, что принесет этот день.
Эпилог
Когда солнце село, все звуки стихли и убийство прекратилось. Одна из армий была разбита, и наконец тьма скрыла ее от тех, кто следил за происходящим со стен. В самом городе на улицах появились темные фигуры; сходясь
