Иван ФИРСОВ - От Крыма до Рима(Во славу земли русской)
Строки прокламации возвещали, что в Рим направлялись не поработители и насильники…
17 сентября 1799 года отряд русских моряков выступил в поход на Рим. Не прошло и двух недель, как Ушаков узнал о том, чего он опасался больше всего.
Оказалось, что коммодор Троубридж и начальник королевских войск под Римом тайно подписали капитуляцию с французами и позволили им в полном составе с оружием и награбленными ценностями выйти из Рима, погрузиться в Чивита-Веккии на корабли и уйти спокойно на Корсику. Вся эта махинация затеялась ради одного — первыми поднять над Римом английский флаг.
Федор Федорович был в гневе. Двуличие Нельсона, обман Троубриджа, лицемерие Руффо. Было от чего негодовать. Он прекрасно понимал, что англичанин негласно получил согласие кардинала.
Ушаков отправил к Руффо советника Италийского, послал приказ Скипору и Балабину прекратить поход на Рим и вернуться в Неаполь.
Руффо внимательно прочитал послание русского адмирала:
«Самовольно и самолично генерал Буркгард подписал капитуляцию. По всем общественным законам никто не имеет права брать на себя освобождение общих неприятелей из мест блокированных, не производя противу их никаких военных действий и не взяв их пленными… тем паче со всяким оружием и со всеми награбленными ими вещами и богатствами».
— Господин Италийский, — кардинал Руффо пришел в сильное волнение, — произошла страшная ошибка. Умоляю вас, уговорите его высокопревосходительство неоставлять нас в беде. Уверяю вас, французы подписали капитуляцию, испугавшись только ваших войск. Если ваш отряд не вступит в Рим, то невозможно будет спасти от грабежа город и установить в нем порядок. — Руффо остановился перед Италийским. — Без российских войск армия его величества отступит. — Руффо лихорадочно схватил перо, начал тут же писать Ушакову и просил Италинского как можно быстрее доставить его послание командующему русской эскадрой.
Когда статский советник вошел в салон флагмана, Ушаков беседовал с вице-адмиралом Карцевым. Кардинал Руффо молил о помощи. Италийский спешно, запинаясь, переводил письмо:
— «…Ежели русские войска не будут продолжать марш свой к Риму… увидите, что занятия Рима не будет, ибо известно, что начальники многочисленной республиканской толпы думают занять город и крепость… По таковым обстоятельствам нужно будет иметь повеление вашего превосходительства, чтобы войска эскадры вашей продолжали марш свой, и потому, что иначе невозможно будет спасти Рим от грабежа и установить в оном добрый порядок».
Федор Федорович усмехнулся: о порядке заговорил.
«Без российских войск королевские будут подвержены великой опасности, и может быть, что они отступят назад…» — Италийский, не дочитав до конца, опустил письмо.
— Он просит ваше превосходительство, слезно просит помочь.
Ушаков медленно прохаживался по салону.
Жители и невинные жертвы волновали его сейчас больше всего. Он помнил Ионические острова, террор в Неаполе.
— Как мнишь, Петр Кондратьич?
Карцев поднялся:
— Порядка ради и смуты черни дабы избежать, — Карцов озорно прищурился, — в первый Рим русакам ступать по чести и совести будет незазорно…
Италийский поддержал его.
— Быть посему. — Ушаков вызвал флаг-офицера Головачева. — Курьера снарядить — немедля ордер заготовить полковнику Скипору и лейтенанту Балабину — идти и брать Рим.
30 сентября 1799 года многолюдные улицы Рима впервые встретили и приветствовали русские войска. До стен Вечного города давно докатилась молва от Анконы и Бриндизи, Манфредонии и Неаполя — русские матросы благонравны и добропорядочны. Не только разбой не учинят, но и, наоборот, — щадят пленных, защищают невинных.
Впервые за многие годы римляне столь бурно выражали свой восторг иностранным войскам, глядя на стройную колонну русских моряков.
«Виват, московито!» — неслось из открытых окон и с балконов. В голове отряда шли полковник Скипор и лейтенант Балабин. За их спинами в крепких руках шелестел, гордо рея на ветру, Андреевский стяг. По улицам и площадям древней столицы Италии гремела удалая русская песня, волной перекатывалась вдоль рядов ушаковских чудо-богатырей.
Неделю спустя, радуясь, Ушаков вчитывался в письмо своего адъютанта.
«Вчерашнего числа с малым нашим корпусом вошли мы в город Рим. Восторг, с каким нас встречали жители, делает величайшую честь и славу россиянам. От самых ворот св. Иоанна до солдатских квартир обе стороны улицы были усеяны обывателями обоего пола и даже с трудом могли проходить наши войска. «Виват, Павло примо! Виват, московито!» Было провозглашено повсюду с рукоплесканиями.
«Вот, — говорили жители, — вот те, кои бьют французов и коих они боятся! Вот наши избавители! Недаром французы спешили отсюда удалиться!» Вообразите себе, ваше высокопревосходительство, какое мнение имеет о нас большая и самая важная часть римлян и сколько много радости произвела в них столь малая наша команда! Я приметил, что на всех лицах было написано искреннее удовольствие», — восторженно сообщал Балабин своему адмиралу.
То было для Ушакова в уходящем году последнее радостное сообщение. Немало тягот и лишений выпало на долю моряков. Многих отважных бойцов недосчитались они в своих рядах, навечно остались те в чужой стороне.
Всего этого будто не знал и не замечал император. Зато вдруг главным освободителем Неаполитанского королевства оказался кардинал Руффо — Павел I пожаловал ему орден Александра Невского и звезду Андрея Первозванного, высшую награду России.
Быстро узнал об этом Нельсон и не преминул воспользоваться случаем. Лорды Адмиралтейства нечасто жаловали своих вояк, тем паче попусту, но тут был другой случай — а вдруг пройдет? Английский адмирал послал Павлу I, гроссмейстеру Мальтийского ордена доклад об осаде Мальты и просил о награждении капитана Болла за заслуги при овладении островом. Хотя, собственно, заслуги-то еще и не было. Главная крепость Ла-Валетта оставалась неприступной и сдалась сама через год, когда гарнизону нечего было есть. Не Болл был причиной… Нельсон просил русского императора — за особые заслуги в освобождении Неаполитанского королевства пожаловать русскими орденами английского посланника и его супругу, прекрасную леди Гамильтон…
Может быть, и это состоялось бы… Но увы… Ветры большой политики резко меняли свои румбы. Слишком явным стало вероломство австрийского императора и коварство короля Англии. К тому же Франция императора Наполеона потушила вконец тлеющие угли революции, она была уже не столь опасна…
Суворова предали австрийцы в Альпах. Ушакова бесстыдно обманывали на Апеннинах и англичане, и австрийцы. Ценой жизни русских матросов добывали себе славу союзники. Последний раз это было под Анконой, которая вот-вот должна была пасть после многомесячной блокады кораблями и осады с суши матросами эскадры Ушакова. Но австрийский генерал Фрелих действовал коварно и нагло. Появившись у стен Анконы, он тайно подписал капитуляцию с французами, приказал сорвать русские флаги со стен крепости и присвоил себе лавры победителя.
Мало было утешения Ушакову, когда по его решительному протесту Фрелиха отстранили от должности, а потом судили.
Для поддержания порядка Ушаков оставил в Неаполе отряд кораблей капитана 2-го ранга Сорокина, а сам с остальными кораблями пошел на Корфу, корабли требовали серьезного ремонта. В Мессинском проливе неожиданно пришло плохое известие, что эскадрам предстоит возвращаться к своим портам на Черном море. Эскадры надо было еще собрать вместе — Пустошкин блокировал Геную, Войнович крейсировал в Адриатике.
Эскадра Ушакова стояла на рейде в Мессине. Судя со стороны, корабли не спешили сниматься с якоря и уходить отсюда. Но слухи об уходе на Корфу, а потом в Севастополь кочевали с корабля на корабль. Становилось обидным до боли, что тяжкие хлопоты многих русских моряков, равно как и их подвиги вдали от родины, довольно безучастно воспринимались всесильным властелином в Петербурге. Там затевались новые конгломераты европейских дел и соответственно менялись партнеры.
* * *
Два месяца назад, когда Нельсон и король Фердинанд упрашивали Ушакова помочь очистить от французов Неаполитанское королевство, странные события происходили на другом краю Средиземного моря, у берегов Египта. Английская эскадра Сиднея Смита блокировала Бонапарта в Александрии. Противники вдруг встретились за чашкой чая. Наполеон очаровал Смита своей любезностью, и тот согласился выпустить из железного кольца блокады три транспорта. На одном из них Наполеон покидал Египет. Он спешил во Францию. Армия там терпела одно поражение за другим, страна стояла на грани разрухи, и только необычайные меры могли изменить события. Они не заставили себя ждать.
