Георгий Соловьев - Отец
Она изрядно подзабыла все свои когда-то разученные пьески и оттого, что путалась, досадовала на себя, краснея и кусая губу. Но игры не бросала: девочка ждала прихода отца и, чтобы не томиться, занялась музыкой.
Не ради только праздника вызвал телеграммой Дмитрий своих старых родителей. Но вот при телефонном разговоре в его голосе Александр Николаевич не почувствовал душевности. Что-то чересчур бодро он говорил.
«Ничего он не решил, напрасно, мать, надеешься, — думал Александр Николаевич, слушая сбивчивую игру внучки. — И к душевному разговору он не готов. И если это так, мы с матерью поведем разговор».
Старый Поройков все еще не знал, что он скажет сыну, какой совет даст в его трудном житейском деле. Он знал одно: все надо распутать, вычистить все лживое, ненастоящее из жизни Дмитрия, а стало быть, из жизни всей семьи Поройковых. Пусть это будет очень тяжело для всех, пусть беда Дмитрия так и останется для всех бедой, зато все должно стать ясным, чтобы ничего ни от кого не надо было скрывать, и тогда всем станет легче жить. А как и что надо будет делать, станет видно при встрече, сегодня же. Как казалось Александру Николаевичу, должна была, восторжествовать большая Правда жизни. В чем она была, эта Правда, он не смог бы объяснить словами, но всегда он чувствовал ее сердцем и знал, что она-то всю жизнь была его суровой союзницей, будет такой же и сейчас в его тяжелом отцовском деле.
XIV
Дмитрий Александрович вошел в квартиру немного запыхавшийся.
— Здравствуйте! Здравствуйте! — почти закричал он. — Папка ты мой! Мама! Ой, Лидок, да ты подросла! Даже платье новое пришлось бабушке шить. Ну и молодцы. И самолетом не заробели?! — говорил он, не скупясь на объятия и поцелуи. — Отдохнули с дороги? А поели чего?
— Лиду накормила. А мы с отцом тебя ждали. И от дороги не устали, — ответила Варвара Константиновна. — Этот твой Кисель молодец какой: и яичек припас, и винца, и всего, что надо. Сам-то ты голодный?
— Нарочно ничего не ел, чтобы с вами поужинать. Ты, мамка, тогда эту самую яичницу, что ли? Или, может, мне заняться?
— Сиди уж. Лида, ты бы на стол пока собирать начала. — Варвара Константиновна открыла буфет. — Доставай-ка, что требуется. — Она своим спокойным тоном как бы просила Дмитрия уняться и тоже успокоиться.
— Мы вместе займемся сервировкой, — воскликнул Дмитрий. — Ну-ка, Лидок! По всем правилам.
Он начал расставлять рюмки, тарелки, звеня ножами и вилками, и все это делал суетливо, расспрашивая Александра Николаевича про Артема и Вику, про Марину и Анатолия.
«Бодрится. И не знает, как к главному приступить. Да и как приступишь при дочери-то», — определил состояние сына Александр Николаевич.
Улучив минуту, будто по делу, Дмитрий ушел на кухню.
— Мама, — сказал тихо он, меняясь в лице и робея. — Мама… На, прочти, — он отдал матери письмо Зинаиды Федоровны. — Ведь нам нельзя… Невозможно много говорить, пока Лидочка с нами. В котором часу она теперь ложится спать?
— Может, сегодня с дороги и пораньше ляжет. Да только от разговора с ней ты не уйдешь. Ока почти все знает, — тихо ответила Варвара Константиновна. Она развернула и прочла письмо с совершенным спокойствием. — Ты по телефону Лидочке обещал скорую встречу с матерью? Что надумал?
— Ты видишь, мама, как она… Зинаида, несчастна… Я отдам ей дочь. Я должен это сделать.
— А сын? Саша? С ним как решил?
— Ах, мама, тут я сколько ни думал, ничего не в силах изменить.
— Не в силах? Подумаем тогда вместе. — Варвара Константиновна твердо и строго взглянула в глаза Дмитрию. — Старик решил вернуть себе внука. Иди к Лиде да пришли ко мне отца.
Из немногих слов матери Дмитрий понял, что его родители будут вести себя в его деле решительно и ему нужно быть готовому к тяжелым испытаниям — и в ближайшие же часы. Вернувшись в столовую, он послал Александра Николаевича к Варваре Константиновне и, увидев, что Лида с трудом нарезает хлеб, взял у нее нож. Он уже не мог заставлять себя держаться так, как держался до короткого разговора с матерью.
— Папа, ты мамины письма принес? — заметив перемену в нем, спросила Лида.
— Какая ты нетерпеливая. Подожди немного, и мы поговорим обо всем, — как только мог спокойно, сказал Дмитрий.
Лидочка вздохнула.
«Да, она знает… Но как много она знает?» — с растущей тревогой подумал он и все с тем же деланным спокойствием сказал:
— Что же ты плохо помогаешь мне? Не кажется ли тебе, что рюмки надо протереть салфеткой?
Дмитрию стало трудно быть наедине с дочерью.
— Какую вы в самом деле красоту навели! — сказал Александр Николаевич, возвращаясь в столовую. — И меню-то всего из одной яичницы, а вы стол накрыли, как в салоне на теплоходе. Сейчас бабушка подаст. Садитесь уж. А меня куда посадишь, хозяюшка? — спросил он, трепля внучку по щеке.
— Бабушка сядет на мамином месте. Ты, дедушка, сюда, напротив. А я напротив папы.
Александр Николаевич сел за стол с воинственным видом и за ужином выжидательно молчал. Он, как подумалось Дмитрию, в чем-то не сговорился с матерью. Варвара Константиновна, занятая своими тревожными мыслями, тоже была молчалива. «Настроение у них как перед грозой. Вот-вот ударит первая молния», — думал Дмитрий со все нарастающей тревогой.
— Папа, скажи мне. Только правду скажи, — в общем молчании заговорила Лида.
Дмитрий почувствовал, что это и есть начало грозы.
Лида помедлила, с недетским спокойствием глядя, как опускает голову ее отец, и упрямо продолжала:
— Меня одна женщина назвала подкидышем, она сказала, что мама от нас с тобой ушла и бросила меня, а ты подкинул меня бабушке и дедушке. Правда это?
Дмитрий с трудом поднял голову и заглянул в настороженные глаза матери. «Видишь, от разговора с дочерью ты не ушел. И смотри: отвечай так, чтобы потом снова не пришлось вилять», — так сказали глаза матери. Дмитрий перевел взгляд на старого отца. И тот будто сказал ему глазами: «Только не ври. Сумей сказать правду и пощадить ребенка. И знай: раз мы с матерью тут, много не пофинтишь». И тогда Дмитрий Александрович заставил себя взглянуть прямо в лицо дочери.
— Я скажу тебе, Лида, правду… Мы поссорились с мамой. Виноват был я, но мы не успели помириться. Мама уехала потому, что заболел твой другой дедушка. Поэтому я тебя и отвез на время. Это правда. Мама тебя по-прежнему очень любит, скучает по тебе. И скоро ты будешь с ней. Это тоже правда.
— Она приедет к нам? — спросила Лида, сдвинув жиденькие брови.
— Да, приедет, — ответил Дмитрий твердо.
«Эх, как нелегко все же врать-то. Однако иначе не скажешь», — подумал Александр Николаевич и, переглянувшись с Варварой Константиновной, сказал:
— Поняла, внучка? Отец твой признал вину и ошибку исправляет. Знаешь, есть правило: лежачего не бьют. Значит, и разговору конец. А ты, Митя, пока еще не поздно, маленько город мне покажешь. Погуляем по улицам часок.
Хотя Александр Николаевич и поспешил помирить Дмитрия с дочерью, гроза на том не кончилась: старый отец не намерен был откладывать крупного разговора, для того и собирался на прогулку с Дмитрием.
Когда они выходили из квартиры, Варвара Константиновна успела шепнуть что-то мужу.
— Ладно уж, — буркнул Александр Николаевич и уже на улице сказал как бы про себя: — Ишь ты, говорит, чтобы не очень. Помнил чтобы про сердце. А разве сердцу легче, если такое долгие дни переживать? Веди-ка туда, где посидеть можно, поговорить чтобы.
— Прохладно, папа. Вечереет, — несмело предостерег Дмитрий.
— Веди, говорю. Видишь, под пиджаком у меня жилет шерстяной. Не боюсь вашей балтийской прохлады.
Самым близким и удобным для разговора местом был небольшой парк у братской могилы. Туда и привел отца Дмитрий.
— Это тут, значит, покоятся наши воины? — Александр Николаевич обошел цветник, разбитый на могиле, всмотрелся в бронзовых солдата и матроса и, направляясь к скамейке под высокой густой липой, сказал: — Не хотелось бы на этом святом месте такой разговор вести. Обдумали мы твое дело. Мать считает, что надо все поделикатней сделать. А я вижу, дело твое жестокое и слезливую деликатность в нем соблюдать невозможно. Без страдания его не распутать.
Александр Николаевич сел на скамью и помолчал, отдыхая.
— Письмо твоей супруги я читал. Быть вам надо опять вместе. Так мы с матерью считаем. Мать тебе на этот счет свои резоны скажет. Слушай, что я тебе как отец скажу. Надо нам найти настоящую правду. Не может быть, чтобы жизнь оказалась такой несправедливой ко многим людям сразу. Вот и поищем эту правду да по ней и поступим, а не сослепа. — Тон Александра Николаевича совсем не соответствовал тому ершистому виду, с которым он готовился к разговору. Но тон его был властный, и Дмитрий почувствовал себя перед старым сухоньким своим отцом мальчишкой, для которого отцовское слово — закон. — Ты, сынок, забыл, что ты отец, муж и отвечаешь за свою семью. Покаюсь: и я считал, что ты правильно сделал, когда дочь не отдал Зинаиде. А время прошло и вон чего показало. Как у всех за это время горе наросло, что и носить его трудно в сердце. Пришло время, и должен ты власть свою мужнюю, отцовскую проявить, мудрую и любовную. Не поздно. Трудней, да не поздно. Если ты от отцовства в кусты спрятался, имей в виду: я от внука не откажусь… Где он сейчас, внук Саша?